6.1. "Он не читает таких, как Вы" (1/1)
6.11 октября.?Он не читает таких, как Вы?.
Николай Гоголь торопливо расхаживал от шкафа к зеркалу, что в высоту почти во весь рост. Четыре часа пополудни, и юноше необходимо до пяти подготовить себя к отъезду на приём Ивана Игоревича. Как сказал Анатолий Ильич, они вернутся после полуночи. К счастью, вещи привезли без задержки, и теперь имелось, из чего выбирать. Сначала он достал на вешалке из шкафа белую рубашку, синие жилетку и костюм. Потом, вслед вынул черную рубашку и красный клетчатый легкий сюртук, коий можно было носить вместо пиджака. Этот сюртук он сшил около года назад и надевал всего несколько раз в гимназию, после окончания учебы подрабатывая у первокурсников преподавателем истории. Историю, а особенно историю Руси, Николай Гоголь знал прекрасно, и даже был рад за месяц подработки успеть поведать часть своих знаний. Отбросив красный клетчатый сюртук с мыслями, что в серьёзном обществе он не должен выглядеть как разодетый идиот, юноша нашел черные жилетку и пиджак строгого покроя, и вернул белую рубашку с удлинённым, идеально ровным воротником. Ко всему прочему был добавлен темно-синий бархатный бант под воротник.Николай нервничал. Впервые он попадет на мероприятие высшего света. Он, застегивая пуговицы пиджака, стеснялся, считая себя недостойным этого приёма. Кто он? Восемнадцатилетний юнец из Сорочинцев, только окончивший гимназию, работающий писарем и от бремя ума пишущий что-то??Звучит омерзительно?, —?с горечью подумалось Николаю. Почти в пять часов выходя из своей спальни, юный писатель, замерев у стола, с сомнением посмотрел на стопку листов. Бумага была исписана чернилами, неразборчивым почерком, но без клякс и с соблюдением строки. Где-то было что-то вычеркнуто, где-то?— вписано. Вздохнув, Николай собрал листы и бережно сложил в портфель.Мысли юного писателя были полны надежды.***—?Анатолий Ильич, наконец мы с Вами свиделись!—?Здравствуйте, Иван Игоревич, и я рад навестить Вас.Стоило им зайти в усадьбу?— заметно напыщенно-богато, а в чем-то?— и безвкусно украшенную, к ним навстречу с центральной лестницы спустился виновник пиршества, Иван Игоревич Вересаев. Это был тучный мужчина с густыми серыми бровями и не менее седым коротким волосом. Его голос звучал громогласно, ступал он широкими шагами, а серые глаза изначально смотрели на всех с неким укором.—?О, да Вы не один, —?заметил Иван Игоревич после того, как крепко обнялся с барином.—?Это мой прекрасный юный друг?— Николай Васильевич, —?представил юношу Анатолий Ильич, и они пожали друг другу руки.—?Рад с Вами познакомиться, молодой человек.—?Имею честь познакомиться с Вами, —?робко улыбнулся Николай.
Он, признаться, испытывал искреннее уважение перед таким образованным человеком, но в целом его вид юношу словно заведомо отпугивал. И усадьба, и ее владелец?— Иван Игоревич, казались Николаю слишком показательно-важными. Напыщенность он не терпел. Пока Николай размышлял, как много людей часто стараются ради чинных статусов показать себя в чужом глазу выше и значимее, чем есть в действительности, а товарищи разговаривали, вспоминая случаи из того времени, как только познакомились, юноша не сразу заметил, что теперь обращаются к нему.—?Николай Васильевич? —?снова позвал Иван Игоревич. И пусть теперь юноша очнулся, услышав его, барин бесцеремонно встряхнул его грузной рукой за узкое плечо. Николай заметно сжался, проседая под нажимом чужой руки. —?Молодой человек, а эдакое можно и за неуважение принять!Николай промолчал в ответ, терпеливо сдерживая хватку. Посмотрел на Анатолия Ильича. Кажется, такой взгляд юноши знал только он.Анатолий Ильич почти искренне улыбнулся, в дружелюбии наклонившись к барину.—?Ну что Вы, Иван Игоревич. Мой друг ни в коем случае даже и не думал оскорбить Вас. Он?— натура молодая, тонкая и творческая, и мысли часто крадут его, изолируя от прочего мира. В такие моменты наш Николай слеп и глух.Всё свелось в шутку, отчего Николай, облегченно вздохнув, когда его плечо отпустили, возлюбил своего друга еще больше. А напыщенный барин какое-то время косился на заметно потрёпанного юношу, осуждающе буравя взглядом из-под густых бровей.—?Никогда не понять мне разумов мечтательных, —?пробасил Иван Игоревич, заставляя Николая снова чувствовать неловкость. —?Развлекайтесь, молодой человек, а мне Анатолия Ильича ещё многим людям лично представить надобно. Они удалились куда-то в комнаты, на второй этаж, оставив Николая посреди холла одного. Осматриваясь вокруг и пытаясь придумать, куда ему деться, да и стоит ли ему куда-то деваться, юный писатель аккуратно поправил на себе жилетку и пригладил локоны. Откуда-то издалека, в дальних комнатах, раздавалась славная игра фортепиано, а чуть ближе и буквально вокруг?— голоса молодых господ и мелодичный смех девушек. Иногда смех этот был кокетливый, заискивающий и, что логично, прилагался к речам господ вслед. Правее холла, ограждённую белоснежной аркой, Николай обнаружил зáлу: камин, пышные кресла и стол, уставленный корзинками с мятными пряниками, шоколадными конфетами и ирисками с молоком. Юноше здесь сразу понравилось.
