2. (1/1)
Коридор, в который он буквально упирается спустя сотню-другую тысяч шагов и несколько крутых поворотов, выглядит как бесконечные ряды разномастных дверей. Вернее, на первый взгляд они кажутся молочно-перламутровыми воронками порталов, но в том, что это именно двери, Скотт не сомневается. Поэтому, когда он зажмуривается и снова открывает глаза, они уже приобретают более знакомые, земные формы. Некоторые из этих дверей плотно заперты, некоторые приоткрыты, некоторые – распахнуты настежь. Все они отличаются друг от друга, и до самого горизонта, полыхающего рубиновым, фиолетовым и изумрудным, нет ни одной похожей. Скотт почти уверен, что был здесь раньше, но воспоминания спутанные, нечёткие. Пожалуй, он вспомнит больше, есть будет просто двигаться вперёд.Все двери, кроме запертых наглухо, притягивают, зовут на разные лады, шепчут разноцветными голосами. Плотно закрытые - молчат и лишь немного вибрируют, когда Скотт, проходя мимо, дотрагивается до них кончиками пальцев. И даже сквозь прочную перчатку костюма чувствует, как они негостеприимно бьют едва ощутимым разрядом энергии.
Некоторые из открытых дверей зовут сильнее, некоторые кажутся знакомыми и даже почти родными. Одна, чуть приоткрытая, переливающаяся цветами и звуками моря, почему-то напоминает Скотту о Кесси. Он останавливается напротив неё как вкопанный и ощущает всеми органами чувств золотистые блики на прозрачно бирюзовой колышущейся глади, легкие искристые звуки, похожие на пение русалок и птиц, запахи воды, звёзд, солнечного света, кино, попкорна и вишни. Внешняя сторона двери раскрашена детскими рисунками, расписана словами на незнакомом языке, обклеена блестящими пайетками, мелкими ракушками и засушенными цветами. В одном месте даже приклеено павлинье перо, а в самом центре поблескивает маленький серебряный колокольчик.Скотт осторожно открывает дверь, задержав дыхание, словно боится спугнуть какое-то хрупкое волшебство. За ней виднеется небольшая уютная комната. Деревянный стол с разбросанными по нему бусинами, ракушками и акварельными набросками, окно во всю стену с видом на море. Всё кажется таким близким, рукой подать. Но шаг за порог вдруг оказывается затяжным нырком сквозь густое прозрачное желе, настолько плотное и вязкое, что невозможно вздохнуть. А когда Скотт наконец оказывается внутри комнаты, он уже буквально сам не свой. Задыхается, как рыба, выброшенная на берег, не чувствует на себе ни костюма, ни маски, да и вообще ощущает себя – не в себе. Но главное то, как сейчас он видит мир, кажущийся ему одновременно своим и совершенно чуждым: он смотрит на него голубыми глазами ребёнка.
Не отдавая себе отчёта в собственных действиях, Скотт рывком выныривает наружу и снова оказывается в бесконечном коридоре порталов. Задыхаясь, ощупывает шлем, который, конечно, никуда не исчезал и прерывисто восклицает:
- Что за ф…
Вот только он уже и так знает, что это за фигня, и знание это кажется таким жутким, что он едва сдерживает приступ тошноты.
Это не просто порталы в другие миры, как он решил поначалу. Это двери в чужие души.
Так вот что означала “квантовая запутанность”, вот что произошло, когда Дженнет передавала сообщение через него, будучи ещё здесь. Целых несколько минут она буквально находилась в его теле и мыслях, ощущала то, что чувствовал он. Вернее, все их чувства были смешаны, спутаны, а значит, она смотрела на Хоуп одновременно глазами матери и глазами влюблённого мужчины. Наверное, со стороны это выглядело комично и немного неловко, но на деле... на деле даже представить трудно, что это вообще за дичь!
