3. (1/2)
Под ногами мягко пружинит ковер, из окон льётся тёплый солнечный свет, и его блики, подрагивая, пляшут на стенах. Из соседней комнаты доносится детский смех. Скотт инстинктивно двигается на звук, пытаясь обнаружить его источник. Чувствует улыбку на своём лице и тепло в районе солнечного сплетения, которые неизменно возникают при мысли о дочери. Он ничему не удивляется, всё кажется таким естественным…
- Кесси, детка? - зовёт он, забыв на мгновение, где находится. И тут же замечает, что его голос звучит как-то иначе: чуть мягче, чуть выше и, в тоже время, как будто, чуть более хрипло.
И тут же обращает внимание на все другие несоответствия. Во-первых, дом не его, он явно светлее, просторнее, чище, да и, пожалуй, чтобы позволить себе такое жильё, ему бы пришлось ограбить Хэнка Пима по-настоящему. Во-вторых, хоть после всех метаморфоз в костюме человека-муравья, он и должен бы стать нечувствительным к незначительным изменениям, всё же, отмечает, что стал будто выше ростом. Казалось бы, разница не так велика во вселенских масштабах, но по отношению к потолку и предметам мебели, да и балансу во время ходьбы, в конце концов, оказывается вполне ощутимой. А он так и продолжает идти, словно это тело само ведёт его. Само проходит коридор, открывает дверь в другую комнату…
- Как ты назвал меня, пап? - смеется улыбчивая темноволосая девочка с яркими голубыми глазами и пушистыми ресницами. На вид она едва ли старше его дочери. Лет десять, одиннадцать максимум, едва заметные золотистые веснушки на носу и по-детски округлых щеках.
- Прости, Лили, - говорит он, потянувшись ладонью к виску. Имя всплывает из чужой памяти легко, как поплавок в прозрачной воде. Кажется, это сознание приняло его без малейшей попытки сопротивления. Более того, Скотт (если, конечно, он всё ещё Скотт, а не среднее арифметическое между ним и этим парнем) тут же вспоминает, что ещё двое его детей играют снаружи.
- Пап? – крошечная морщинка возникает над переносицей Лили, а в её голосе звучит звенящая нотка тревоги. – Тебе снова нехорошо?
Скотт не знает, что и ответить. В этот раз всё как-то иначе. Он не наблюдает одновременно изнутри и будто со стороны, чётко разделяя свои и чужие чувства и мысли, как бывало до этого. Сейчас всё словно смешалось, запуталось. Больше всего это похоже на тот самый сон, где он играл в прятки с Хоуп, находясь в сознании Дженнет. Кажется, тогда, чтобы в голове прояснилась, стоило только в зеркало заглянуть. Конечно, сейчас он вряд ли проснётся в ту же секунду, и всё же…Пробормотав что-то невнятное, он безошибочно направляется в ванную комнату. Новый рост по-прежнему непривычен, и это хорошо, это значит, что с этим телом и с этим сознанием он точно ещё не слился. Вот только сам страх того, что это может случиться, тоже какой-то странный и непривычный. Откуда в нём эта тревога? Не бывало ведь раньше такого.
Ванная оказывается такой же светлой и просторной, как и другие комнаты, и зеркало здесь, пожалуй, чуть больше привычного, но Скотт сейчас не обращает внимания на детали. Вместо этого – напряжённо и даже придирчиво всматривается в отражение, которое кажется и смутно знакомым и совершенно чужим. Это лицо он, возможно, и видел мельком, вот только сейчас уже не вспомнить, где и когда. А может быть, ему это только чудится? Ни это лицо, ни это сознание не похожи на его собственные, но в то же время, словно рифмуются с ним. Как совершенно разные слова, созвучные чем-то одним, не всегда очевидным: не рифма даже, а ассонанс.
