Охотник за головами (New Vegas) (1/1)

Из-под расступившегося песка показалось что-то крохотное и костлявое. Пустотелая ссохшаяся оболочка, неестественно скрюченные силуэты конечностей - будто ожившее ископаемое. Мелкие истончившиеся лапки засеменили по выжженному бархату податливого песка, силясь донести владельца до вершины насыпи. Повторяющимся раз за разом земляным приливом скатывающиеся песчинки терзали полумертвое существо. В конце концов, янтарный каркас скелетообразной твари утратил силы и свалился к подножью насыпи.Все было не так уж плохо.Черные бусинки глаз искусственно таращились в присыпанное разводами песчаных бурь небо. А может, глаза тоже были мертвы. Может, вся эта короткая борьба за выживание, попытка преодолеть крохотную гору песка – всего лишь фантомная судорога в давно остывшем теле. Если это можно было назвать телом. Конечности размякли и утратили опору под собой. Сухие раскаленные кинжалы ветра с жестокой размеренностью полосовали переставший шевелиться костяк твари. И с каждым порезом из него росой выцеживались последние, и без того измельчавшие, капли жизни.Оно умирало.Тень затмила безжизненно-синее небо и опустилась на существо. Тень серо-серебристого оттенка. Гигантское стальное жало проткнуло хрупкий костистый корпус насквозь, по телу пошла трещина. Прошив умирающее существо, оно поднялось обратно к небесам, оторвав тварь от обжигающей земли. Если в выкипевших мозгах этого существа имелось представление о Рае, возможно, оно могло решить, что сейчас направляется именно туда.Мэнсон оценил состояние древесного скорпиона, осмотрев его со всех сторон. На членистоногом было так мало мяса, что даже детеныш гекко с него бы не прокормился. Эта мелочь должна была умереть как минимум месяц назад. Он поджал губы и брезгливо стряхнул несостоявшуюся закуску с острия ножа.Косогор уходил вверх к маленькому домику. Мохаве была переполнена сотнями подобных безликих ржавых композитных хижин. Города и поселения рознящейся степени ржавости при общем рассмотрении походили на старые разлагающиеся кибер-протезы на обезвоженном, покалеченном и облученном теле Пустыни. Человечество прикладывало немалые усилия, закрепляясь на по-прежнему остывающих останках старого мира. Современные города, немногочисленные научные комплексы атомных технологий, робомозги, Братство Стали – человечество старалось идти в ногу со временем. И пока что человечество сильно прихрамывало.Он снял шляпу и попытался стряхнуть приставшую бежевую мохавскую пыль. Она облепила Мэнсона, разукрасила разнобойными, никому неведомыми рисунками. Словно давно позабытые узоры снега на стекле, слой пыли, осевшей на плаще, жилетке, сапогах, странным образом красил охотника за головами. Медно-золотистая лента винтовочных патронов опоясывала тулью шляпы; смотревшие вверх пули походили на зубья короны. Ветер незримыми костлявыми пальцами трепал его одежду и длинные, собранные в хвост тонкие волосы. У него не было времени счищать пыль – хижина на вершине косогора маняще взывала ворваться в нее и уничтожить всех, кто в ней находился.Повезло, что сапоги у него были без шпор.Согласно разведданным, в хижине должен был находиться один-единственный человек – офицер Анклава, чья судьба была предрешена заказом от среднезападного Братства Стали, когда тот попал на доску объявлений у ?Рэндалла и сотоварищей?. Он знал его имя, но не считал нужным запоминать его. Для него он был очередным человеком; очередным отрезанным пальцем; очередной пригоршней бутылочных крышек. Мэнсону не нравилась брезгливость, которой он покрылся, словно мохавской пылью, за последние пару месяцев; но когда убийства даются тебе на раз-два, очень трудно выработать чувство уважения к чужой жизни. Раньше – до Мохаве, до Ниптона – жизнь казалась чередой событий, походящих на кардиограмму. Мертвая зона – скачок – мертвая зона. Как только Мэнсон связался со Стивеном Рэндаллом и его компанией, кардиограмма сбилась с ритма, развалилась и слилась в одно размытое пятно из насилия и денег. Голос с ковбойским акцентом мяукает ему что-то про устранение ?