Кенсай (Baldur's Gate) (1/1)

Он уже не мог разобраться, было ли то видение реально произошедшим событием или сном, но сегодняшним ранним утром он почему-то вспомнил его вновь.В своем тревожном сне он поднимался из подводных глубин, медленно всплывал к поверхности воды. Тело казалось легким и немощным, будто бы буквально и фигурально одеревенев. Глаза его, однако, видели под водой ясно и отчетливо: не было ни мути, ни жжения, ни безжалостного напора воды. На рассветной глади, неспешно подступавшей к лицу, он уловил дрожащий силуэт собственного отражения.Мерцающая пелена обдает холодом сначала лицо, а затем остальное тело, когда он всплывает на поверхность. Его глаза ни разу не моргнули, немо вглядываясь в огненный небосвод, подожженный выползающим из-за горизонта солнцем. Он не почувствовал первого вдоха желанного воздуха, не почувствовал облегчения от освобождения из водной толщи. Все, что он почувствовал – это пропасть небес, разверзнувшуюся над ним, словно перевернутая снизу вверх морская бездна, в которую он должен был провалиться. Но он знал, что вода его не отпустит.В конце концов, он всегда будет принадлежать этому миру, а не небесам.Серый Принц тряхнул головой, отгоняя наваждение. Кенсаю не пристало думать о таких вещах посреди задания. Обычно созерцания природы и философские трактовки снов и событий имели место в его расписании после очередной битвы, в котором его душа скользила по лезвию меча, силясь не рассечься надвое.Меч был его жизнью: с ним он жил, с ним зарабатывал на жизнь, с ним защищал собственную жизнь и лишал жизни других. Он отрекся от доспехов в одночасье с отречением от варварства. Мое оружие будет защищать меня, решил он тогда, и я не буду прятаться за толщей кожи и стали.Давным-давно у него было имя – орочье имя, данное ему соплеменниками из клана Ледоходов, на северо-востоке от Побережья Мечей. Сейчас он даже не пытался вспомнить то имя. Не потому что оно плохо звучало – потому что оно принадлежало другому существу. Не тому, кем он являлся сейчас. Жители Нашкила, небольшого шахтерского городка чуть восточнее побережья, звали его Серый Принц – из-за серовато-сизой кожи и неестественного для полу-орка благородства. Благородства во всем: в осанке, в походке, в бою. Немногие могли уловить в этой осанке искусно скрытую тяжесть. Но не потеря клана тяготила Серого Принца – и не укоренившееся в нем с момента попадания в рабство недоверие к людям.Для него не было тяжелее бремени, чем бремя знания. Знания, что, даже несмотря на принятие цивилизованной жизни, он продолжал убивать. Да, теперь он умел правильно располагать ноги в бою, да, теперь он предпочел грацию и скорость ярости и грубой силе. И да, если раньше он смыкал глаз в диких землях, проводя вечера в компании сверчков и птиц, то теперь он мог позволить себе таверну с настоящими постелями и отлично сваренной медовухой. Он даже оставил свое прошлое варвара, приняв телом и духом философию кенсая – Бога Меча. Но суть его осталась неизменна. И не сказать, что суть эта была чем-то сокровенным или чем-то, к чему он питал величайшую страсть. Сутью было то, что у него получалось делать лучше всего – и так уж сложились звезды, что лучше всего у него получалось лишать людей жизни.Сколько бы он ни пытался скрыть это за благородной походкой, грациозным фехтованием двуручного меча, пинтами отборного эля и пластами теплых одеял, искусством всей его жизни являлось искусство убивать. И, что было еще хуже, он прекрасно понимал, что те же люди, цивилизованные по своей натуре, зачастую сами не гнушались лишать друг друга жизни. Меч создан для того, чтобы к концу его службы на нем не осталось ни дюйма стали, не обагренной кровью. И глупцом был тот, кто говорил иначе.Ему уже не сойти с этого пути. Пять лет одиночества оставили на нем свои шрамы. Шрамы, наличие которых на теле так почитали орки. Шрамы, которые, заживая, должны закалить тебя, как должен самый прочный клинок закалиться в пламени преисподней, чтобы стать сильнейшим оружием в мире или расплавиться. Шрамы, которые говорили ему: ты не сделал в жизни этих людей ничего, кроме убийств, ты лишь избавляешь их от проблемы, но не делаешь их житие лучше. Ты можешь общаться только через свой меч – он твой язык и, лишившись его, ты будешь нем.Его меч. Его темная башня, первый и последний оплот оправдания его существования. Его ось мироздания. Его друг, его враг. Его надгробие.Он стоит закутанным в шкурный плащ столбом посреди болота бурой грязи, в центре сцены, не остерегаясь проезжающих карет и покуривающих трубки людей под козырьками зданий. Шедший до этого обильный ливень начинает стихать. В серой плоти туч рассекается колоссальных размеров рана, солнечная кровь фонтанами хлещет по прибрежному городку, омывая его жителей и озябшие дома.