о заботе (жигори) (2/2)

Слова теряются в потоке разливающегося от щёк тепла, и полковник замолкает. Обхватывает рукой чужую шею, лицо красное прячет на плечо, целует мимолётно благодарно оголённую ключицу и просто желает, чтобы никто сейчас не вышел на лестничную клетку. В тесном пространстве места мало, но Игорь умудряется разворачиваться так, чтобы не задеть стен. Идёт одним темпом, не уставая, и у Жилина предательски тяжелеет в животе при мысли о том, насколько Игорь сильный.

В квартире Катамаранов помогает полковнику переодеться, приносит воды и постель сам расстилает. Устраивает в кровати импровизированную подставку для гипса, смастерённую из подушек и покрывала. Серёжа смотрит, как деловито он устраивается рядом, руку свою кладёт на Жилинскую грудь, и ощущает дикую волну умиротворения. Он знает, что утром Игорь уйдёт. На день, два или неделю. Он часто уходит, но всегда возвращается, а значит, можно насладиться этим ощущением чужой заботы сполна.

Жилин ошибается.

Потому что Игорь никуда не уходит. Будит утром случайно звоном разбитой тарелки, появляется в спальне с криво нарезанными бутербродами и сладким-сладким горячим чаем. Хмуро признаётся, что уронил небольшое блюдце с росписью синих цветов, и целует мягко в уголок губ опешившего от такого поворота событий Серёжу. Садится рядом на постель, прижимаясь спиной к стене, ладонь свою горячую кладёт на здоровую ногу, круги на ней пальцами выводит, рассказывая что-то о маленьких бобрятах, которых видел пару дней назад в лесу.

Жилин улыбку в чашке чая прячет, слушает, впитывая в себя ненавязчивые приятные прикосновения. Слушает внимательно о том, какое будет жаркое в этом году лето и как сложно найти среди хлама на работе ключ на семнадцать, особенно если забыл его где-нибудь на крыше заброшенного здания.

Глушит в себе тоску, когда Игорь всё-таки уходит, и взволнованно смотрит, как спустя час тот возвращается с пакетами продуктов. Деловито, по-хозяйски моет в раковине украденную с чьего-то огорода кислую недозрелую шпанку. Жилин шутит, как повезло Катамаранову, что он не при исполнении, иначе пришлось бы посадить на пятнашечку за кражу чужого имущества.

Вечером они едят жёсткие ягоды, сидя на кухне. Кривятся вдвоём от ядерной кислоты, выплёвывают косточки в подставленное блюдце – уже другое, с росписью небольших птиц – и смотрят сквозь окно, как высоко летят в закатном оранжевом небе облака.

Ночами нога ноет и болит. Серёжа старается не вертеться, чтобы Игоря не будить, но тот всё равно просыпается. Идёт за лекарством, поднимает ногу повыше, проходится сильными прикосновениями по бедру, разгоняя кровь. Движения его осторожные, неловко ласковые, без капли похоти, и Жилин, сонный и измученный ноющей болью, благодарно обнимает его руку, переплетая пальцы, чмокает в горячее плечо, засыпая.

Игорь оттесняет ставшего мыть посуду полковника от раковины, ворчливо приказывая ему сесть обратно на стул. Поливает цветы на подоконниках, съедая несколько пожухлых листьев, и задумчиво читает написанные убористым Жилинским почерком рецепты голубцов и печёной картошки.

Серёже жутко неловко, ему обременять не хочется никого. В конце то концов, у него не руки сломаны, поэтому спустя неделю Катамарановского присутствия он говорит ему, что постоянно сидеть рядом не обязательно, чай не маленький уже и не безрукий. Игорь в ответ напрягается весь, смотрит неожиданно беззащитным взглядом. На душной кухне, где совершается процесс приготовления голубцов, вкусно пахнет едой. Смешанный с рисом фарш и большие листы спёртой с чьего-то огорода капусты остывают на подоконнике.

Катамаранов руки вытирает о полотенце, смотрит в сторону, отвечает как-то глухо:– Ты прямо говори, Серёга. Хочешь, чтобы я ушёл?

