с днём рождения, ичиро! (1/1)

5. Счастье в тех моментах, когда мир только-только начинает обретать краски, но при этом не настолько расплывчат и неясен, чтобы не понимать всю его на первый взгляд невинную прелесть. Пять лет — именно тот возраст. В пять лет дети не обременены никакими обязанностями, но при этом и уже не совсем немощны и глупы. На момент своего пятого дня рождения у него было всё то, что нужно маленькому ребёнку для счастья — любящая семья (из целых двух младших братьев и родителей!), большой уютный дом, тёплая одежда и вкусная сытная еда. Тогда всё предстоящее впереди казалось лёгким и беспечным, подобно идеально-ровной тропинке, верно ведущей по единственно-правильному пути. В свой пятый день рождения — знойным июльским днём — Ичиро Ямада искренне думал, что для него нет ничего невозможного, доверчиво прижимаясь к надёжно удерживающему его отцу.8. Жизнь — целый лабиринт с препятствиями и кучей развилок, способных как привести к выходу, так и заманить в тёмный тесный тупик, оставив наедине с гложущим чувством вины и тяжёлыми сомнениями. К восьми годам Ичиро пережил страшную потерю, оставшись один на один против целого мира и с беззащитными братьями за его хрупкой детской спиной. К восьми годам у него появилась целая куча людей, которую нужно было считать семьёй, пусть и таковой она на самом деле никогда не являлась. Отныне его семья — лишь двое маленьких мальчиков, так и не вспомнивших о том, чьи они на самом деле дети. К восьми годам Ичиро научился врать, скрывать свои истинные мысли и упорно идти вперёд, сглатывая оседающие на языке горечь и сожаления. Свой торт — скромный подарок директора приюта — он предпочитает отдать остальным детям, проследив, чтобы Джиро и Сабуро не остались обделёнными.12. Свой двенадцатый день рождения Ичиро без сомнения может назвать одним из самых счастливых — потому что тогда он впервые получил подарки от Джиро и Сабуро. То были значки — дешёвые и выигранные в каком-то конкурсе, братья неловко мялись и извинялись, но Ичиро прервал их объятиями — крепкими и искренними, ровно как и его любовь к ним. К тому возрасту он начинает понимать, что ради Джиро и Сабуро сделает всё что угодно — в буквальном смысле. И это пугает. Не на шутку пугает — ведь в своём стремлении обеспечить им лучшую жизнь Ичиро может увязнуть сам. Так, что никогда не выберется.Но что ещё ему остаётся? Ведь кроме братьев у него больше никого и ничего нет. Совсем. Тем не менее, их любви достаточно, чтобы Ичиро выдержал любые испытания. Ровно в двенадцать лет он впервые за долгие годы чувствует, что сможет всё.Пока Джиро и Сабуро его поддерживают, Ичиро непобедим. Тот скромный праздник — один из самых тёплых, самых безмятежных дней своей жизни — он запоминает навсегда, в особенно тяжёлые времена воскрешая в памяти робкие улыбки братьев.15. Пятнадцатилетие — для многих дата важная и особенная, как-никак, после неё ощущается, что взросление уже гораздо ближе, чем было раньше.Пятнадцатилетие проходит... никак. Ах, обычным жарким днём, столь типичным для второго месяца лета, Ичиро весь в работе — ему необходимо зарабатывать. Для того, чтобы однажды вырваться из-под контроля этого грязного мерзкого жулика, коего несчастные дети с любовью зовут отцом, даже не ведая о его истинной сущности.Назвав его монстром, Ичиро не окажется далеко от правды, однако... чем он лучше? Несомненно, все его действия направлены на защиту братьев, но они давным-давно перестали быть невинными и безвредными. Ичиро калечит, Ичиро отбирает и не слушает чужие мольбы тех, кто слабее него. У него нет личных обид ни к одному из всех этих людей. Так уж вышло, они встали на его пути. Так уж вышло, работа — его единственная возможность погрузиться в дело с головой и забыть... забыть обо всём том, что произошло с ним и его братьями. Ичиро работает, работает, работает и ещё раз работает, не только вырывая себе шансы на хорошую жизнь, но и пытаясь не сойти с ума от осознания, что его ошибки привели их всех к ненависти и непониманию. Очевидно, это тот самый ?тупик? в жизненном пути, выбраться из которого поможет лишь счастливая случайность.