Людей там нашлось немного?— двое юношей, примерно его, Николая, лет, но в военных новейших мундирах белёсого цвета, что сидели на них, как литые по фигуре. Видимо, молодые люди совсем недавно приняли службу?— по осеннему призыву, и пока носили свои мундиры с щегольской важностью, ничем не обременённые. Также, в зале, у левого угла камина, с книжкой в руках сидел мужчина около тридцати лет: русые волосы ещё не схвачены сединой, а в уголках глаз и губ не проступило морщин. Кем был этот господин?— сказать сложно. Когда Николай прошел по зале к креслу, они все кивнули друг другу в приветствии. По пути, проходя мимо стола, юный писатель стащил одну небольшую корзинку любимых мятных пряников. Она заняла место на его коленях, когда он расположился в кресле у огня.Наслаждаясь яствами, Николай обдумывал поступок напыщенного барина. С каких пор среди людей, в высшем обществе, дозволено хватать и трясти кого-то за плечи, а потом его же и обвинять в неуважении??Некультурный культурного культуре учит?,?— подумалось юноше. Пусть ничего ужасного и не свершилось, но скверный осадок оставался.—?А ты слыхал, Павел, что здесь сегодня сам Александр Сергеевич? —?сказал один из мундирских другому. Николай замер, вслушиваясь.—?Конечно! Пусть эта информация и в тайне держалась до поры, теперь уж всем известно. Говорят, сидит в дальних западных комнатах со своею свитою, в карты решает, —?ответил Павел.Николай взволнованно выдохнул. Даже побоялся, что его выдох услышать могли мундирские. Его, разумеется, не услышали, но сердце его билось, как заведённое на углях. Отставив корзинку с пряниками, писатель с сомнением посмотрел на свой портфель, стоящий близ кресла. Пламя в камине мерно потрескивало.—?А ты пойдёшь знакомиться с Человеком Эпохи? —?спросил мундирский.—?За последний год он стал эталоном поэзии.—?Слышал, он будет здесь почти до самого рассвета. Времени достаточно, сходим позднее, —?слабо махнул рукой, —?незачем сейчас тревожить Александра Сергеевича и его свиту. Кажется, они приехали менее часа назад. Юноша сжал пальцами ткань пиджака. Будет стыдно, если он заявится к поэту, мешая его отдыху. А будет ещё постыднее, если Человек Эпохи не оценит то, что юный писатель собирался ему показать. Это недостихотворение было незакончено, неправильно, абсурдно, но.. Николаю безмерно хотелось преподнести хоть что-то своё на оценку человеку, служащему ему наставником в сфере стихотворения. Сомневаясь в своих рифмах, он опирался на рифмы Александра Сергеевича. Хотелось посмотреть в глаза тому, кто создаёт столь прекрасное, тому, кто основывает литературный язык, коего так недостаёт юным писателям, бойким поэтам, словно воздуха.Слишком сильное, почти алчное желание заявить о себе,показаться. Поярчать.?Посмотрите, сейчас я делаю это, уже целое Это, и однажды на Вашем примере я дорасту до Вашего уровня!?
