Глава 41. Больше вопросов и больше ответов (1/1)
— Добрый вечер, мисс Хилл, — молвил директор. Его добрые голубые глаза смотрели куда-то сквозь неё. — Могу я поинтересоваться, что вы делали в Омуте памяти?Отем вскочила и начала одёргивать мантию, одновременно лихорадочно придумывая себе оправдание. Живот скрутило от страха: Дамблдор наверняка не одобрит того, что она видела что-либо в Омуте памяти, к тому же влезла туда без разрешения. Ну, как влезла — случайно упала, если выражаться точнее, но поверит ли ей директор, учитывая то, что всё произошло довольно быстро и нелепо?
— Профессор, я случайно, — выпалила девочка. — Честно, я споткнулась, опрокинула флакон и хотела достать… Я забыла… — она жалостливо, исподлобья глянула на директора. Тот хранил неопределённое молчание, не улыбался и не казался злым. Вздохнул.— Садитесь, мисс Хилл.Отем опешила. Вспомнился вечер, когда мадам Рейкпик притащила её в свой кабинет из леса и долго и упорно кричала на неё, после чего вообще влепила пощёчину. Вряд ли, конечно, Дамблдор собирался на неё орать или бить, но она всё равно с опаской глянула на старика, однако повиновалась и села на стул. Заняв своё кресло, Дамблдор посмотрел на ученицу через стёкла своих очков-полумесяцев и мягко спросил:— Хотите рахат-лукум?
Отем подумала, что ослышалась, и глупо уставилась на директора.— Что-о? — невольно вырвалось у неё. Этот человек полон сюрпризов. Она только что буквально прошлась по его (или не его) воспоминаниям без спроса, а он предлагает ей рахат-лукум?— Хотите рахат-лукум? — всё так же мягко повторил Дамблдор. — Подарок моего близкого друга Ньютона Саламандера. Вы знаете его как автора ?Фантастических тварей?. Ягодный. Между прочем, очень вкусный.
Девочка неопределённо кивнула, всё ещё не совсем понимая, почему не идёт на наказание или куда похуже, а сидит в уютном кабинете и принимает угощение. Это казалось несколько… несправедливым? Но, наспех взвесив голоса совести и разума в своей голове, Отем пришла к выводу, что лучше так, чем она сейчас паковала бы вещи. В такие моменты не до совести, и, если уж ей выпала возможность разобраться со всем без скандала, криков и рукоприкладства, пусть так и будет. Поэтому Отем проследила глазами за директором, который вытащил из ящика стола глянцевую сливочную коробочку и открыл, взяла оттуда мягкий, как подушечка для пудры, сиреневатый кубик, посыпанный пудрой, и осторожно подставила ладонь, чтобы не запачкать стол.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарила она и откусила кусочек. Рахат-лукум был действительно вкусным, и ей отчего-то стало намного спокойнее. Дамблдор тоже взял кусок рахат-лукума и, повертев между пальцев, заговорил:— Что ж, я вполне охотно верю, что вы не хотели без разрешения заглядывать в Омут памяти. — его голос утратил безмятежную мягкость, но в нём не чувствовалось угрозы или холода. — Но, раз уж вы увидели это не самое приятное воспоминание, у вас наверняка есть вопросы.О, да. Вопросы были. Они роились в голове Отем, гудели, кололись, шептали: ?Задай меня!?. Она не знала, с чего начать; её интересовало всё — как познакомились Джеральд и Мартин, что случилось между её отцом и Кассандрой, кто, наконец, такая Кассандра, как она была связана с Мелиссой, чьё это вообще было воспоминание… Наконец Отем облизнула губы и спросила:— Я правильно понимаю, что Мартин Уингер — отец Талботта Уингера? Ну, моего однокурсника…Губ Дамблдора коснулась печальная улыбка. Он кивнул.— Верно. Мартин Уингер и Джеральд Хилл познакомились ещё на Распределении. Они были очень разными: Джеральд всегда был в центре внимания, к тому же иностранец и, — директор усмехнулся, — пользовался большим успехом у женской части школы. Мартин был, наоборот, довольно закрыт и нелюдим, и, должен признаться, я был удивлён, когда они подружились. Казалось бы, что общего может быть у отличного квиддичного игрока, популярного ученика, и тихого любителя книг и уединения? — директор откусил кусок рахат-лукума и быстро прожевал. Его глаза блуждали по потолку кабинета. — Но они были отличными друзьями.