По правде говоря, Ичиро ненавидит свою работу. Ненавидит причинять людям боль, ненавидит отбирать у них всю надежду и ненавидит каждый день лицезреть отморозков, которым происходящее доставляет неописуемое наслаждение.— Ты отлично справляешься, Ямада, — говорит ему Мозуку. ?Ты отлично справляешься.?Эта фраза, многим столь нужная и важная, для Ичиро становится лишь признаком того, что сегодня он получит много денег. Оно и неудивительно — Ичиро, вероятно, сейчас один из самых эффективных работников в прогнившей насквозь организации Мозуку. Всё ради братьев. Ичиро перестаёт реагировать на окружающий мир — теперь он живёт лишь своей целью, не неосуществимой, но и достаточно тяжёлой для отвлечения. Выбросить из головы всё ненужное. Даже если это ?ненужное? и является тем, что вот уже столько времени отравляет его существование. Вероятно, день рождения каким-то образом тоже попал под эту категорию — да и какой был смысл о нём вспоминать? Всё равно его никто не поздравил. Только Мозуку на следующий день хлопнул по плечу легонько (словно брезгуя), сказал ?с прошедшим праздником? и отправил Ичиро на очередное задание. Он вспоминает об этом только к вечеру — глядит на вчерашнюю дату, обведённую красным. И, ах, ему совершенно точно всё равно. Не было смысла вспоминать об этом. Не было смысла в этом недопоздравлении в принципе. (Потому что сердце кольнула боль столь острая, что на мгновение дышать становится тяжело. Но это не из-за дурацкого дня рождения, вовсе нет. Возможно, он перетрудился сегодня, или из-за дождя, который передают на завтра. Правда, вот беда: Ичиро никогда не жаловался на проблемы со здоровьем. Но об этом можно не думать, право слово.)17. Шестнадцатилетнего человека уже почти можно называть взрослым. Тем не менее, Ичиро себя таковым совсем не считает. Ну серьёзно, какой из него взрослый? На стоящую работу не пускают, на его нынешней высокомерно зовут сопляком, этот мерзкий старик Генчо всё ещё говорит с ним снисходительно, будто с ребёнком каким. Несмотря на то, что Ичиро знает, чем он занимается вот уже два с лишним года. Каким бы внутренним стержнем он ни обладал, чёртовы цифры в паспорте решают слишком многое. Тем не менее, в его комнату Куко врывается именно с утверждением, мол, наш святоша уже совсем взрослый. На чужое прибытие Ичиро по-глупому хлопает глазами и не может понять: почему? С чего это Куко заявляться в грязный приют? Какой такой важный повод заставил будущего великого монаха к сироте? Ладно, они, конечно, вроде как друзья, но...— Сегодня твой день рождения, идиот, — с искренним шоком в глазах говорит Куко, и тогда всё встаёт на свои места. И его игнорирование звонков (Ичиро хотел предложить встретиться), и какие-то многозначительные взгляды директора (в прошлом году были такие же), и то, что Куко так радовался вчера предстоящему выходному...— Ты что, плачешь?.. — теперь его друг (действительно друг) выглядит так, будто вот-вот упадёт в обморок. Ичиро судорожно вздёргивает руки — он ведь давным-давно не плакал, чёрт побери! — тянется к лицу и понимает — да, плачет. Слёзы всё катились и катились из его глаз, которые многие называют удивительными, никак не желая останавливаться.— Ч-чёрт побери, прости, Куко, я не знаю, почему, сейчас, сейчас... — он трёт глаза снова и снова, но вместо того, чтобы наконец перестать плакать, он истерично всхлипывает и прекращает попытки — ему уже больно. В какой-то момент Ичиро чувствует неловкие, но крепкие объятия, вцепляется в чужую спину и совсем по-детски шмыгает носом.— Я так счастлив, но почему-то не могу перестать, — честно признаётся он, чувствуя, как по губам расползается безудержная улыбка. Куко не отвечает — только сжимает крепче, словно говоря: всё хорошо, я здесь, я с тобой, не нужно бояться. То, чего он не ощущал так долго. Честно говоря, до этого момента Ичиро не мог ни плакать, ни смеяться — по крайней мере, искренне так точно. Это простое ?сегодня твой день рождения? словно сломало в нём какую-то стену, давящую на внутренности и мешающую нормально функционировать, а вместе с её падением вырвались и побочные эффекты. Такие, например, как слёзы и эта бесконечная трясучка. Какой же он жалкий.