ласточка ластится (2/2)
— Ты боишься его?Шин Э сцепляет пальцы в замок, прежде чем ответить. В горле пересыхает.— Нет.— Есть ещё кто-то, кого ты не боишься?— Да, — она улыбается. На ум сразу же приходит человек с ярчайшей улыбкой. — Ён Ги. Его брат. Мы хорошие друзья.— Почему ты их не боишься?— …потому что я им доверяю?Часто их сессии походят на пассивные споры, но Шин Э это даже нравится. Она ощущает интерес и желание высказаться, как если бы защищала свою точку зрения, будучи уверенной в том, что правда на её стороне.— Но раньше ты в какой-то мере доверяла и остальным окружающим. А теперь шугаешься их.Лицо стягивает маской спокойствия.— Давайте закончим на сегодня. К тому же время уже подошло к концу.
Психотерапевт на секунду щурится, а потом расслабленно улыбается.
— Конечно, Шин Э. Но ответить тебе всё равно придётся, пусть и позже.~По мере разбирательства с новыми психологическими проблемами — как будто ей старых, въевшихся в характер и проломивших позвоночник, не хватало, — она замечает, что всё чаще тянется к тем, кому доверяет. Тянется в плане прикосновений. Шин Э держит Рику под локоть, то и дело виснет на Майе, утыкается щекой в плечо Ён Ги, когда они сидят рядом и смотрят что-то в его телефоне, и, казалось бы, ничего страшного — даже Мин Хёк говорит, что это нормально и, может, пройдёт, а если нет — разве плохо, что у неё появилось желание ощущать тепло? В том-то и проблема, считает Шин Э, оттого и плохо — она хочет получать тепло, но не дарить. Нет, дарить — это не первостепенная цель. Чтобы не причинять себе боль, Шин Э предпочитает вырубать здравый смысл — и прыгать с закрытыми глазами в бездну. Такой бездной оказывается Коуске.Которого она спонтанно и крепко обнимает. Прижимается, обхватывает талию руками, чувствуя, как он напрягается, и сцепляет пальцы в замок на спине.Коуске не то что пошевелиться не может — вдохнуть не получается. То ли из-за возмущения, то ли из-за того, как сильно Шин Э его сжимает.
Вообще, из-за смущения и растерянности.— Мне надо, — она глубоко вдыхает, отгоняя назойливые мысли и нецензурные выражения. ?Ты что творишь? Ты кого трогаешь? Ты понимаешь, как это выглядит со стороны?? — Очень. Просто постой.Голос у неё приглушённый, Коуске тёплый и удивлённый до глубины души — слов и правда не находится, поэтому он стоит — не столько по просьбе, столько потому, что не знает, куда деться. И надо ли…Ведь ему, несмотря на непривычные ощущения и на объятия без разрешения, комфортно.Комфортно.
Шин Э резко отклоняется, не смотрит ему в лицо, лепечет ?ну всё, забыли? и убегает — нет, стремительно уносится, в дверях чуть не сбивая его ассистента.
Их лица — с открытыми ртами и застывшими выражениями полного недоумения — абсолютно идентичны.~Она так делает ещё несколько раз — отсутствие реакции Коуске подбадривает Шин Э. Пока не отогнали — всё хорошо, можно продолжать. Постепенно Коуске расслабляется. Натыкаться на неё и получать объятия в минуты две, когда всё, что от него требуется — не двигаться, довольно просто. Коуске не возражает, потому что это даёт ему передышку, ведь сам он забывает делать паузы, а с Шин Э вырабатывается привычка.
~— Это что?— Что? — Шин Э округляет глаза, словно не понимает, о чем Ён Ги говорит, но в то же время понимает и посылает мысленный сигнал завалить хлебало как можно скорее ради его же безопасности.Ён Ги предпочитает прикинуться, что никакого сигнала не прошло.— Ты. Он. Вы. Вот это, — он вытягивает руки и делает круг, как бы показывая позу, в которой она обычно зависает, обнимая Коуске.