Однажды Николай в гимназии услышал одно высказывание: ?Если и представлять в людях что-то, то лишь доведённое до ума, возведённое в совершенной грации. Иначе?— никак?.Это высказывание он встречал ещё несколько раз, немного в иных формах, но с единым смыслом, который юноша ещё мальчишкой запомнил с первого раза. Сейчас именно эти заточенные в памяти Николая слова не давали ему вспорхнуть с места к западным комнатам, схватив портфель с незавершённой историей внутри.А будет ли ещё такая возможность? А допишет ли он это??- подобные мысли заставляли закрыть глаза и дышать ртом, чтобы не сорваться на панику. Шёпот мундирских теперь на отдалённую тему обсуждения, треск в камине, а Николай, решив, открывает глаза, в это мгновение боковым зрением улавливает тенистый силуэт, прошествующий мимо арки. Наклонившись и обхватив ручку портфеля, юный писатель не сводит взора с пустоты в коридоре между холлом и залой. Почудилось?Отрезвляюще помотав головой, Николай поднялся на ноги и медленно вышел из зала. Сердце гулко ухало в ушах, висках, пока он пересекал холл в западном направлении. Вот со многих углов и компаний раздаются шёпоты девиц: ?Александр Сергеевич здесь!?Что будет, если Человек Эпохи не оценит созданное молодым писателем положительно? Готов ли Николай принять такую критику на плечи? А если и вовсе все будет так бездарно, что Александр Сергеевич порекомендует ему бросить сочинительство? Вот так, с болью смакуя подобные мысли, чем томил самого себя, Николай, словно парализованный, остановился у одной чуть приоткрытой двери. Странно. Коридор здесь не был освещён, отчего через щель проступал золотистый свет и иногда проплывали чьи-то искажённые тени. Голоса — тихие и восторженные, но все до единого?— господские, увлечённо переговаривались. Свита. Затаив дыхание и прижав портфель к груди, Николай придвинулся к двери, заглянув в щель. По бокам стола в комнате с тусклым светом свечей стояли господа, около дюжины. Несколько человек сидели за столом, участвуя в карточной игре, и на лицах их был выражен подлинный азарт. Один господин в сером пиджаке и чёрном галстуке на белую рубашку сидел во главе, лицом к двери. Но тот человек, Человек Эпохи, что в широких кругах имел в характеристиках внешних славу кучерявых локонов, восседал к двери спиной. Николай смотрел на чёрный фрак, очеркивающий узкие плечи и статную осанку. Александр Сергеевич, судя по движению рук, не спеша мешал свои карты, выбирая беспроигрышную. А юноша не знал, что делать. Постучать, представиться и войти? Его поднимут всею свитою на смех.Тихо выдохнув, Николай отстранился от двери, и.. правее, шагах в пяти от себя, снова зацепился за тёмный силуэт. И, посмотрев сейчас прямо на того, кто в конце коридора сидел на большом диване, юный писатель узнал человека. Это с ним Николай столкнулся, когда мальчишка продал ему четыре одинаковые старые газеты. Он был в тех, уже знакомых юноше ботфортах, и тёмной одежде: рубашка со строгим удлинённым воротником, пиджак иностранного пошива с узкими лацканами и суженные брюки. Между коленей расположилась лакированная трость. В самом углу, где было особенно темно, и на фоне белой стены и светлой мебели, этот человек казался прорисованной чернилами фигурой.Они тут же встретились взглядами; человек, положив ладони на наконечник трости, неотрывно смотрел на юношу.Николай неловко поправил локоны. Просто уйти было бы некультурно, учитывая, что они относительно знакомы. А человека, казалось, молчание вполне устраивало.Николай сделал два шага к нему.—?Я Вас помню.. —?робко сказал юноша. Какое-то время выражение лица человека не менялось ничуть: казалось, он застыл. Но затем, слабая улыбка и наклон головы вправо дали сигнал.—?Ох, так Вы?— поэт.Юноша слегка нахмурился, смущённо улыбнувшись следом. Покачал головой.—?Я писатель. Но.. я пишу мало и плохо, —?человек манерно приподнял бровь, а Николай, будто вспомнив забытое, порывисто подошёл к тому ближе, протягивая руку. —?Николай Васильевич Гоголь.—?Роман Валери Уайт. Станиславович, если необходимо.
Его руку пожали в ответ, и Николай присел на диван рядом. Юноша украдкой посмотрел на руки Романа: они ладонями покоились на ручке трости; ручка, в свою очередь, являла собой отлитое из серебра удлинённое птичье перо, заострённое на кончике.
Из-за двери, в которую он не решился войти, был слышен голос Александра Сергеевича, перед глазамистояла точёная фигура со спины во фраке и облако тёмных волос, а слева сидел иностранец, явно европейского происхождения, неизвестно, откуда и зачем здесь взявшийся.