— Ты не жалкий, — с внезапной серьёзностью говорит Куко, пребольно хлопнув по спине. Кажется, он не заметил, как сказал это вслух. Забавно. Ичиро не знает, сколько они сидят вот так, прижавшись друг к дружке, словно и не знакомы без году неделю. Но почему-то с Куко это кажется естественным и совсем не неловким — даже несмотря на то, что нормального общения с людьми у него не было так много времени. И когда этот прохвост успел узнать дату его дня рождения?.. Когда Ичиро наконец успокаивается, Куко с горящими глазами достаёт что-то из-за пазухи. Он понятия не имеет, что там у него, но в какой-то момент перед глазами мелькает красное — словно огненный всполох. Новый друг торжественно кладёт меж ними повязки — простецкие такие повязки, но Ичиро с трепетом берёт одну, ощущая, насколько приятна её новая ткань.— Отец не даёт мне денег, поэтому я сам их сшил, — хвастливо заявляет он, и внутри у Ичиро ворочается тепло столь сильное, что ему снова хочется расплакаться. Вместо этого, однако, он трепетно завязывает чёрно-красную тряпочку — это именно тряпочка, но ощущается почему-то настоящим сокровищем — на плече друга, напоследок стряхнув воображаемые пылинки. Когда Куко затягивает узел, Ичиро наконец вспоминает, что совсем не поблагодарил его — и за то, что позволил обнять себя, и за подарок...— С-спасибо тебе, — в его неловких словах, кажется, так и звучат готовые сорваться слёзы, но на этот раз Ичиро держится. Он же мужчина, в конце концов, и без того достаточно наплакался за сегодня!— Да не за что, — внезапно смущается Куко — отводит взгляд и краснеет, — чего ты так, это всего лишь повязки... Эдакая имитация браслетов дружбы, понимаешь? В детстве все такие покупали, — он вновь вскидывается с улыбкой, которая уже успевает запасть ему в душу.— Ага. Понимаю.Впервые за годы разлуки с Джиро и Сабуро Ичиро наконец чувствует себя живым, а не просто выживающим. Куко — живой, подвижный и маячащий перед глазами нетерпеливым воробьём — взращивает в уставшем сердце угасшую надежду на лучшее, и Ичиро смеётся — от души, заваливаясь на кровать и чувствуя, как по щекам снова текут слёзы. Но от счастья не стыдно плакать. Так ему говорила мама.

19. Счастье — в осуществлённых мечтах. И несмотря на то, что человек по своей природе никогда не может быть доволен на все сто процентов, сейчас Ичиро не назовёт себя сбившимся с пути, одиноким или потерянным. Ему трудно пришлось. Несколько предательств людей, которых он любил, ссоры, непонимание, чувство беспомощности и отчаяние — вот, через прошёл Ичиро Ямада прежде, чем наступил этот день. Ах, не самые лучшие размышления с утра пораньше, верно? Он разлепляет веки, слушая противный вой будильника, и только сев в кровати, вспоминает: сегодня же... выходной. Точно. Двадцать шестое июля, понедельник, мастерская закрыта, потому что... ему захотелось? Да чёрт знает. А у Джиро и Сабуро каникулы. Значит, можно спать... Обычно после пробуждения привыкшему к раннему подъёму организму тяжело уснуть вновь, но в этот раз он проваливается в тёплые объятия какого-то приятного сновидения буквально за две секунды — редкое везение, которое Ичиро использует сполна. В следующий раз он просыпается в одиннадцать — отличное время, потому что вчера он именно тогда и лёг. В одиннадцать вечера. Редко когда ему удаётся проспать полсуток подряд; ещё реже после этого у него хорошее самочувствие. Сегодня прямо-таки особенный день. Особенный. На эту мысль у него в голове что-то тревожно вспыхивает сиреной полицейской машины — громко, настойчиво и надоедливо. Может, даже не просто особенный. Важный? Никак не вспомнить — несмотря на бодрое и отдохнувшее тело, его разум всё ещё одной ногой находится в тепле постели и мягкой темноте дрёмы. Стоп. А где же братья? Обычно они даже по каникулам встают рано — первым просыпается Сабуро, а вслед за ним, словно инстинктивно, встаёт Джиро, как бы тихо младший себя ни вёл. Тот неоднократно жаловался на чужую (даже излишнюю) чуткость. Рано или поздно они начинают переругиваться, и тогда, собственно, и будят Ичиро — Джиро как-то с круглыми