Небеса пролили первую кровь – пора и ему приступить к делу.- Кого оставить в живых?... – Он знал, что вопрос был риторическим.Сегодня, перед дверьми контрабандистской гильдии ?Алый Галеон?, он даст очередной бой не на жизнь, а на смерть. Нет смысла разубеждать их, нет смысла говорить – он говорит лишь мечом. Темно-зеленый плащ струится с плеч и опадает наземь лужицей ткани, быстро вливаясь в общий бурый тон городской дороги. Рядом падают ножны – довольно масок, он не будет скрывать то, кем является. Он подобрался к входной двери и, приложив к ней ухо, разобрал нарастающий голос и шаги. Став сбоку от входа, он расположил меч в колющей стойке. Никто из членов гильдии не ждет нападения, ведь он делал это не ради денег, которые ему заплатит какая-нибудь соперническая организация. Ни один контрабандист не встречался с ним. У них нет оснований ждать нападения, как у него нет оснований нападать на них. Но он нападет - просто потому что это единственное, что он умеет. Люди Нашкила считали его героем - но лишь самодисциплина не давала ему наброситься на ближайшего стражника, упиваясь ядом битвы. Ему нравилось сражаться, нравилось знать, что все эти люди вокруг него - и он в том числе - суть мешки, набитые костями, мясом и кровью. Он – не мститель и даже не длань правосудия.Он – меч.Тело среагировало на звук, за мгновение до того, как дверь приоткрылась. Он сорвался с места порывом ветра, подымая бурые фонтаны спекшимися в грязи сапогами.Пять шагов – и вышедший из здания моряк сползает по двери с колотой раной в шее и вольно болтающейся головой.Два шага – и сидевший за столом на входе распорядитель падает на стопку подписанных указов с отрубленной головой.

Один шаг – и он прогоняет меч сквозь ребра стоявшего у двери охранника, прежде чем тот успевает взяться за кортик.Шаги прерываются – второй охранник успевает среагировать, вовремя выхватив саблю из ножен, под конец превращая движение руки в некое подобие удара. Кенсай делает делает один шаг назад – ровно столько, сколько требуется, чтобы лезвие пролетело мимо его лица. Быстро расположив ноги для баланса, охранник гильдии делает ложный выпад – слишком очевидный, чтобы кенсай на него купился, после чего по инерции проводит настоящий удар, метя в шею полу-орка.Не смещая ног, он просто убрал саблю с атакующего пути клинком двуручника, в следующий миг хватая вооруженную руку стражника и дергая противника всей своей орочьей силой вниз, насадив на лезвие меча.Комната наполнилась тишиной – казалось, даже селяне словно не заметили устроенной им бойни. Лишь журчание крови, продолжавшей лить из продырявленных тел. Не вытирая меч, он устремил острый взгляд на следующую дверь, за которой, как ему казалось, должен был находиться глава гильдии. Темные глаза пусто вглядываются в проход, словно смотря сквозь дверь. Серого Принца больше не было – был только кенсай: с влажным багрянцем на клинке и руками по локоть в крови. Он зашагал к главному кабинету, собираясь снести дверь ногой.В последний миг дверь распахнулась навстречу ему, и за вихрем окованного дерева показалась фигура одетого в форму стражи эльфа. Вооруженный катаной и парирующим кинжалом, темноволосый охранник рванул к кенсаю, едва касаясь ногами пола. Катана в его правой руке заскользила в сторону лица полу-орка, и в этот миг он интуитивно отпрянул в сторону, вместо плотного скрещивания клинков лишь касательно отведя острие экзотического меча в сторону. Он не зря доверился чувствам – левая рука эльфа, сжимавшая кинжал, задрожала в судорожном негодовании от несостоявшегося удара. Враг предпринял вторую попытку, специально метя в клинок двуручника, чтобы затем в доли секунды перескочить на само лезвие меча, с кошачьей грацией сохраняя баланс на нем, словно канатоходец. Переступив одной ногой на плечо кенсая, эльф взмыл в воздух в изящном обратном кувырке, попутно вбивая нос сапога в подбородок полу-орка. С грохотом, подобным выстрелу пулевой винтовки, он отступил от удара, чувствуя, как откалывается зуб, а рот наполняется привкусом крови.Не важно, главное – он не отпустил меч.Приведя прыгающий перед глазами мир в порядок, он увидел, как эльф уже несется к нему, стремясь продолжить наступление. Но у кенсая были другие планы относительно дальнейшей битвы. Позволив врагу ударить его и вывести из равновесия, Принц, сохранив холодность ума, сплевывая кровь изо рта, увидел в обороне наступающего эльфа брешь. Он выставил обе руки в нападающей стойке, надеясь, что шок от ошеломления даст ему время, чтобы загнать кенсая в угол и добить. Вместо того, чтобы стать в оборонительную стойку, как того ожидал противник, он сжал рукоять меча обеими руками, перейдя на короткий хват, после чего провел хлесткий удар поперек горла эльфа с такой скоростью, что казалось, будто меч телепортировался от левого плеча к правому. Эльф резко затормозил и метнулся назад, лишь спустя секунду заметив темно-красную дыру в том месте, где мигом раньше был его кадык. Выронив оружие, он приложил пальцы к кровоточащему горлу, неуверенно глядя на Серого Принца, с самого острия меча которого капала свежепролитая эльфийская кровь. Охранник сделал еще несколько шагов назад – и споткнулся об один из трупов, присоединившись к их компании.