разрешённое разрушение (2/2)
Коуске смотрит ей в глаза, как загипнотизированный, не движется и едва дышит. Шин Э ласково прикасается к щеке, оглаживает приоткрытые губы, ткань рубашки — ледяная, а его кожа по сравнению с ней — кипяток. Он — целый костёр, в который хочется броситься без оглядки.
Тишина оглушает.Коуске медленно поднимает руку, будто боится, что Шин Э отстранится, и ведёт пальцами от шеи к плечу, цепляет тонкую бретель и отодвигает в сторону. Вторая соскальзывает вслед за первой, и платье с шелестом падает к ногам. Шин Э, не смущённая ни холодом, пробежавшимся по голому телу, ни того, как Коуске кусает губу, наклоняется и упирается лбом в его лоб. Меж ними — жалкие сантиметры. Он подаётся вперёд, и горячее дыхание опаляет рот.
От контраста температур Шин Э дрожит: позади раскрывает пасть ледяное королевство, а впереди разгорается пожар. И как бы ни был дьявольски красив и необходим этот пожар, она, усмехнувшись, мажет поцелуем по щеке.
Коуске неудовлетворённо вздыхает.Подожди, подожди, всё будет — всё, что ты захочешь, и даже то, что захочет она, ведь ваши желания созвучны и пересечены. Будет всё — и больше.
Шин Э наклоняется к шее и прикусывает кожу под ухом, в тот же момент надавливая на плечи, сбивая планеты, звёзды, замахиваясь на контроль — и заставляя Коуске упасть на спину. Кровать тихо скрипит, он удивлённо моргает и смотрит на неё с растерянностью, а Шин Э не теряет времени — садится сверху, разводит его руки в стороны и расстёгивает последние пуговицы. Распахнув рубашку, она невесомо пробегается пальцами по торсу, желая впечатать в память это ощущение, этот момент, его прервавшееся дыхание. Кожа прохладная и влажная из-за промокшей одежды. Коуске облизывает губы.Он выглядит удивлённым, но не шевелится и ничего не говорит. Шин Э принимает это за знак согласия и позволение продолжать, чему она радуется, но мысленно: дать во взгляд пробиться детскому восторгу и растянуть губы шальной, широкой улыбкой, словно у ребёнка, заполучившего игрушку, — непременно сбить атмосферу. Шин Э хочет выглядеть перед ним властной, она — ведёт, а он — поддаётся.
В приглушённом свете её образ темнеет и насыщается энергией. Вода стекает с волос, прилипшим к шее, капелька скользит по ключице, к ложбинке меж грудей, и Коуске опускает взгляд вслед за ней, заворожённый, обезоруженный, пленённый и готовый делать всё, что Шин Э скажет. Она не дрожит, не отвлекается ни на что и совершенно не смущается — что смущает его, — у неё в глазах лихорадочный огонёк, от которого становится тепло, щекотно и совсем немного страшно.Шин Э обводит выступающие ключицы, надавливает ладонью и ведёт вниз, ближе к животу приподнимая запястье и прикасаясь лишь пальцами. Она останавливается у края брюк, подцепляя ремень ногтём. Коуске шумно вдыхает и прикусывает губу, Шин Э, отзеркаливая его действия, думает, что готова продать мир за то, как он раскрывается перед ней.Грудь вздымается от тяжёлого дыхания, а щёки заметно алеют.У обоих.Есть что-то, что ему может дать только она. Наверняка есть. Но что?Идея приходит внезапно, вылизывая черепушку шершавым языком — в голове звенит. Только тогда Шин Э, озарённая, отводит взгляд в сторону, осматривая комнату, будто в ней есть кто-то, кому возможно бросить ?и что ты мне раньше не сказал??. Снова смотреть на Коуске оказывается тяжело — щёки колет, в животе стягивается тугой ком, а ладони потеют от волнения.А что, если не понравится?Она не любит останавливаться и сомневаться перед тем, о чём потом, вероятно, пожалеет, если не сделает. Не понравится? Взрослый мальчик, скажет и объяснит, а со своей природной харизмой и любовью указывать на чужие косяки ещё и посоветует, как лучше.Шин Э приподнимается и слезает с кровати. Коуске не спешит прерывать тишину, как и она не собирается ничего говорить — немой вопрос отражается на его лице.