Шин Э краснеет пятнами и открывает рот, чтобы что-нибудь ответить, но лишь закатывает глаза и фыркает.Ён Ги не смеётся — Ён Ги бесстыже ржёт, как будто всё понимает, и игнорирует тычки в живот.~— Знаешь, Шин Э. Искать тепла после такого — частое явление. Однако ты не должна позволить этому стать необходимостью, без которой тебе сложно продержаться неделю. Иначе как на наркотики подсесть. Как думаешь, что в итоге выйдет?— Определённо ничего хорошего.— Согласен. А подробнее?Шин Э вздыхает, не совсем понимая, какой ответ он от неё ожидает.
— Ну, я… Не знаю. Правда не представляю… Но судя по вашему упрямому взгляду, этого недостаточно… — она передёргивает плечами, перешагивая нежелание думать и пытаясь включить воображение.
И что же будет, если продолжать липнуть к людям не от физического мороза, а от внутреннего, словно органы покрываются ледяной корочкой, и только прикосновение — ощущение чужого присутствия — смягчает выступающие острые позвоночники, а объятия с Коуске будто приглаживают дыбом встающую шерсть? Что делать? Ведь хочется чаще и дольше держаться за людей, несмотря на смущение, которое в последнее время почти угасло и перестало волновать.Но если Шин Э с каждым разом будет всё меньше хватать получаемого, то к чему это приведёт?..Дрожь бежит по спине от образов, в которых она станет навязчивее, как Мег.Она смотрит прямо в глаза психотерапевта с ужасом:— Будет очень плохо…— ...я не знаю, что ты представила, но наверняка это не то. Подумай чуть дольше, пускай это будет твоим домашним заданием. Идёт?~Они встречаются у дома Ён Ги, и Шин Э застывает, нервно сглатывая, пряжка ремня вдруг становится единственной ниточкой, за которую она может ухватиться, да так, что хрустят пальцы, а Коуске внимательно осматривает её и — разводит руки.Приглашая в объятия…— Что? — Шин Э почти выкрикивает, подаваясь вперёд. Она закрывает рот ладонью, раздражаясь из-за себя самой, а Коуске мнётся.— Ты ведь обычно… — он останавливается, подбирая слова, а потом вздыхает. — В этот раз без объятий? Мне казалось, это вошло в твою привычку.Тебе казалось.— Тебе не казалось.Шин Э шумно втягивает воздух и сжимает кулаки, всем сердцем желая разбить себе лицо.— Эм… в общем… — она бросает взгляд на дом рядом, и идея возникает в голове, словно солнце озаряет темноту. — Может, нам лучше подняться к нему… А то он сам выйдет за нами, и…Если Ён Ги снова увидит их обнимающимися, ещё и перед его домом, то точно не успокоится, станет бросаться странными шуточками и упоминаниями, от которых неизбежно будут покалывать щёки и скрипеть зубы. ?Что, удержаться не смогли? Сразу встретились — и обниматься?? — его весёлый голос как будто раздаётся над ухом, и Шин Э, ощущая раздражение от одной фантазии, фыркает.Только тогда она замечает, что щёки Коуске мерно алеют. Она подходит, опускает сначала его правую руку, затем левую и направляется ко входу. Шаги за спиной слышатся спустя несколько секунд — он не спешит её нагонять, и она предпочитает не оборачиваться. Смущения им обоим хватит с лихвой, а перед походом в логово ?босса? лучше не ухудшать своё состояние. Шин Э лишь надеется, что румянец успеет сойти с Коуске, он остынет и забудет про их разговор. А как она выглядит, побледнела ли, покраснела ли — ей не хочется знать.Проходя мимо Ён Ги, приветливо улыбающегося, Шин Э осознает, что его обнимать нет желания. Но обнимает, потому что он притягивает к себе, утыкаясь носом в макушку, и легко стучит по спине, одаряя знакомым теплом. Ён Ги пахнет мягко — яблоками, совсем не так как Коуске, отдающий холодной поверхностью стекла. Или тонкого льда.Обнимать его — не так, как обнимать Коуске.