12. Разве на обиженных обижаются? (1/1)
12.13 марта.Разве на обиженных обижаются?
Яким ворчал, собирая со стола посуду. Вернувшись из трактира, где по вечеру с друзьями разделил чуток горькой, слуга обнаружил своего барина в волнующем положении… юноша нашёлся в гостиной?— и славно, что быстро нашёлся, хотя он и не часто терялся, но его состояние заставило Якима засерчать и на него, и на себя. Не уследил! Барин его, стоя перед разрывающимся пламенем камина, упивался вином низкого сорта, прямо из горла, словно упитóй какой-то. Он вновь сжигал свои книги; перед камином лежала невысокая стопка книжонок оставшегося тиража, а в лоне камина истлевали страницы.Разве можно так падать в девятнадцать-то лет? Николай и сейчас продолжал и пить, и жечь, вот только более усмирéннее, без слёз и тягостных вздохов после глоткá.—?Тратитесь, чтобы книжки напечатать, а следом?— тратитесь, чтобы убить творение своё. Только вот, тратитесь Вы не деньгами, а душой?— куски отрываете собственными руками и нате, кри?тички милейшие, на блюдечке! и только рады!.. —?с отчаянием Яким кидает ложку на стол, и та, безрадостно позвякивая, скачет на другой край. Уже спокойнее:?— А потом плачете, как баба.Слуга, повернувшись, в упор посмотрел на профиль сидящего у камина. Рука юноши не выпускала бутыль.—?Вы, барин, либо пиши?те, либо не пиши?те вовсе. Вы же как мать дитё своё убиваете. Чуете?Николай чуть поворачивает к нему голову, и чёрт разберёт, на каком языке возможно прочесть, что у него в глазах.— Яким,?— голос после долгого молчания и слёз осунулся,?— я тебя крымским татарам продам. Они таким, как ты, язык отрезают. А позже выкуплю, только уже без языка.Нужно бы обидеться, да и не выходит. Разве на обиженных обижаются?Юноша отвернулся обратно.—?Чуете-чуете.. Так, я считаю, коли дитё своё убиваешь, лучше и не рожать его вовсе. Верно?..—?Яким, выйди.Слова звучат хлёстко, и слуга, покривившись, выходит. Дверь хлопает, и писатель срывается с кресла на ноги, и получается это так резко, что из горлышка бутылки чуть выплёскивается питьё.
Николай хватает со стопки очередной экземпляр и кидает в камин, поднимая искры и пыль пепла. С громким стуком отставляет бутыль на стол под рукой, тут же хватаясь ещё за книгу. Открывает её, ненавистно выдирая клочья страниц. Рвёт бумагу, стонет через сомкнутые зубы и вспоминает Романа.
"Чёртов немец, если бы не он, не случилось бы этого позора! Дёрнул печататься, словно лукавый, словно бесёнок какой, и пропал с концами. Ну, ровно проклятье!"Отбрасывает чуть не пустой корешок книги в огонь, точно что-то пакостное, и, жмуря глаза, обхватил голову руками, пятясь назад. Таким состоянием Николай застан врасплох: ему страшно. Голова кружится, и юноша оседает в кресло.Он явно выпил недостаточно, чтобы чувствовать себя так скверно.Тяжело дышать даже ртом. Перед стиснутыми веками глаз возникают очертания тумана, полной луны в ночном небе, грязной дороги. Эта дорога узкая?— на одну среднюю бричку, а следом?— два сколоченных из досок указателя: Полтава и Миргород. Юношу нещадно бьёт лихорадка, когда в сознании рождаются новые очертания?— линии лошадиного черепа, что был абсолютно без плоти и с зияющей тьмой в пустых глазницах.Когда видения исчерпали себя, Николай Гоголь обессиленно замер в том же кресле - либо заснул, либо потерял сознание.