Пол приветствует холодом и дискомфортом в коленях, ремень звякает — Шин Э расправляется с ним на удивление быстро и отбрасывает его в сторону, когда Коуске приподнимается на локтях. Вместо вопроса — смущённое и громкое непонимание происходящего.— Подожди, — низкий голос дрожит. — Ч-что ты… подожди, нет, не надо.Она перехватывает его руки, пытающиеся перехватить её, и отводит их в сторону. Ничего не говорит, лишь смотрит упрямо, снизу-вверх, медленно дыша и надеясь передать ту всепоглощающую уверенность, которая бьётся под кожей. Не пререкайся. Не сопротивляйся. Не сомневайся.Он нервно сглатывает и прикрывает глаза. От того, что происходит дальше, у Коуске дрожат кулаки и под веками плывут яркие круги. Дыхание ускоряется, биение сердца глухое, раскатывающееся эхом, отдающееся пульсацией в виски, он непроизвольно сжимает простынь — кажется, ткань трещит, будто порвётся, стоит приложить чуть больше силы, и прохлада комнаты не остужает горячее тело. Он — словно огонь, который ничем не затушишь. Его источник неиссякаем.Не сомневается.Когда Коуске открывает глаза, ему хочется провалиться под землю от смущения, но желание перевешивает — и он смотрит, не отворачиваясь ни на секунду, и происходящее запоминается деталями: дождливой ночью за окном, стёклами, залитыми каплями, лампами, приглушённый свет которых убаюкивает, вьющиеся волосы Шин Э и абсолютно, неоспоримо, жутко неприличные звуки — особенно его приглушённые то хрипы, то стоны. В какой-то момент — проходит точно вечность — Коуске не выдерживает и касается её щеки, ведя к подбородку. Он тянет остановившуюся Шин Э к себе, вверх, и мягко, будто боится сломать, обнимает и опускает на кровать. Она моментально обхватывает его талию ногами и впивается пальцами в лопатки, цепляет ворот, пытаясь стянуть рубашку, и Коуске приподнимается, давая ей сделать это.
Не пререкается.
О, он хорош. Иногда Шин Э думала, что даже слишком, но такие размышления — бесполезны, ведь Коуске выбрал её, и он может выбрать другое, а она ничего не изменит. Тратиться на переживания — одно из последних, на что ей хочется спускать время, которое можно отвести под что-то более полезное.
Но да — он хорош. Чертовски хорош.
Она оглаживает крепкие плечи и смотрит ему в лицо. Взгляд у Коуске нежный — бьёт под дых. И вдруг — на мгновение это похоже на борьбу — Шин Э толкает его в грудь, перекатывает в сторону и, прижав к кровати, нависает сверху. Он морщится — мокрые волосы бьют Коуске по лицу и щекочут нос.Не сопротивляется.Этот день и ночь — всё, что довело их до точки, дало им свободу, подтолкнуло друг к другу — поистине волшебны. Ни с кем бы и нигде больше ему не понравилось быть сейчас. А она бы не продала эти моменты на спокойный вечер за интересным сериалом и с любимой едой.Коуске подаёт руки, и Шин Э опирается на них.Вести его, брать тот темп, который хочется, видеть всего и сразу, иметь контроль над неподконтрольным — головокружительно, ей кажется, что она в раю, а может быть, и в аду, на отдельном, незапланированном кругу для нежных собственников, находящих наслаждение во власти, даже когда они сами смотрят снизу-вверх, стоя на коленях, лёжа под, двигаясь навстречу прикосновениям, чтобы сильнее, ощутимее, чтобы сердце стискивало крепче, чтобы жар в теле распалялся и выходил за его границы.
Всё, что происходит с ними, будто сон, но то наслаждение, которое захлёстывает их на пике, громогласно шепчет, что нет никаких снов, а это — реальность. Время замедляется, тело сковывает цепями — они рвутся, звенят и рассыпаются осколками по коже, как острые дождевые капли.
Шин Э тяжело дышит и припадает к его груди, утыкаясь носом в шею. Становится ещё жарче. Коуске приобнимает её и прижимает к себе, перебирая кончики влажных волос. Всего несколько секунд, чтобы вернуть осознанность — и она оставляет короткий поцелуй на ключице и сползает в сторону, ухватываясь за одеяло и натягивая его на себя и Коуске.— Это было… — он останавливается, пытаясь подобрать верное слово, но на ум ничего не приходит. Блаженная пустота — и точно такая же внутри тела вместо пожара, но это не опасно и не неприятно, как бывает, когда душа бьётся и осколки врастают вовнутрь.
Шин Э утыкается лбом ему в плечо и бурчит:— Ничего не говори.Оказывается, если не смущаться в процессе, то всё сполна накатит после, да так, что ослабнут ноги. Она надеется, что Коуске не заметит румянца на щёках, потому что ей кажется, что на них — пожар.
Может, со временем Шин Э привыкнет? Хотя бы чуть-чуть.Определённо стоит попробовать ещё раз, чтобы узнать ответ.Она широко — и по-детски — улыбается.