плохих парней?; в украденный ?пип-бой? бросается заметка с описанием клиента; затем путешествие сквозь полпустыни – и довершается все одним-двумя выстрелами. Он не знал, существовало ли отдельное слово для его текущего восприятия мира, но Мэнсону казалось, что последние два месяца он жил в чьем-то сне.Марево от горящей дороги; искажающие реальность пары жара. Он вошел в эту стену прозрачного огня и растворился в ней. Никакой субстанции, никакой осведомленности – лишь образы, сменяющиеся перепадами настроения, наблюдениями за баталиями… Рейдеры и супермутанты рвут друг друга на части, радтараканы эволюционируют, берут в свои тонкие лапки доски с гвоздями и становятся новыми кроманьонцами. Пустыня варилась в собственном соку – в этом разгоряченном воздухе; и силуэт Мэнсона, сокрытый встроенным в плащ стелс-боем, затерялся где-то там.Несомненно, Мохаве была переполнена энергией жизни.Он извлек из набедренной кобуры револьвер, прильнул к косогору и начал медленно карабкаться к подступам хижины. Стелс-бой под пыльником мягко завибрировал, и Мэнсон тихо растворился в фантомные колебания воздуха. Тленный аромат мертвой почвы ударил в нос, когда он лег ничком и осторожно пополз в направлении главного входа. Техасские рейнджеры рассказывали ему о невероятно долгих рейдах на территории Легиона Цезаря. Лежишь на животе несколько дней без еды и воды, мочишься под себя, потому что любое движение выдаст твою позицию. По правде говоря, внезапность атаки Мэнсона была гарантирована в любом случае, да и беспокоиться о том, что тебя обнаружит один-единственный офицер Анклава, было несколько глупо.Сейчас его беспокоили вопросы далеко не выживания, но скорее способов выживания. Мэнсон был знаком с комиксами и книгами – теми немногими, что сохранились после войны – и каждый раз он натыкался на единый троп в подобных историях. Главный герой убивает людей. Вырезает целые города, поселения, гарнизоны так называемых ?плохих парней?. Хотя комиксы были выполнены в цветном стиле, черно-белого в них было больше, чем казалось на первый взгляд. Вырисовывающийся портрет человечества забытых лет был весьма странным, почти что внеземным. Людям словно вечно мало: мало крови, мало насилия. Реальность слишком скучна, ведь все эти убийства происходят не у порога твоего чертового дома. И даже со смертью сферы развлечений – исключая проституцию и стенд-апы – людям было мало. Любой уважающий себя гражданин Пустыни, от обдолбанного рейдера до офицера НКР, скажет, что наиболее прибыльный способ заработка – это заказные убийства. Или грабеж; или азартные игры – Мэнсон видел мало различий. Он мог бы легко устроиться на ?честную? работу: вспахивать кукурузные поля и таскать ведра воды где-нибудь в Гудспрингс или добывать огрызки ценных минералов в старых шахтах, заполоненных гекко. Ох, как бы ему хотелось отмотать время на пару десятков лет назад, когда у него еще была семья; и целый язык. Вероятно, тогда он бы последовал совету папани и выращивал бы зерно с овощами на фамильной ферме.Все мы, уважаемые граждане Пустыни, имеем свою долю шрамов, оставленных прошлым. Шрам Мэнсона был прикрыт респираторной банданой; глаза, цвета которых не знал никто, кроме их обладателя, наслаждались защитой пары округлых изолированных очков. Длинные волосы прикрыты старомодной шляпой с завернутыми по бокам полями, пыльник подбит изнутри самодельными стальными пластинами… Он был олицетворением крутизны, героя из ?