Вбежав в главную комнату, он заметил в спешке неприкрытую дверь, ведущую к маленькому внешнему причалу. Посмотрев в дверной проем и убедившись, что в зоне видимости засады не наблюдалось, Принц выбрался наружу, почувствовав хлесткий удар приречного бриза на опухшем лице. Он нащупал языком выбитый зуб и сплюнул осколки в воду.На причале, ведущим прямо из черного хода здания, стояла одна-единственная лодка со средних размеров парусом и мачтой – будто бы созданная для экстренных случаев. Жаркая лихорадка битвы еще не выветрилась из головы, и Принц, шагая вдоль широкой дощатой тропы, не мог перестать бегать глазами – широко распахнутыми и притом холодно бесчувственными – по окрестным ящикам и бочкам, гадая, где же находится мастер гильдии. Ветер рванул его промокшие от крови одежды, задув тяжелые бусины пота на лбу и шее. Дыхание медленно выравнивалось, и спустя пару мгновений Серый Принц остановился.Он вслушался в воду, плещущуюся под причалом зеленовато-синим стеклом. Проследил за движениями спасительной лодки на тихих речных волнах. Он снова жив. В точности как говорил шаман их племени.?Ты не умрешь от меча?.Он позволил себе закрыть глаза на пару мгновений, вновь прогоняя те слова через голову, пытаясь найти утешение в случившемся. К счастью, ему потребовалось лишь несколько секунд, чтобы заковать душу в привычный стальной доспех смирения. Челюсть окончательно разбухла, но это ничего. Ничего, что не могла бы исправить таверна и несколько дней хорошего сна в компании прекрасной крали.Открыв глаза, однако, он понял, что это еще не конец. Маг определенно старался замаскировать искры готовящегося заклинания за солнечными бликами на волнах – но он различил колдуна слишком быстро, чтобы тот успел прочесть чары до конца.Ориентируясь на средний рост человека, кенсай в три стремительных шага покрыл расстояние между собой и магом, отправив меч навстречу его шее. Вспышка крови расцвела из воздуха, спустя миг воплотившись в полу-эльфа в алом балахоне. Принц ощутил вооруженной рукой, как позвонки вражьей шеи треснули, словно ветка дерева, завалив наполовину отрубленную голову мага набок и опрокинув тело прямо под причал.Не успел Принц проводить взглядом утопающее в реке тело, как в грудь ему словно врезался разъяренный бык. Ощутив отчетливый хруст в солнечном сплетении, он различил дрожащим зрением силуэт женщины в почти парадной мореплавательской форме, сжимавшей в руках разряженный арбалет.Он посмотрел на свою грудь: из центра торчало, словно флаг, бордовое оперение болта. Снаряд вошел внутрь по самые перья.?Не смей…?Он почувствовал, как силы быстро покидают его руки.?Не смей отпускать его…?Тело нарушило его приказ, и меч выпал из рук кенсая. Шагнув назад, он споткнулся о веревочную ограду и рухнул в воду.Пока его тело пронзали кинжалы холодной воды, медленно краснеющей от крови из дымящейся груди, он выдавил из себя некое подобие улыбки, вспомнив слова шамана.У Груумша все-таки осталось немного чувства юмора напоследок.Тело казалось легким и немощным, будто бы буквально и фигурально одеревенев. Глаза его, однако, видели под водой ясно и отчетливо: не было ни мути, ни жжения, ни безжалостного напора воды. На рассветной глади, неспешно подступавшей к лицу, он уловил дрожащий силуэт собственного отражения.Мерцающая пелена обдает холодом сначала лицо, а затем остальное тело, когда он всплывает на поверхность. Его глаза ни разу не моргнули, немо вглядываясь в огненный небосвод, подожженный выползающим из-за горизонта солнцем. Он не почувствовал первого вдоха желанного воздуха, не почувствовал облегчения от освобождения из водной толщи. Все, что он почувствовал – это пропасть небес, разверзнувшуюся над ним, словно перевернутая снизу вверх морская бездна, в которую он должен был провалиться.Ведомый течением реки, ставшей ему последним проводником, он немо наблюдает за проносящимися облаками и тучами, не в силах даже закрыть глаза. Небесный холст волочится перед ним невыносимо долго, до тех пор, пока солнце, не выдержав собственного тепла, не раскаляется докрасна, а тучи, клокоча от нового сотрясения, плачут по лицу мертвеца неотступным стирающим дождем.