глазами предположил, что у него точно есть внутренний радар, нацеленный на устранение любого их конфликта. Получается, сегодня братья не ругались с утра пораньше. Возможно, он каким-то образом даже поднялся раньше них. Ичиро считал, сегодняшнее утро подозрительнее стать не может. И как же он ошибался! Комнаты Джиро и Сабуро — судя по заправленным холодным постелям — довольно давно пустуют. Тут уже подступает тревога: куда эти двое делись, даже не удосужившись предупредить его? От желания что-нибудь сделать у него начинает болеть голова — Ичиро мог бы легко выбежать наружу в чём есть и побежать их искать. Однако, пыл, присущий ему прошлому, он давно научился контролировать — только незрелые люди не в состоянии держать свои эмоции в узде. Это регулярное напоминание вызывает в нём крайне неприятные ассоциации — а сегодняшний день точно не для мрачных размышлений и рефлексии. Но почему?.. Некогда думать, — обрывает себя Ичиро, — нужно узнать, где сейчас Джиро и Сабуро. Он по-быстрому умывается, после намереваясь так же спешно перекусить, переодеться и наконец приступить. А к холодильнику оказывается приклеена бумажка, где явно аккуратным почерком Сабуро выведен какой-то адрес. Волнение успокаивается, не успев толком разгореться — теперь Ичиро точно знает, что братья в порядке. Просто что-то задумали. Вероятно, какой-то приятный сюрприз. Местом оказывается какой-то ресторан, причём достаточно большой. Осматриваясь, Ичиро думает, что найти Джиро и Сабуро здесь будет достаточно проблематично. Однако, прежде, чем он успевает начать приглядываться, к нему шустро подбегает молодая официантка.— Мы ждали вас, Ямада Ичиро-сан, — с тёплой улыбкой говорит она, безмолвно предлагая следовать за собой. Ичиро окончательно перестаёт понимать, что происходит, решив... довериться случаю. Вместо желания разобраться в нём зарождается любопытство — к чему его приведёт этот день, начавшийся столь необычно? На столике — подальше ото всех, с прекрасной обозреваемостью на весь зал и специальной ширмой, которой можно закрыться — его ожидает целая куча всевозможной еды — от обилия глаза разбегаются. С утра Ичиро только заварил себе чай — желудок издал унылый воющий звук, от которого мгновенно становится стыдно. Его сопровождающая лишь издаёт тихий смешок, отодвигая стул.— Ни в чём себе не отказывайте, — всё, что она сказала, устроившись позади него молчаливой тенью. На языке у Ичиро вертятся вопросы, пусть он и сейчас поглощён своим отнюдь не скромным обедом.— У вас, наверное, много вопросов, — подмечает его состояние официантка, лукаво блеснув карими глазами. — Пару недель назад к нам пришли два красивых мальчика с просьбой организовать их известному в Токио знакомому идеальный обед. Мы отказали, потому что не обслуживаем несовершеннолетних, но это их не остановило, и они привели... женщину? Которая подтвердила, что заплатит за них. Младший из мальчиков досконально объяснил, когда примерно вас ожидать, что приготовить и какое предоставить место. Здесь отличный вид на остальных посетителей, не находите?— Сабуро всегда был умным ребёнком, — усмехается Ичиро вместо ответа, делая смачный глоток холодной колы. Он не знает, сколько сидел так, поглощённый едой, которую ему не пришлось готовить самостоятельно, но когда почувствовал, что в его живот больше не поместится ни крошки, так и стоявшая рядом всё это время официантка передала ему свёрнутую вчетверо бумажку.— Ваши братья велели отдать вам это, как только вы закончите, Ичиро-сан, — на удивлённый взгляд она никак не реагирует, и внезапно он чувствует себя глупее некуда. Ну да. Трудно не догадаться об их родственной связи. На записке — знакомый ему адрес и несколько записанных подряд цифр. Парк?— Они очень вас любят, Ичиро-сан, — вновь этим странно мягким голосом повторяет она — на дне тёмной радужки вспыхивает и тухнет что-то. Ох.