А когда ему приснилось, что это он в теле Дженнет играет в прятки с маленькой Хоуп? Кажется, Хэнк говорил, что это было подавленное воспоминание из квантового мира. Выходит, в тот, прошлый раз он уже бывал в этом коридоре и заглядывал в одну из дверей. Заглядывал в душу Дженнет. И именно так она его и нашла? Или просто открывала все двери подряд, пока не отыскала нужную, чтобы связаться через него со своей семьёй?...От всех этих мыслей и вопросов у Скотта голова идёт кругом. А ведь ещё сегодня с утра (потому что, всё же, хочется верить, что это, чёрт возьми, было сегодня) в его голове такое бы просто не уместилось. Всё, о чём он мог думать – это игры с Кесси, поцелуи с Хоуп, нескончаемая болтовня Луиса ну и где-то там мимоходом спасение мира, конечно. И что же теперь?
Теперь у него есть знания и возможности, которые раньше не снились, но всё, чего он хочет, это выбраться отсюда как можно скорее… Стоп! Скотт садится на корточки, чуть пошатываясь на зыбком сверкающем мосту, висящем между длинных рядов дверей, и снова крепко обхватывает голову руками. Все знания сейчас здесь. А значит, с их помощью он и поймёт, как вернуться. И даже сможет всё исправить, если там, снаружи, и впрямь случилась беда. Ответ прямо тут, нужно только его нащупать.
Всё начинает складываться будто бы по команде. И это не просто мысли в голове Скотта, это линии и схемы, которые он может видеть, подняв глаза. Шпаргалки и подсказки, которые этот необыкновенный мир вытаскивает из его подсознания наружу. Это похоже на танец геометрически точных узоров, которые перетекают и преломляются один в другой, но танец этот не выглядит абстракцией. Он дарит кристально ясное понимание.Во-первых, Скотт понимает, что всё здесь взаимосвязано. Все многочисленные миры и все человеческие души за этими разномастными дверями – части единого целого и каждую секунду соприкасаются и взаимодействуют друг с другом на квантовом уровне.Во-вторых, миров и правда бесконечное множество. Не девять, как считал Тор и даже не девять миллионов. Каждая мысль любого из живых существ, каждая идея и каждое новое решение создаёт ещё одну вселенную, равноценную той, в которой она была создана. Здесь, в квантовом пространстве заархивированы все они, сжаты как файлы в папке ZIP, которые в любой момент могут быть распакованы.
В третьих, выход находится именно здесь, в этом самом коридоре. Хотя, конечно, это и не коридор вовсе, а выглядит им лишь потому, что мозг Скотта систематизировал и упорядочил порталы, наслаивающиеся один на другой и разбросанные во времени. Но, так или иначе, выход здесь. Всего-то и нужно найти двери, ведущие к нужным людям в нужном времени. Чтобы увидеть, что произошло чужими глазами. Чтобы вернуться и, если надо, предупредить об опасности. И, наконец, чтобы позвать на помощь, как это сделала Дженнет, передав через него свои координаты.
Всего-то…Поиск нужных дверей мог бы занять годы, если бы время здесь шло. И если бы Скотт не прислушивался к тому, как именно зовут его двери.