Роман всё также сидел, прикрыв глаза, будто осознанно позволяя юному писателю изучать себя. И Николай изучал: осторожно скользнул взглядом по тонким кистям рук, оголившимся из-под манжет, по сдержанной и без излишеств одежде, по местами слабозавитым чёрным волосам. По опущенным вниз длинным ресницам, по носу, что был с небольшой горбинкой, но аккуратен. По тёмным, отчего-то залёгшим под глазами теням, что делали лик острее. А профиль был болезненно-белый?— либо иностранец из пасмурных мест, либо практически не выходит из дому.Неожиданно, Николай широко раскрыл глаза. Удивление, неуверенность, словно он не верил увиденному, отразились на лице. А вдобавок ко всему, этот человек повернул голову, посмотрев на юношу.Кажется, того ничуть не удивляло возбуждение Николая.?Отчего же мы похожи.., —?подумал писатель, бегая взглядом по фарфору кожи. —?Если бы не его карие глаза, или не мои?— голубые, мы были бы будто капли воды из одного озера.?Николай выдохнул через разомкнутые губы, заморгал, неловко поправляя ворот своей рубашки.—?Разве так бывает?.. —?пролепетал он, посмотрев Роману в глаза.—?Всё бывает.Почему он не заметил поразительное сходство ещё тогда, на мостовой, в дневном свете? Они были похожи не столь чертами лиц, сколько своею странностью. И это было ещё удивительнее, нежели простое мимическое сходство. Похожие исключительные особенности куда интереснее. И пусть спрашивать о таком вслух было бы грубо, но Николай подумал, обращали ли на Романа столько же лишнего внимания различные прохожие, осуждая за отросшие взлохмаченные локоны и презрительно морщась на болезненную бледность кожи?Нервно сцепив пальцами подол пиджака, Николай опустил голову. Пряди отчасти скрыли лицо.—?Простите меня, что я так… рассматривал Вас.Несколько секунд абсолютная тишина ударяла по ушам юношу, а следом он услышал короткую усмешку. Одна из рук поднялась с серебряного пера птицы, слабо постучав кончиками пальцев по тыльной стороне ладони Николая.—?Не мните ткань. Намучаетесь выглаживать.Растерянно взглянув на слабую улыбку, юноша принял совет и прекратил терзать пиджак.?Право, нужно избавиться от этой нервной привычки? ,?— подумал он.Некоторое время они сидели молча; карточная игра за стеной продолжалась, а иностранец снова закрыл глаза.—?Вас пригласил на приём Иван Игоревич? —?тихо поинтересовался Николай.—?Кто он?—?Кхм.. —?снова удивившись, юноша помедлил. —?Хозяин этого имения. Это он организовал приём.—?Мм.. нет. Я приехал сюда со своим коллегой.—?Должно быть, Ваш коллега и знаком с ним. А кем же Вы работаете?Приоткрыв глаза, Роман посмотрел на того, улыбнувшись и с неким снисхождением покачав головой. Писатель стушевался.Он хотел было снова начать сжимать ткань, но опомнившись, смиренно сложил руки на колени, нервно прикусив губу. Эта короткая мешкотность не осталась без внимания иностранца — он с интересом следил за юношей.— Верно, лучше кусайте губы.. выглядит куда краше.На фразу, сказанную странно пониженным голосом, Николай поднял на визави широко раскрытые глаза. Уайт сидел, вновь опустив веки. Он выглядел до того непринуждённо, что можно было допустить мысль, будто Николаю всё послышалось.Дверь открывается полностью, и из комнаты выходит стройная фигура, одетая во фрак. Рвано дыша ртом, Николай смотрел на профиль Человека Эпохи.Одёрнув одежду за лацканы, поправляя, Александр Пушкин повернулся влево; они встретились взглядами. Николай беспомощно замер, неотрывно смотря на человека, под чьи рифмы и строфы старался выстроить своё стихотворение. На юношу же поэт смотрел безлико: без удивления, без грамма заинтересованности.—?Идёмте, Александр Сергеевич, уважаемый, —?почтенно позвал его кто-то из свиты, и поэт вместе со всеми направился к лестнице.Выйдя из ступора, Николай дёрнулся на месте, лихорадочно посмотрев на свой портфель, что стоял у подлокотника. Он же ещё может его догнать, окликнуть и…Уайт переставил трость к правой ноге, а колени сложил друг на друга, и вперился в юношу молчаливым взглядом. Голубые глаза с длинными ресницами горели спешкой и волнением. Рука уже сжимала кожаную ручку портфеля.?Что же Вы на меня так смотрите?..?—?Не нужно: ему это не понравится.Николай непонимающе повёл плечами.—?Что именно?..—?А что бы там,?— иностранец кивком указал на портфель,?— ни было.Писатель не стал спрашивать, откуда тот знает, что он хотел что-то показать поэту. Не стал возмущаться за несправедливую оценку его непрочитанных трудов. Лишь озвучил один вопрос:—?Почему?... и голос при этом звучит для Романа так разочарованно, брошено, сокрушённо, с обесцвеченными красками. Словно обладатель его потерял важный смысл своих плодов.Рука до боли, до побелевших костяшек пальцев сжимает серебряное птичье перо.—?Он не читает таких, как Вы.