во имя (1/2)

Вернись. Вернись. Это больно. Это очень-очень.Больно.~— Знаешь что? Ракушки! — она вытягивает руки вверх и растопыривает пальцы, широко улыбаясь и блаженно жмурясь под ласковыми лучами солнца. Они напоминают ей о мягких прикосновениях матери.О которых Шин Э ничего-ничегошеньки не знает.Ён Ги позади смеётся.— Какие?

— Обычные. Вот, — она указывает на прибрежные камни. Волна, лизнув их, уползает к морю, и цветастые мелкие раковины блестят. Задорно, словно бы смеются — а смех звонкий, раскатистый, как тонкий звон колокольчика. Он напоминает о смехе сестры.О котором Шин Э ничего-ничегошеньки не знает.— Это упавшие звезды?

— Ён Ги, это ракушки, — тон падает, сменяясь нравоучительным и колючим. — Ракушки. Обыкновенные.

— Ты совсем не романтична.

Шин Э закатывает глаза. А потом она фыркает, ёжась — голые плечи ласкает прохладный прибрежный ветер, и ей хочется одного: прижаться к Ён Ги, прикрыть глаза и слушать шум прибоя, будто бы не осталось ни людей, ни мира, ни времени — лишь они одни в пустоте пляжа. Ён Ги стоит прямо за ней, лучезарно улыбается вместо солнца, его рыжие-рыжие волосы, как слабый огонь, слегка колышутся. Шин Э перешагивает расстояние меж ними и обнимает его, пряча лицо на груди.

— Окей, — она глубоко вдыхает, думая, что эта затея пойдёт против неё. — Ты любишь меня?Они никогда не спрашивали об этом.Не нужно. Они и так знают. Всё ясно без слов.Ветер щекочет голые плечи, треплет волосы, отливающие медью, дёргает Ён Ги за рубашку и пробегается дрожью по ногам. Море шумит. Волны ласкают камни. Ракушки блестят. Мир молчит.Шин Э не выдерживает тишины первой:— Это тоже не романтично?Его грудь мерно вздымается и опускается. Ён Ги невесомо касается её щеки и за подбородок поднимает лицо.

— Это так романтично, что я растаял, — он приближается за секунду — настолько близко, что нет ни ветра, ни воздуха, никакого расстояния, — и улыбается в искусанные губы. Шин Э фыркает, собираясь что-то сказать, но первый звук заглушается поцелуем.

~?Я буду писать тебе письма. Обязательно?.До чего шаблонно. Ну, кто так не говорит? Ну, кто осмелится обойти прекрасную возможность сверкнуть звонким словцом, тёплым обещанием?

До чего фатально.

Потому что писать никто ничего не будет.Или так она думала.~Он пьян. Душевно. Физически.

— Если ты уйдёшь, я тебя найду.

Шин Э кладёт руку на его голову, проводит по взъерошенным волосам, перебирает пальцами пряди и грустно улыбается. Ён Ги подаётся под нежное прикосновение.

— Я вернусь, — она вздыхает.

Он упирается лбом ей в живот и секунду спустя обнимает, придвигаясь ещё ближе. Шин Э не видит сонного лица, но знает: на нём — звенящая усталость, буквально орущая ?помогите?. Но никто ему не поможет, потому что Ён Ги не позволит. А не позволит, потому что никто-никто никогда не сможет, кроме Шин Э.Но не помогать ему — это то, что им обоим необходимо.Шаблонно?

Фатально.~Уезжает не она, а он.

В словах ?если ты уйдёшь, я тебя найду?, помимо безобидной угрозы, стальное ?останься?.В словах ?я вернусь?, помимо стального обещание, безобидное ?как будто от тебя куда-нибудь денешься?.~?Ты не представляешь, как в Санкт-Морице пахнет воздух.

Тобой.

Мне кажется, что куда бы я ни поехал — везде пахнет тобой. Хочу, чтобы однажды и ты побывала здесь и сказала мне, как оно на самом деле — свой запах ведь не учуешь. Может, тогда будет мой?

Смотреть в небо, смотреть на горы, смотреть на людей, смотреть в пустоту — видеть тебя. Закрывать глаза — видеть тебя. Знаешь, в чём я уверен больше, чем в завтрашнем дне?

Ты никогда не исчезнешь.Я всегда вернусь. К тебе.Не важно куда.Мёртвый или живой,разницы, жено, нет.Сын или Бог, я — твой*.Седьмое.