Хорошими учениками. Джеральд выбился в капитаны команды по квиддичу, Мартин — в старосты, и в этом была заслуга обоих, ибо они всегда друг в друга верили. Я также припоминаю, что ваш отец, мисс Хилл, очень любил действовать на нервы вашей матери, и к Мартину Мелисса относилась сначала куда лучше, чем к Джеральду, несмотря на то что тот был маглорождённым.Отем засмеялась: Джеральд действительно обожал доставать Мелиссу в школе. Один раз дошло до того, что она выбила ему челюсть. Джейкоб жутко хохотал, вспоминая эту историю, и говорил, что не хотел бы, чтобы его будущая жена ломала ему что-нибудь важное. Отем была с ним вполне солидарна: ей бы тоже хотелось сохранить своё лицо целым.
— А ещё, — профессор улыбнулся, — Джеральд Хилл является крёстным отцом Талботта Уингера.Отем перестала смеяться и подавилась рахат-лукумом. Горло сдавил кашель.— Что?.. — прохрипела она и шумно втянула воздух. — Папа?.. Был крёстным… Талботта?..— Именно так. Можете спросить мистера Уингера, возможно, он что-то помнит о вашем отце. — девочку кольнула ревность: Талботт не должен знать о Джеральде больше, чем она сама, его дочь! Но Отем была так шокирована новостью, что не могла долго думать о чём-то, кроме сказанного Дамблдором. Захотелось вскочить и начать расхаживать по кабинету, но она принудила себя сидеть спокойно.
— Ого… — Отем поджала губы. — Ничего себе… Я и не знала.
— Это неудивительно, — грустно кивнул Дамблдор.
— А что произошло между Джеральдом и Кассандрой?Директор помялся. Его голубые глаза беспокойно потемнели.— Насколько я помню, между ними с самого начала точилась вражда. Кассандра… дружила с вашей матерью, а Мелисса изначально недолюбливала Джеральда, ибо они были совершенными противоположностями. — Отем слегка улыбнулась: действительно, её родители были очень разными людьми. — К слову, Кассандра была известна своей… м-м-м… нелюбовью к нечистокровным волшебникам, а потому нередко могла прицепиться к Мартину Уингеру или любому другому другу вашего отца, а он этого крайне не любил. — уголки старческих губ немного опустились вниз. — Джеральд был, если позволите, предателем крови, а Кассандра — волшебницей, воспитанной в старых традициях. Поэтому они и не любили друг друга: состояли в разных кругах, не упускали возможности задеть друг друга через друзей и особенно — через вашу мать… Ваш отец был задирой, — он улыбнулся, — а Кассандра просто была жестокой. Жаль, я не понял, что это не просто детская убеждённость в своих принципах, а именно злоба и жестокость…Директор умолк. Отем тем временем доела рахат-лукум и тоскливо спросила:— Я так и не могу узнать, кто такая Кассандра?
Ответом её послужил резко посуровевший взгляд директора.
— Ладно, я поняла. А чьё это воспоминание?Дамблдор вздохнул.— Мартина Уингера. Я попросил его передать что-нибудь мало-мальски существенное, связанное с Кассандрой, после гибели Джеральда. Я уже смотрел один раз это воспоминание и, честно говоря, оставил его, потому что хотел пересмотреть ещё раз, ведь сейчас Кассандра явно имеет планы на эту школу… Но это уже вопрос, вас не касающийся. — он посмотрел на ученицу. — Что-то ещё?Отем сглотнула.— Неужели Кассандра убила моего отца только потому, что он узнал её секрет о… ну… вы поняли?— Не могу сказать точно, — вздохнул тот. — Я никогда не мог понять Кассандру. Но могу предположить. Её мать была вейлой, она росла в строго традиционной чистокровной семье с такой неприятной тайной… а я говорю о её любви к своему полу… К тому же, как я узнал, Кассандра ещё в школе начала увлекаться тёмной магией, а такие увлечения до хорошего не доводят. Да и в целом, думаю, она была больна. А ваш отец подтачивал её нездоровую любовь к жестокости, сам того не осознавая. Больного человека можно спровоцировать…— Ничего не понимаю, — пробормотала Отем. — Она сумасшедшая…Вдруг девочка ощутила себя ужасно, невыносимо уставшей. Она запуталась. Кассандра была просто психопаткой, с непонятными мотивами, непонятными способами дать о себе знать, при этом её все боялись… Она ощутила острую потребность поговорить с Талботтом. Может, он что-то знает и что-то скажет? Она посмотрела на Дамблдора: тот смотрел на неё серьёзно и грустно.— Вы меня накажете?