Говорят, чужая душа потемки, но некоторые из них – свет. Беспросветно темными выглядят только те, что наглухо заперты и безмолвны. Он мог бы решить, что это души умерших, но новое знание, горящее в нем до тех пор, пока он не покинул пределы квантового мира, подсказывает, что здесь, вне времени и привычного пространства, живы все, кто был когда-либо рождён, и так будет всегда. Не это ли и есть та самая вечная жизнь, он, конечно, сказать не может. Но это, по крайней мере, одна из её форм.Он слушает зов каждой двери, мимо которой проходит, касаясь кончиками пальцев, и следит за своими ощущениями. Какая из них отзовётся предчувствием, узнаванием или смутной симпатией? Не может удержаться от того, чтобы заглянуть ещё в несколько порталов, напоминающих о дочери, и ныряет в детские сны, комнаты с игрушками и простые светлые мысли. Но долго в детском сознании удерживаться невозможно, и такие двери сами выталкивают его за порог.Некоторые двери приводят к настолько чуждым мыслям и чувствам, что Скотт выскакивает оттуда как ошпаренный. Запереть за собой не получается ни одну из них, несмотря на то, что пару-тройку, а может быть, сотню раз, он пытается захлопнуть их в ужасе. Скользкие липкие, темно-пунцовые и кроваво-огненно-острые мысли – это не его, спасибо. Поэтому постепенно он учится отличать их зов и не поддаваться ему. А такие двери зовут настойчиво, как по необъяснимой причине притягивает нас всё, что кажется отвратительным или страшным. И убежать без оглядки хочется, и манит магнитом. Хоть и не с первого раза, Скотт выбирает бежать.Ещё одна дверь напоминает о его друге Луисе. Жёлтая, с постоянно меняющейся росписью граффити по краям, обклеенная вкладышами из жвачек и вибрирующая так, будто тараторит что-то без умолку. Но заглянув внутрь, он видит совсем не то, что ожидал: редкие круглые столики с сидящей за ними уже изрядно подвыпившей разношерстной публикой, которая к тому же расплывается перед глазами из-за света одинокого софита, беспощадно бьющего в лицо. Скотт что-то оживлённо говорит женским голосом и руки, которыми он безостановочно жестикулирует, тоже определённо женские - чего стоит один только ярко-жёлтый маникюр на изящных пальцах. Настроение приподнятое. И даже крупный бородатый парень, стучащий по столу пустой бутылкой хайникена и пьяно выкрикивающий что-то вроде: “Уходи! Бабам на сцене не место!”, не может испортить настроения и прогнать улыбку с лица. Чёрт, не дождётся! Самое время пошутить сейчас про его мамашу…
Скотт уже несколько раз сбивается со счёта, но ни одна из пройденных дверей не показывает ничего, за что можно было бы ухватиться. И он отсеивает всё больше голосов, пока не слышит нечто такое, что заставляет его замереть. Он не сразу понимает, откуда звучит эта даже не песня, а скорее будоражащее чувства смешение песен, одновременно и диссонансное и гармоничное. Высокие и низкие, светлые и мрачные звуки тревожно переливаются, сливаясь в один, ни на что не похожий. И всё же, он кажется знакомым Скотту. Впивается в сознание занозой, заставляя искать источник этого зова. Похоже, он звучит издалека, хотя до этого отчетливо слышны были лишь те порталы, что находились совсем рядом. И чем ближе Скотт к источнику зова, тем ярче и ощутимее становится тот. Шаг за шагом, как в игре “холодно-горячо”. Вот только “горячо” - не просто подсказка ведущего: это видения, которые накрывают короткими волнами. Они похожи на ускользающие воспоминания, вот только Скотт знает точно, что с ним такого не было никогда. По крайней мере, в его вселенной. Вот он видит себя со стороны с длинными и как-то неестественно лежащими волосами, в футболке с надписью… нет, надпись разобрать он не может, но она вибрирует на той же частоте, что и усиливающийся зов. Затем - песня. Просто незнакомая песня, ясно всплывающая в памяти и звучащая будто снаружи его вселенной. Всё это так странно, что могло бы испугать, но вместо этого притягивает, как ребус, который нужно разгадать во что бы то ни стало.
Дверь оказывается приоткрытой лишь самую малость. Можно подумать, что здесь не слишком рады гостям, но сила зова говорит об обратном. Скотт останавливается в нерешительности. Почти наверняка эта дверь - та самая. В отличие от многих других, она не имеет определённого цвета, единого звука и каких-либо чётких знаков. Она рябит и волнуется, как поверхность беспокойного моря, переливается тёмно-синими, чернильными и глубокими фиолетовыми оттенками, почти уходящими в черноту, искрится мелкими вспышками, как звёздное небо, а затем ненадолго проясняется и светлеет.
Скотт легко открывает дверь и, в этот раз безо всякого перехода, как если бы очнулся от мимолетной задумчивости во время привычного дела, находит себя посреди светлой просторной комнаты.