Сайфер (PoE) (1/1)

Горюющая Мать имела привычку спать с открытыми глазами, и Эдера это пугало каждый раз, когда он становился в ночной дозор в лагере. Он видел, как ее бледное лицо мелькало среди случайных всплесков света от костра. Завернувшись в спальник до шеи, она превращалась в мертвую голову, смотревшую в никуда словно запылившимися глазами, глядя на которые достаточно долго, казалось, что они чуть видно смещаются из стороны в сторону. По телу Эдера начинали ползти накаленные дымящимся льдом иголки, когда он засматривался на нее – а смотрел он на нее часто, хоть и не показывал этого. Сохраняя внешнее спокойствие, прочно склеенное за многие годы в Золотистой Долине, даже по ночам в лагере, он созерцал Горюющую Мать, а внутренности словно клокотали, как от мелкой, мягкой дрожи, когда их бесстрашный лидер накладывал на Эдера ?шок душ?. Серебристая дуга обхватывала его сверху и уходила вниз, распадаясь на сверкающие соломинки искр у его ног. Он чувствовал касание сайфера на своей душе – он чувствовал собственную душу. Скользкую, дрожащую, пульсирующую, бьющую вразнобой. Одноглазый – первый после Горюющей Матери сайфер в их отряде – рассказывал как-то раз о концепции душ.Подобно жизни, что есть плоть на кости, бьющейся в конвульсиях над землей, душа – это вторая кровь, густая, незримая, пылающая, обволакивающая всех и каждого. Она червем вьется вдоль тебя, и иногда ее толики просачиваются сквозь грудь, когда ты чувствуешь, что у тебя открывается второе дыхание. Это как ручей, текущий вдоль тебя, обладающий самосознанием, жизнью, разливающийся и теряющий форму с каждой плотской смертью. Души без тел всюду: они стелются у ног, будто туман, ползая по земной плоти, брызжа в стороны, зарывая ногти в землю, лопаясь, извиваясь и трясясь. Испражнения Адры.Эдера передернуло от выросшего в памяти лица Одноглазого и ясности взгляда, с которой он говорил об этом. Он повидал много всякого: одержимых стариков с размножением личности, полководца-безумца, посчитавшего себя реинкарнацией бога – но это было чем-то новым. Каждый раз, когда Эдер спрашивал сайфера о том, каково это – управлять чужими душами, его словно размазывало по стене ответами Одноглазого. Он был будто звоном в ушах – недостаточно сильным, чтобы заглушать все остальное, но никогда не затихающим, тонко звучащим где-то на загривке сознания. Пока они шагают без устали, днем и ночью движущиеся под раскинувшимся бездонным небом, оно продолжает звенеть.Он вдруг заметил, что его рука сама тянется к булаве на бедре, будто зачарованная. Как тогда с Рэдриком. Только в этот раз он ощущал это не из чувства справедливости или мести. Не было той стойкости в убеждениях и жажды отдать свою жизнь в попытке избавиться от тирана Золотистой Долины. Он вовсе не стремился ринуться в бой и умереть славной смертью, нет…Все было как раз наоборот.Острые, обдирающие ржавые нити оплетали его плечи, легкие, сердце, сдавливая его до крови, когда он смотрел на Горюющую Мать и ее неживое лицо. Эдер окинул беспокойным взглядом вспотевшую руку: вены окаменели серым, костяшки онемели. Он ощутил, как капли испарины со лба собираются на сдвинутых бровях и опадают на траву. В собственном доспехе стало жарко, словно костер горел не в лагере, а во всем мире, заполненным таким количеством душ, что они заменяли собой воздух, призрачным маревом задавливая и сокрушая его.Щит, сжимаемый в руке, вдруг почему-то стал тяжелым. Эдер не успел сформулировать мысль, как подогнанная под боевые нужды дверца упала глухо на траву. Он не чувствовал ног, неспособный даже нагнуться и подобрать щит. Ему доводилосьпереживать нечто подобное: его не раз колотило в лагере, когда он лежал, борясь с паучьим ядом после рейда в очередное подземелье. Нечто подобное было, когда он впервые в своей жизни увидел живого огра.