Он качнул головой.— Нет. Я верю, что это была случайность. А за вашу вылазку в лес вас уже, я так полагаю, покарали за меня.Отем подскочила, но директор не изменился в лице. Неужели мадам Рейкпик сдала её? Или Хагрид? Да нет, он наверняка сам всё узнал. Это же Дамблдор…— Простите, сэр, — пробормотала девочка и опустила голову. Тот снял очки, устало потёр переносицу и молвил:— Прежде чем я отпущу вас, мисс Хилл, позвольте мне дать вам одну вещь.
Он снова полез в ящик стола и вынул оттуда… колдографию. Отем взяла её в руки, сдула тонкий слой пыли и ахнула от удивления: внизу стояла дата: 27.06.1967. На колдографии были изображены студенты, видимо, шестого курса; из группы девушек, стоящих спереди, глаза Отем сразу выхватили одну из них — тонкую и хрупкую, с длинными рыжими волосами, в солнечном свете отливающими медовым золотом, одетая в слизеринскую мантию — Мелисса Лестрейндж. Рядом с ней стояла высокая смуглая девушка с кипящими чёрными глазами и длинными чёрными волосами, по другую сторону — ещё одна девушка, маленькая, с короткими каштановыми волосами и чистым веснушчатым лицом. Позади стоял высокий смуглый молодой человек и широко улыбался — Джеральд Хилл, рядом с ним — Мартин Уингер, такой же малокровный и бледный; рядом с Мартином улыбалась красивая белокурая девушка с заплетёнными в косу волосами, в которой Отем узнала Флоренс Хэйвуд, мать Пенни. Здесь были Молли Пруэтт и Артур Уизли, девушка с такими же красновато-медными волосами, как у Тюлип Карасу…И Кассандра. Всё такая же красивая, холодная и какая-то… отталкивающая. На неё было больно смотреть — её яркие рыжие волосы содой разъедали глаз, её светящаяся белая кожа слепила, зелёные, как летняя листва, глаза прожигали дыру где-то внутри. Отем не смогла не отметить, что она всё так же сильно похожа на Мелиссу, но красота её мамы была мягкой и приятной, а красота этой женщины впитывалась в кровь, жгла, горела в груди холодным пламенем…— Спасибо, — Отем встала, кинула взгляд на профессора Дамблдора, который замерев сидел в кресле, и вышла, чувствуя, как ярко-зелёные глаза с колдографии следят за ней и зло смеются.Талботта она нашла в совятне, когда решила прервать его поиски и зайти, чтобы покормить Коралла, семейную неясыть. Коралл ужасно обрадовался хозяйке и нежно клюнул её за палец. Она не сразу заметила однокурсника и чуть не выронила колдографию из рук, когда сзади раздался знакомый голос:— Привет.Отем обернулась и увидела Талботта. Худой, сутулый, со своим взглядом в упор, он напоминал мрачную птицу.— Привет, — нервно улыбнулась она. — Я как раз тебя искала.