Мужчина в зеркале, кажется, чуть старше Скотта, а впрочем, он не уверен. Возраст выдают разве что мелкие, но глубокие морщины вокруг глаз. Сами глаза на первый взгляд голубые, а на второй – будто бы серо-зелёные. Волосы вьются, спадают крупными каштановыми волнами почти до плеч. Черты лица такие, что романтического героя в пору играть: тонкие, с выразительными скулами, да ещё и подчеркнуты какими-то совсем уж мушкетерскими усиками и бородкой. Нет, такого бы Скотт на собственном лице уж точно не устроил, а вот тому, кто отражается в зеркале, вроде идёт. Он дотрагивается до подбородка и поворачивает голову влево, чтобы лучше рассмотреть отражение. И вдруг улыбается, вспомнив, что примерно так рассматривал себя герой сериала “Квантовый скачок”, оказавшись в очередном теле. Не очень понятно, правда, смотрел этот сериал он сам или мужчина, глядящий из зеркала, но эта улыбка нравится Скотту.
Он быстро умывается холодной водой, отмечая, что ощущения при этом вполне реальные. Снова заглядывает в зеркало, на этот раз стараясь отделить свои мысли от чужих, чтобы не запутаться окончательно и не застрять здесь навечно. И вдруг, словно самой тёмной волной, прокатившейся по двери снаружи, его накрывает осознанием, что сейчас, в этот самый момент, в этом теле ему некомфортно. Он хочет покинуть его, освободиться, взорвать к чертям внешний мир и разрушить эту ржавую клетку…
Что? Это не его мысли.
И эти ощущения не его. Он ловит встревоженный взгляд в отражении – сейчас совершенно точно зелёный и абсолютно растерянный. Прислушивается. Не к себе, к нему. Потому что таких чувств у Скотта не бывало никогда, даже в самое тёмное для него время, когда он сидел в тюрьме, всеми брошенный. Они иррациональны и поглощают весь свет подобно чёрной дыре, высасывают силы и полностью опустошают. Как эти мифические существа из детских книг, как же их там? Кесси бы вспомнила, да и Лили, наверное, знает.
Чем бы это ни было, оно настигает его моментально, безо всякого предупреждения или перехода. Но это не мрак, принадлежащий самой душе, не нечто такое, что заставляло Скотта в ужасе выскакивать из чужих дверей наружу. Нет, это чудовище, тянущее к нему свои цепкие, удушающие щупальца – порождение какой-то поломки, быть может, болезнь. Но щупальца душат с такой силой, что, кажется, ещё чуть-чуть, и он просто не выдержит. На мгновение даже мелькает безумная мысль, что в его мире таких состояний и вовсе не существует, что его мир в сравнении с этим понятен и прост, как детский мультфильм. Впрочем, ничего безумного в этом нет, если вспомнить, что сейчас он находится между мирами.
Это длится всего несколько коротких секунд: непроницаемая для света волна, поднявшаяся из глубины чужого сознания, накрывает с головой и отступает, оставляя после себя усталость и полное отсутствие чувств. Но этих нескольких секунд достаточно для того, чтобы Скотт понял, что-то серьёзно не так. ?Пап? Тебе снова нехорошо?? - эхом звучит в голове детский обеспокоенный голос. Кажется да, детка.Этого оказывается достаточно и для того, чтобы снова стать сторонним наблюдателем в чужом, пусть и в чём-то созвучном сознании. Вот он, Скотт Лэнг, мыслит ясно и смотрит в зеркало чужими глазами. А вот он, смотрящий из зеркала, явно отличный парень с какой-то внутренней поломкой на квантовом уровне и бесконечно мелодичной душой, которая и притянула его к своему порогу.- Крис, - полувопросительно произносит он, легко извлекая имя из памяти, ему не принадлежащей.- Ты и своё имя вспомнить не мог? – бледно улыбается Лили, незаметно возникшая в дверях ванной.
И тут он, должно быть, снова поддаётся чужому порыву и, присев на корточки, обнимает девочку, ещё на одно короткое мгновение, забывая, что это не его Кесси.