Но теперь? К чему ему было впадать в подобное оцепенение? Они его друзья. Горюющая Мать, Стоик, Одноглазый, Алот…Он мысленно пробежался глазами по их именам, после чего оглядел заполненные спальные мешки. Полумертвая женщина; невероятно уродливый старик-богопоклонник; лишенный глаза раб аумауа, щелчком пальцев вызывающий в памяти худшие моменты боли и агонии, сдирая с тебя кожу дюйм за дюймом; благородный эльф-чародей, страдавший раздвоением личности.И еще был Эдер – просто парень из деревни.Было бы преуменьшением сказать, что он чувствовал себя не в своей тарелке. Его окружали исключительные личности – опасные и непредсказуемые. Но не их непредсказуемость и дикость беспокоила его. Его выворачивало наружу от одной мысли, что они могли знать о бытии. Сайферов в принципе мало жаловали в здешних землях, но Одноглазый действительно выделялся, хоть и был первым встреченным им душеловом.Рука легла на его плечо, и Эдера рвануло в сторону, словно меч сквозь спину прогнали. Он развернулся, слыша чье-то хриплое дыхание, пока, спустя пару секунд, не понял, что это было его собственное. Во тьме лагеря, чуть зализываемой светом костра, стоял Одноглазый, опираясь на вогнанный лезвием в землю меч, словно на трость. В непроницаемом черном пятне лица проступала белизна оставшегося глаза и обнаженных в улыбке акульих зубов.Накормив, наконец, грудь достаточным количеством воздуха, Эдер подошел к сайферу, то и дело скашивая взгляд на меч.- Эотас… - взмолился он на выдохе, успокаиваясь. Лицо вновь сложилось в привычное прищуренное, чуть улыбающееся выражение. Губы нервно зажевали, соскучившись по табачной трубке. – Если тебе не спится, не обязательно лишать спокойного отдыха и меня.Одноглазый беззлобно фыркнул, выпучив ореховый глаз под изогнувшейся бровью, определенно позаимствовав подобную мимику у Стоика.- Ты прав, никак не уснуть, - вздохнул аумауа, присаживаясь на траву и прижимая меч чуть ближе к груди. – Красивые, да?Эдер огляделся, вопросительно промычав.- Я про звезды.Подняв, наконец, щит с земли, он уселся рядом с Одноглазым и задрал голову к небу, словно лебедь.- Говорил кто-то, помнится, что звезд на небе столько же, сколько душ в мире, - пробормотал Эдер, безуспешно пытаясь сконцентрировать взгляд на какой-то одной звезде в раздувшемся бледном облаке. – Похоже на взрыв магии. Как у Алота. Только замерший. Будто бы на картину его нанесли.Он не славился своим красноречием, но понадеялся, что привыкший к простецкому диалекту Одноглазый уловил суть.- Ну ты сравнил, - бесчувственно отозвался он, холодно улыбаясь. Его профиль, чуть омываемый звездами, более чем красноречиво представил Эдеру изувеченную кожу в области левого века, рваным клочком опущенного на пустую глазницу.- Как ты его потерял? – Вопрос словно выдрали у него из груди, не успел он придержать язык за зубами.Ветер одернул его заплетенные в странную лохматую прическу волосы, и сайфер повернул к нему голову и прищурил правый глаз, превратившийся в маленький бурый желудь, плавающий в капле белкового молока.- Я его не терял, - почти прошептал он, растянув губы в некое подобие улыбки, чуть обнажая острые нечеловечьи зубы.Эдер вдруг заметил, что не может сдвинуться с места, сидя на траве, точно каменное надгробие. По хребту словно провели кинжалом, ноги ослабли. Он продолжал осматривать лицо сайфера, лишенное всего человеческого и мирского, понятного и родного, не понимая смысла сказанных слов. Звезды вдруг превратились в сотни мелких, безжизненных белых глаз, наблюдавших за их разговором, размышляя. Он кожей почувствовал всю невыносимость и безразличие в их взгляде, недостижимое и уходящее куда-то за грань. За грань всего того, чем является человек.Одноглазый с наигранным упреком посмотрел на оцепеневшего, обливающегося холодным потом Эдера, после чего с улыбкой отвернулся, махнув рукой. Тиски незримой железной девы спали, вынув шипы из его тела, пустив по нему судорожную дрожь. Эдер приложил ладони к лицу и с еле сдержанным всхлипом выдохнул в них, мысленно пообещав себе никогда не задавать сайферам вопросы, ответы на которые лучше не знать.