американской мечты? - во всяком случае, внешне. Мэнсон не сомневался, что его внутреннее состояние было таким же избитым клише, как и его положение охотника за головами – он был мертв внутри. Жители Пустыни резали себе вены бритвами, армейскими ножами, резали глубоко и наверняка, превращая руки в раскрытые бутоны из плоти и крови. Они лежали, с винтовой пеной на губах, пялясь на проходившего мимо наемника – или их внимание просто-напросто привлекал звон его бутылочных крышек. Эти наркоманы, самоубийцы, дохлые древесные скорпионы, что должны были умереть несколько месяцев назад, были его аудиторией, его фанатами. Обычная серая масса, радиоактивная пыль, то, что в цивилизованных странах называют ?народом?.Не было желания отомстить тем рейдерам, или подрывникам, или ?шакалам?, или ?ханам?, неважно, за то, что они отрезали Мэнсону язык и засунули ему в задницу, параллельно насилуя его отца и мать. Уважаемые граждане Пустыни были непридирчивы. Он был отомщен, когда разведотряд среднезападного Братства Стали перестрелял уже уходивших мародеров на выходе из фермы. Мэнсон не стал выбегать и благодарить их – да он и не смог бы. Тот мальчик был слишком занят вытаскиванием отрезанного языка из задницы и сплевыванием бесконечно хлещущей крови.Поэтому он предпочитал не вмешиваться, когда людям грозила опасность – если с этим не связаны крышки, разумеется. И, хотя он убивал за деньги, ему нравилось думать, что из всех работ, включающих в себя смертоубийство, его находилась ближе всего к тому, что можно было назвать ?честным трудом?. Убей плохих парней, получи крышки, проживи еще немного, будь героем. Прямо как в тех комиксах.Час героя пробил: куранты отбили свое с хлопком закрывающейся двери, из которой показался серый мундир Анклава. Мэнсон не мог убить его, лежа ничком, как какая-то кротокрыса. Он поднялся на ноги и выпрямился в полный рост, руки сцеплены за спиной, в одной – револьвер, в другой- пип-бой, просчитывающий оптимальную траекторию выстрела. Столб марева заискрил помехами: откат маскировки. Синие сполохи молний очертили фигуру ковбоя, охотника за головами – ?хорошего парня?. Пара глаз из-под офицерской кепки превратилась в две тонкие льдинки. Рука легла на бедро, где покоился плазменный пистолет. Пальцы щелкают по экрану пип-боя наощупь, нейронные сигналы передаются в мозг, сообщая о процентах и вероятности. Никакой показухи: разряжай все в торс, и готово.Вооруженная рука выбрасывается вперед, он едва уводит левое плечо, избежав встречи с пучком изумрудной энергии. Щелчок спускового крючка, свинцовый плевок в живот и в плечо. Прежде чем голодные пули успевают достичь цели, еще пара зеленых комет летит на него. Мэнсон бросается в сторону, падает набок и бороздит полметра по песку, попутно выпуская остаток барабана в противника.Колени подкашиваются, красное расцветает на сером – офицер Анклава ложится навзничь, держась неповрежденной рукой за живот. Он кровоточит, как свинья, и сдерживает свиные верещания; пытается сохранить лицо перед смертью. Лишь благороднейшие из граждан Пустыни способны на такое. Мэнсон поднимается с песка и замечает, что первый выстрел, все-таки, оказался отчасти удачным. Поперек левого плеча вскользь проходила зеленовато-темная плешь; в руке отдавало призрачным жжением, словно чьи-то ногти пытались содрать с нее кожу. Как если бы это чувство вины обдирало его рану, а не остатки микроядерного излучения. Пять пустых гильз калибра 5,56 легли в ладонь; обратно в барабан пролезла лишь одна. Тень охотника за головами накрыла умирающего офицера, и Мэнсон, сняв шляпу, накрыл ею лицо анклавовца. Дуло револьвера отыскало точку чуть левее солнечного сплетения и послало неласковый воздушный поцелуй прямо под сердце. Двуногий антропоморфный скорпион вытянулся струной, чуть подался вверх, выгнув грудь колесом, после чего осел обратно на землю. Песок под офицером медленно темнел, подобно вечеряющему небу.Охотник за головами уселся на корточки, сменил патроны в барабане и посмотрел на часы в пип-бое, начав отсчет времени. Не хотелось срезать палец с человека, который был еще в сознании.