— Спасибо за всё, — серьёзно благодарит он, подавив в себе странное желание потрепать официантку по волосам — Джиро и Сабуро всегда это нравилось. А она смотрит почти так же. Вместо этого Ичиро кланяется, разворачивается и прикидывает, сколько ему времени потребуется для того, чтобы добраться до парка. Мечтательного вздоха позади себя он уже не слышит. Знакомые макушки он замечает издалека. Совершенно разные — Джиро сосредоточенно тычет по телефону (очевидно, играя), Сабуро же незаметно косится в его сторону — словно ему интересно, но он не хочет этого показывать. Тем не менее, вскидываются к нему они вместе, мгновенно просияв и позабыв обо всём остальном. Когда оба срываются с места, Ичиро уже знает, что будет, а потому просто раскрывает руки, готовясь сжать их в объятиях.— Нии-чан!— Ичи-нии!— С днём рождения!Тем не менее, для предотвращения их неизбежного падения его готовности не хватает — Ичиро заваливается назад, каким-то чудом уберегая затылок от столкновения с асфальтом. Братья бормочут извинения, а он некстати понимает, что за весь этот день от него ускользала одна до глупого очевидная деталь.Понедельник. Двадцать шестое июня. Выходной, специально выбранный именно сегодня. Вероятно, он настолько привык не праздновать (семнадцатилетие не в счёт — вспоминать о нём слишком больно) свой день рождения, что позабыл о нём и сегодня. Прошлый год выдался трудным — они были по уши в делах, в таком положении не до каких-то там праздников. Но Ичиро оценил, что в самом конце дня братья подошли, чтобы поздравить его — неловкие и усталые, бесконечно извиняющиеся за отсутствие подарка. В тот вечер они спали все вместе, позабыв о наличии собственных комнат. Воспоминания — тяжёлые и болезненные — рассыпаются карточным домиком, когда его утягивают за собой (и когда их хватка успела стать такой... надёжной?) две руки. Они покупают Ичиро сладкую вату, водят его по аттракционам, непременно спрашивают: а всё ли ему нравится? а точно хочет пойти туда? а не устал ли?Долгое время ему приходилось быть опорой для других — сильной, заботливой, не знающей усталости в своём трудолюбии. И именно сегодня, в этот погожий понедельник, он впервые за долгое время чувствует, что заботятся о нём, а не наоборот, как обычно. Ичиро позволяет себе искренне улыбаться, хохотать из-за мелочей, надрывать глотку в крике, мчась вниз на американских горках. У него есть работа, относительно ясное будущее, дом, тёплая одежда и силы на обеспечение братьев всем необходимым. За свою недолгую жизнь ему пришлось преодолеть множество испытаний разной степени сложности — предательство, бедность, невозможность самостоятельной жизни, снова предательства и целая куча сомнений, сопровождающих его каждый день начиная с момента расставания с родителями. И несмотря на всё вышеперечисленное, в груди вновь просыпается знакомое яркое чувство — пока они вместе, они непобедимы. Пока они вместе, Ичиро выдержит любое испытание, которое ему подготовила судьба. Когда трое приходят домой, солнце уже потихоньку клонится к закату. У Ичиро почти нет сил. У Сабуро и Джиро, думается ему, тоже. Тем не менее, братья, не сговариваясь, разуваются и мчатся вперёд, чтобы двадцать секунд спустя вернуться с плотно завёрнутой изолентой коробкой.— Открывай, — трепетно говорит Сабуро — голос у него дрожит от волнения. Джиро и вовсе временно потерял дар речи, и, дабы более не нервировать братьев, Ичиро берёт не слишком тяжёлую ёмкость, пытаясь предположить, что там, собственно, может быть. Движение за движением — и вот уже остаётся лишь раскрыть и взглянуть внутрь, чтобы увидеть... Фигурка. Явно недешёвая, крупная и идеальная от и до. Возможно, ещё и потому, что она была подарена Джиро и Сабуро. Это их первый подарок, заработанный... своими силами. Они приложили усилия, чтобы поздравить его, организовали всё у него под носом так, что он ни о чём не догадывался до последнего. Прежде, чем братья успевают что-либо понять, они оказываются в объятиях столь крепких и отчаянных, будто Ичиро боится того, что ему всё снится, и до последнего не хочет отпускать такое прекрасное сновидение.— Спасибо вам. За всё спасибо.Ссоры, обиды, невзгоды и недопонимание — всё это остаётся в прошлом. Сейчас перед ними расстилается будущее — вряд ли идеальное и безоблачное, но каждый из них встретит его с гордо поднятой головой.Им нечего бояться. С днём рождения, лучший старший брат на свете!