Талботт скептично поднял брови.— Меня?— Тебя, — утвердительно кивнула Отем и, не сдержавшись, сразу перешла к теме: — Ты знал, что наши отцы были лучшими друзьями?Его лицо вытянулось так, будто она сообщила, что выходит замуж и уезжает жить в Новую Зеландию.— Чего-о-о?— Вот, посмотри, — Отем пихнула ему колдографию. Талботт наклонился. — Видишь, они стоят рядом? Дамблдор сегодня рассказал мне, что Джеральд Хилл и Мартин Уингер были лучшими друзьями с первого курса. Ты знал? Я — нет.Талботт поднял на неё глаза. Его взгляд даже немного остекленел от потрясения.— Нет, — прошелестел он. — Я не знал. Мартин никогда особенно не рассказывал мне о своих школьных друзьях… Это правда? Твой отец и мой… были друзьями?— Да. — Отем кивнула и выдохнула; из её рта повалил пар — была зима, в совятне было холодно, и она ощутила, как у неё мёрзнут колени. — И это ещё не все. Мой отец был твоим крёстным отцом, ты в курсе? — она хотела спросить, не помнит ли он Джеральда, но Талботт подавился воздухом и зашёлся оглушительным кашлем. Когда он наконец смог дышать, просипел:— У нас что, первое апреля сегодня?— Я не шучу! — рассердилась Отем. — Я узнала это от Дамблдора, он бы не соврал! Ты не знал? Или ты его не помнишь?Он задумался. Потом вдруг как-то сжался, опустил плечи совсем и стал очень печальным, будто вспомнил что-то очень тягостное. А потом…— Я помню, — задумчиво протянут Талботт, — что мы с Клоди, моей мамой, в вечером весной семьдесят шестого были дома и ждали Мартина. Я не знал, что случилось и почему его нет, но мы оба ждали, пока он вернётся… А Мартин, когда пришёл, ничего не сказал и закрылся в своём кабинете. Клоди отправила меня спать, но я помню, что стоял на лестнице и слышал, как он выходит из кабинета через какое-то время. Он плакал. Мартин никогда не плакал. А теперь он прямо рыдал, и Клоди его успокаивала. Потом он сказал мне, что умер мой крёстный отец. И что он был очень хорошим человеком. Значит, это и был Джеральд Хилл…
Отем запустила руку в волосы. Она получила так мало ответов, а вопросов стало только больше…— Подожди-ка, — голос Талботта, донёсшийся до неё как из тумана, — мне кажется, или это…Она подняла глаза и проследила за взглядом друга — он смотрел на Кассандру, и в его глазах медленно поднимался, как тесто для пирога, ужас.— Это она? — он посмотрел на Отем. — Эта… К.Э.Р.? Та, которую мы с тобой когда-то видели, верно?Отем моргнула. Кивнула. Что происходит? Она даже перестала чувствовать онемевшие от холода пальцы и ноги. Талботт несколько секунд вглядывался в Кассандру, жадно поглощая её лицо глазами, и вдруг едва слышно сказал:— Она была в нашем доме в ночь убийства моих родителей.Отем показалось, будто её шарахнуло по голове чем-то тяжёлым.Нет.Нет-нет-нет.Это же шутка, да? Просто неудачная, несмешная шутка…— Как?..— Я видел её, — Талботт разогнулся и посмотрел на Отем снова. Его глаза были полны такого ужаса, что ей самой стало страшно. — Она пришла к нам в дом вместе с Пожирателями. Я вспомнил… Я стоял на лестнице. Она разговаривала с Мартином. У неё были эти рыжие волосы, и такой голос, как у сирен… — он с отвращением ткнул в Кассандру. — Мартин о чём-то её умолял, а она… смеялась. У ней был такой жуткий смех… — он закрыл глаза. — Холодный. Безжалостный. Он умолял её, говорил, что нападёт, а она хохотала. А потом кто-то — не эта женщина — убил моего отца. А она улыбалась. Как зритель, который пришёл посмотреть шоу. Не знаю, почему я так долго не мог этого вспомнить, но… Помню, как сейчас. Она была такой страшной, такой… — Талботт тяжело задышал, будто что-то сдавило ему грудную клетку, и замолк.Ледяной ветер, пробравшийся в оконце совятни, хлестнул Отем по щеке, и она ощутила повисшую на ресницах одинокую слезинку, а потом просто обняла Талботта. Без драмы, без жеманства. Как делают друзья, когда хотят поддержать.А ей самой сейчас очень нужен был Чарли. Или Роуэн. Или мадам Рейкпик. Или мама. Хоть кто-нибудь, чтобы чувствовать себя не такой одинокой и хоть немного в безопасности…