о заботе (жигори) (1/2)

Жилин ломает ногу в самом начале лета.

Он бы и рад сказать, что пострадал в результате какой-нибудь бандитской перестрелки или же во время погони за особо опасным преступником, но реальность штука жестокая. Полковник просто оступается на лестничной клетке, вывернув стопу под неудачным углом. Удерживается, цепляясь руками за перила, пережидает всплеск сильной боли, кольнувшей ярко в сознание раскалённой звездой, и через несколько мгновений продолжает спускаться, ворча недовольно на снова не работающий лифт. Нога пульсирует упрямо тупым тянущим ощущением, но Жилин на это особого внимания не обращает – прихрамывает весь день тихонько по небольшому кабинету, разгребает документы и думает, что надо бы растереть ноющую щиколотку дома настойкой. В конце-то концов, ничего серьёзнее вывиха он получить не мог.

Дорога домой занимает куда больше времени, чем обычно. Серёжа плетётся медленно, останавливается иногда, давая ноге отдохнуть, а когда видит представшую перед ним лестницу, на которую ещё нужно как-то взобраться, лишь вздыхает тяжело и устало. Нога пульсирует в такт громкому ритму в ушах, собственное тело ощущается чудовищно тяжёлым, и в квартиру Жилин заходит весь мокрый и дрожащий от напряжения. Будто вагон картошки разгрузил, а не по лестнице поднялся.

Валится облегчённо на стоящий в прихожей старый потрёпанный пуфик и прислоняется затылком к стене. Вытягивает вперёд ногу, задумчиво сверля взглядом обутую в форменный ботинок стопу и думает, как снять его максимально безболезненно. По ощущениям, обувь стала на размер меньше.

– Серёг? – Игорь, явно услышавший, что Жилин пришёл, выходит из спальни. Взъерошенный, вымытый стараниями самого полковника, в серых растянутых штанах и майке своей вечной, от которой пятна тёмные уже не отмываются. Явно спал весь день, вон на щеке след от уголка подушки виднеется. Шатается по стройке своей днями, да по болотам, а потом отсыпается, руками загребущими тёплыми Серёжу оплетает, еле-еле утром выпутаться получается. – Ты ч-чего сидишь-то тут?

– Отдыхаю, голубчик.

Игорь хмурится недоумённо, подходит ближе. Присаживается на корточки рядом, и полковнику тут же в нос бьёт еловый запах, отдающий машинным маслом и яблочным шампунем для волос. Вспоминается, как мыл вчера вечером Катамаранову голову, почесывая нежно по затылку, ворчал что-то о грязнулях да поливал тёплой водой из ковшика так, чтобы пена не попадала на лицо.

Сейчас Игорь смотрит внимательно глазищами своими тёмными, говорит отрывисто:– Темнишь, тварищ полковник.Жилин фыркает в ответ, взгляд отводит, по-ребячески не желая слабость показывать. Подгребает ногу к себе, сгибая в колене, и морщится незаметно. Ну, ему кажется, что незаметно. Игорь цепким взглядом выхватывает всё, что нужно.

– Как же это, Игорь, темню? Мне темнить по званию не положено, светлить только. Вот сейчас посижу и всё. И приду к тебе. Ты иди, отдыхай.

– Отдохнул уже.

Катамаранов отвечает коротко и неожиданно ладонь горячую кладёт Серёже на колено больной ноги. Ведёт ниже, к щиколотке, и Жилин не выдерживает, шипит болезненно, выдыхает резко, смаргивая непроизвольно выступившие от боли слёзы. Игорь косится осуждающе из-под чёлки, но ладонь его, вновь вернувшаяся на колено, поглаживает успокаивающе и аккуратно. Полковник под взглядом этим вдруг испытывает давно позабытое чувство лёгкого стыда, как в детстве, когда приходил домой с расквашенным носом, и мама смотрела взволнованно-сурово.

– Да ничего такого, просто оступился на лестнице. Натрудил за день, вот и болит.

– Мозг ты свой натрудил, Серёг. Вот милиция, она уж умной должна быть, исполнительной. А ты что?

Жилин хмурится недоумённо.– А я что?

Игорь бурчит что-то недовольно, опускается для удобства на колени и принимается шнурки на чужом ботинке развязывать. Распутывает наскоро завязанный с утра узелок аккуратно, а Жилин на макушку его смотрит, на выступающую косточку правого плеча, и не сдерживается – касается голой кожи, пальцами контур очерчивает. Катамаранов в ответ мельком щекой к руке его прикасается, прижимая ладонь к плечу. Греет колючей скулой, потирается, вынимая шнурок из проделанных дырочек. Закончив, приподнимает ногу осторожно и ботинок снимает. Стягивает носок, открывая взгляду опухшую и посиневшую стопу. Смотрит сурово снизу-вверх, осторожно ногу опускает на пол и тянется, двумя пальцами правой руки несильно стукает Серёжу по лбу.

– Балда.***Закрытый перелом двух костей плюсны награждает полковника гипсом аж до самого колена. Угрюмый доктор выписывает больничный на месяц с обязательным повторным посещением и выпроваживает их за дверь. Вечер пятницы, понятное дело – всем хочется домой.

Серёжа перехватывает поудобнее выданные костыли, вздыхает глубоко и косится на стоящего рядом Катамаранова. Не выдерживает и фыркает от смеха, сгибается немного, тихо ухая, и не может убрать глупую улыбку с лица. В больницу поехали сразу, не переодеваясь, и когда выяснилось, что штаны надо либо резать, либо снимать вообще, перед Жилиным встал серьёзный вопрос – или портить новенькие, выданные щедрым государством брюки, или ехать до дома в трусах.

Выручил, как и всегда, Игорь. И сейчас они стоят вдвоём, в начинающихся сумерках на небольшом больничном дворике посреди цветущих клумб, и тихо посмеиваются. Жилин в растянутых серых трениках с неровно обрезанной левой штаниной, но зато в рубашке и кителе, и Катамаранов, одетый в чистенькие форменные брюки и белую пятнистую майку.

Становится не до смеха, когда таксист высаживает их у подъезда. Желает приятного больничного, напоследок мигая фарами, и скрывается за поворотом. Лестница маячит впереди персональной дорожкой мучений. Спускаться с неё, опираясь на Катамарановское плечо, было ещё сносно, но вот подняться на костылях явно будет посложнее. Глубоко вздохнув, полковник направляется к первой ступеньке, решительно перехватив покрепче костыли. Тёплая рука тут же обвивается поперёк живота, останавливает, позади слышится тихое и недовольное ?э, куда?, и в следующее мгновение Жилин оказывается крепко прижат к груди Игоря.

Лицо опаляет жаром, когда Серёжа, машинально перехватив грозящие вывалиться из рук костыли, бормочет растерянно:– Игорь, ты чего творишь, поставь давай обратно. Я сам.

– Сам ты уже делов наделал.

Полковник ощущает кожей вибрацию его голоса, чувствует, как начинает пульсировать опущенная вниз и пережатая чужой рукой нога, утяжелённая гипсом. Катамаранов перехватывает его поудобнее, заходит боком осторожно в подъезд, чтобы не ударить Жилина о проём ни головой, ни ногами, и начинает подниматься лестнице.

– Игорь, ну что соседи подумают?

– Что я тебя украл. Как невесту.

– Какую... Ты что, совс… Ну….Игорь.