Жилин, только сейчас осознавший, как его слова прозвучали со стороны, тут же мысленным подзатыльником себя награждает. Накрывает сжатую в кулак чужую ладонь, поглаживает слабо, наблюдая, как с этим движением уходит из Игоря напряжение.

– Ну что ты, хороший мой, разве я дурак какой? Я не хочу просто, чтобы ты дела свои ради меня оставлял, себя пересиливал. Не пропаду я один.

Катамаранов ладонь окончательно расслабляет, позволяет Серёже рукой водить по грубоватой коже, цепляет указательным пальцем чужой безымянный, сжимает мягко. Отвечает, не глядя в глаза:

– Ты – мои дела.

И возвращается деловито к голубцам. Больше тему эту Жилин не поднимает. Спрашивает только раз, не ждут ли Игоря на работе, на что тот фыркает только и глаза закатывает. Говорит, пущай отдохнут от него, потом он оторваться успеет на катке своём и экскаваторе.

Через несколько дней безвылазного сидения в квартире полковнику становится скучно. Он смотрит тоскливо, как уходит на пару часов куда-то Катамаранов. Возвращается тот всегда с то карманами, полными жимолости, то с небольшими букетиками полевых душистых трав, которые Жилин скурпулёзно перебирает, вяжет в небольшие пучки, чтобы высушить потом на балконе. От долгого чтения болят глаза, от сидения перед телевизором ноет спина, да и смотреть на нём особо нечего – физиономия Ричарда уже набила оскомину, даже милое личико Тани рядом не спасает.

Вечерами полковник смотрит в окно, наблюдая за гаснущими постепенно соседскими окнами, и вдыхает запахи летних сумерек. Вздыхает тяжело, почёсывая надоевший гипс, и скучает по работе.

В один из таких вечеров Игорь подходит сзади, набрасывает на плечи тёплую кофту, говорит:– Гулять идём.Жилин смотрит в ответ недоумённо, хмурится.– Куда ж я, голубчик, пойду? На одной ноге шибко не нагуляешься.

Игорь смотрит на него, как на несмышлёного ребёнка. Касается пальцами лба в жесте типичной Катамарановской привязанности, скользит за ухо на затылок, зарываясь в тёмные волосы.

– У тебя, товарщ мент, ноги три. Я тебе свои даю в бесплатное пользование. Кофту надевай, ветер сегодня.

Жилин бы и рад возмутиться, но только перспектива снова остаться дома, когда есть возможность выбраться на свежий воздух, его не прельщает. Он быстро одевается, тянется было к стоящим рядом костылям, но Игорь головой отрицательно качает, наклоняется, вытянув руки вперёд, и у Серёжи снова дыхание перехватывает, когда его прижимают к тёплой груди. Жилин ладонь правую кладёт поверх майки, ощущая мерное сердцебиение, а второй зарывается в чужие волосы, пропускает прядки через пальцы, утыкается носом за ухо, и сдержаться не может – целует коротко в шею, смотрит, как мурашками покрывается краснеющая кожа.

Игорь относит его к дальней лавочке, спрятанной ото всех зарослями черёмухи. Усаживает осторожно, сам садится рядом, запрокидывает голову к звёздному небу, облокотившись о жёсткую деревянную спинку. На улице хорошо – ветер ерошит ласково волосы, проходится по лицу, охлаждает горячие щёки. Где-то вдалеке слышится собачий лай, в открытом окне первого этажа кто-то громко ссорится, бьёт тарелки, но Жилин всё равно улыбается. Смотрит на умиротворённого Игоря, прислоняется незаметно к его плечу, ладонью к себе его лицо поворачивает и целует. Поглаживает большим пальцем колючую щеку, прикусывает несильно нижнюю губу, зная, как Катамаранову это нравится.

Отстраняется немного, трётся кончиком носа о чужой нос в жесте щемящей благодарности, шепчет:– Спасибо.Игорь просто целует его в ответ.