~— Знаешь, — когда они наконец уходят от Ён Ги, она нагоняет его на последних ступеньках. — Психотерапевт сказал мне, что это может вылиться в зависимость. В нехорошую зависимость.Коуске замедляется, подстраиваясь под её шаг, но избегает смотреть на Шин Э. А ей и так хорошо — говорить с ним об этом оказывается легко, как будто именно с ним и нужно делиться подобным. Она не уверена, поймёт ли он, но знает, что Коуске терпеливый слушатель.— Ты имеешь в виду обнимать людей?— Не только. То же самое касается и прикосновений. И когда я подумала об этом, то поняла, что мне-то отлично и замечательно, но вот людям, которых я трогаю, может быть как раз наоборот. Не всем и не всегда приятно, когда нарушают их личную территорию. Я ведь сама такая же.— Но ты ведь не подходишь ко всем подряд и не просишься на шею? Если это с друзьями, то, думаю, не смертельно. Они поймут. А в случае чего, если захотят, скажут, что лучше их не трогать.— Значит, ты хотел, чтобы я тебя обнимала?Коуске резко поворачивается к ней, и на его лице написано яростное ?кто ты и откуда взяла такой вывод?. Шин Э давится смешком.
У него проблемы касательно честности с ней по многим причинам, и поэтому он не может сказать, что да, ему нравится, да, он не против, да, он хочет, вместо этого Коуске медленно выдыхает и отворачивается, чувствуя, что снова краснеет. Стоит взглянуть на Шин Э, и всё внутри идёт наперекосяк — она так близко, протяни руку, коснись щеки, убери прядку за ухо, чёрт, он ведь помнит тот день в машине, словно всё произошло вчера, помнит тепло её тела, помнит, как она цеплялась за него, будто боялась потеряться или потерять, чёрт, чёрт, чёрт, Коуске сжимает челюсть и мысленно бранится. Он ставит на то, что она ехидно улыбается. Увидит эту улыбку — быть беде.
Коуске нащупывает ключи в кармане и вжимает их в ладонь, надеясь отвлечься. Туман в голове рассеивается, и слова приходят на ум сами.— Если тебе это необходимо для поддержки и в адекватной дозе, то я не против. Ты можешь обнимать меня. Мне не некомфортно.Мне комфортно. Мне хорошо. Мне тепло. Ты мне нравишься, поэтому всё в порядке.Из-за последний части, раскатившейся эхом, Коуске рад, что не продолжил говорить и оставил мысли там, где их никто не услышит. Никто, кроме него. Но краснеть над таким — пф!— Какая жертвенность, — её голос наполнен дьявольской усмешкой, и он поджимает губы. — И пусть мне очень хочется копнуть в причины, я оставлю эту тему в покое.— Спасибо.— Тебе спасибо.
Шин Э смеётся над удивлением Коуске.— Я всё время думала, что творю, но не могла остановиться. Ставила себя на твоё место, но опять наступала на те же грабли. И несмотря на фантазии о худшем, несмотря на то, что это было странно, я продолжала с ощущением, что мне отключили механизмы самозащиты.— Беря в счёт, что ты пережила, это тоже абсолютно нормально. Но продолжать в том же духе — плохая идея.— Поэтому ты сказал об ?адекватной дозе??— Ага.— А можно мне сейчас мою адекватную дозу на эту неделю?Коуске хмыкает и останавливается. Ночь вокруг них разливается тихая и прохладная, он мягко притягивает её за плечо, Шин Э утыкается щекой в грудь и крепко сжимает его, сцепляя руки в замок. Коуске горячий — кипяток, обрётший человеческую форму, но прикосновения пальцев к волосам аккуратные и нежные. Успокаивающие.
А она — живая таящая льдинка, которая превратится в буйный океан по щелчку, она — котёнок, едва урчащий, и пахнет ветром с полей, на которых растёт головокружительное множество разных цветов.
Разве удержишь воду? Удержишь игривое животное, рвущееся на свободу? А воздух?
И всё равно ему хочется лишь одного — не отпускать её.