Глава 8. На краю света. (2/2)
- Надо же… Примерно год назад я со страхом думал, что ты тайком с кем-то встречаешься, потому и исчезаешь на день, а иногда – и на два, - вдруг сказал ты и, прижимая к себе снятую куртку, остановился посреди комнаты. Дом встретил нас неожиданным теплом, по всей видимости, центральное отопление работало довольно хорошо. Только тебе, похоже, сейчас бы и крепчавший снаружи мороз был бы безразличен – так сильно неприятные воспоминания захватили тебя. – А ты всего лишь ездил сюда, выбирал дом, покупал мебель, хотел удивить меня… - Растерянность и боль в твоих глазах меня совсем не радовали. Я и не думал, что тебя так сильно напрягало мое отсутствие. Тем более что Дэвид помогал мне придумывать достаточно реальные причины отъездов.- Билл, я…
- Не оправдывайся, я не меньше виноват, чем ты. Ведь я же мог тебе поверить и не позволять себе сомневаться, - ты кинул куртку поверх моей сумки и подошел ко мне. – Просто я, как всегда, чувствовал, что ты врешь, а объяснить это никак не получалось.- Да, мы с тобой друг для друга будто идеальные детекторы лжи. Помнишь, как Дэвид пытался научить нас играть в покер?Мы засмеялись, вспоминая, как быстро освоили правила этой карточной игры, но так и не смогли научиться обманывать друг друга. Блеф, так необходимый для того, чтобы ввести в заблуждение противника, каждый раз оборачивался своеобразным научно-цирковым аттракционом, исход которого, впрочем, предсказать можно было с точностью до ста процентов.
Ломтики томатов постепенно покрывали тонко-острый слой горчицы на хлебе. Я завороженно наблюдал, как ты рассыпаешь по красному измельченную зелень. Сухие частички пристают к твоим непривычно лишенным лакового покрытия ногтям, но ты и не думаешь их смывать. Слизываешь и принимаешься покрывать получившееся слоем майонеза, чтобы после отправить все это в духовку. Наше блюдо без названия, потому что мы всегда звали его просто "нашим", с того самого момента, когда нам было лет по восемь, и ты придумал и приготовил его впервые. А я понял, что обожаю наблюдать за тем, как ты готовишь. У этого удовольствия есть две стороны: одна – внешняя и очень эгоистичная – только я знаю об этом твоем таланте; другая – внутренняя – мне нравится смотреть, как ты делаешь то, что тебе нравится. Сцена и кухня – два категорически разных, можно сказать, даже противоречивых места. Таких же противоречивых, как ты сам.
- Ну вот, минут двадцать, и можно будет поесть, - сказал ты, нажимая кнопки на телефоне. Наверное, таймер устанавливал.
Пробка вышла из бутылки с легким хлопком, несильно ударившись о мою ладонь, и я поспешил разлить активно запенившееся шампанское по двум высоким стаканам – другой посуды здесь пока еще нет. Но, надеюсь, это мы скоро исправим, как и многое, чего еще недостает этому дому… Я едва не разжал пальцы и не уронил бутылку, когда из динамика твоего сотового раздались немного искаженные, но все равно прекрасные аккорды песни группы "Scorpions":“Позволь увезти тебяТуда, где лишь свобода ждет.Позволь увезти тебяТуда, где лишь свобода ждет.Отдай солнцу свой холод,Почувствуй, как здесь хорошо...”Надо же, именно как в этой песне, я увез тебя в полное свободы будущее. В наш отпуск, рискующий затянуться на неопределенный период времени. И только от нас зависит, как мы его проведем. Я вытащил из кармана плеер и протянул тебе. Там, в отдельной папке у меня всегда хранится немалое количество песен этой группы. Последняя маленькая деталь, которую мы друг от друга зачем-то продолжаем скрывать. Почти не имеющая значения мелочь, из каких строится жизнь.
Ты быстро просмотрел каталог файлов. Увидел знакомое название. Растерянно улыбнулся и посмотрел на меня. Я кивнул: и я люблю, но не говорил. Радость, заискрившаяся в твоих глазах, прошлась теплом по моей коже. Только нам с тобой доступно это неведомое никому счастье – понять, что мы одинаковы во всем.
- С днем рождения, - сказал ты, касаясь краем стакана горлышка бутылки, которую я все еще продолжал сжимать в руке.
Смешные глаза настенных часов, изображавших кота, остановились, и тихий "мяв" сообщил о том, что настала полночь. Первое сентября. Никогда не думал, что двадцать первый день рождения нам придется отметить в стране, которую смело можно назвать краем света…Светло-зеленые стены спальни, подсвеченные четырьмя светильниками, огромное зеркало в позолоченной раме справа и низкая кровать – все замерло в какой-то напряженной тишине. Помню, обстановку этой комнаты я так и не закончил, решил оставить простор и для твоей фантазии, а сегодня мы вошли сюда и поняли, что лучше оставить ее такой, полной свободного пространства. И пока мы находились здесь вдвоем, все было нормально, но как только ты ушел в ванную, мне стало как-то не по себе. Слишком пусто без тебя, или дело в чем-то другом…Я встряхнул подушку еще раз, и она, наконец-то, соизволила полностью уместиться в наволочке. Все, надо выбросить из головы все мысли и успокоиться. Здесь нас не найдут. Сняв халат, я, недолго думая, бросил его на пол рядом с кроватью и забрался под одеяло. Новое постельное белье казалось грубым, прикасалось к коже неприятной прохладой, и запах у него был… чужой и от этого как будто неприятный. Наверняка просто игра моего воображения. Вот сейчас ты придешь, и я перестану думать эти глупости. Ты… Внутри у меня снова словно прозвучал обрывок какой-то мелодии, но только не все струны гитары, на которой ее играли, были настроены верно. Что-то было не так, слегка дрожало, фальшивило, искажало казавшееся идеально спокойным течение событий. И причиной этому вряд ли были расшатанные нервы или выпитое нами спиртное…- Спишь?
От звука твоего голоса и неожиданного прикосновения к щеке я вздрогнул, наверное, успел задремать. С усилием заставив себя раскрыть глаза, я увидел тебя, стоящего рядом с кроватью. Почему-то ты был полностью одет, как будто собрался куда-то идти.- Нет, вроде… Учти, здесь в три часа ночи все закрыто, так что зря ты… - начал говорить я, но ты меня перебил:- Я никуда не пойду, - сказал ты и замолчал.
- А зачем оделся?- Том… - ты сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, все больше и больше пугая меня, и решительно задрав рукав кофты, сказал: - Том, на моей коже не осталось ни одной татуировки.Ошеломленно пытаясь осмыслить твои слова, я смотрел на твое предплечье. Обычная, ровная кожа. Почти без загара, потому что мы все лето провели в городе. Но без твоей привычной Свободы’89. Как будто ее и не было там никогда...- Но как? – только и смог выговорить я, неверяще проводя пальцами по месту, совсем недавно изрисованному витиеватым шрифтом.
- Не знаю, - пожал плечами ты. Растерянный и испуганный.- Так, иди-ка сюда, - я подвинулся на середину кровати, и, как только ты сел рядом, расстегнул молнию твоей кофты, потом - застежку джинсов. Звезды на твоем животе тоже не было. Как и размашистой надписи на боку. Выпутавшись из одеяла, я встал на колени у тебя за спиной, убрал волосы и потянул вязаный воротник вниз.
- И эта исчезла, да? – тихо спросил ты.- Да, - подтвердил я и провел ладонью по твоей лишенной каких-либо рисунков шее.
Ты отодвинулся от меня и, обхватив себя руками, уперся лбом в колени.- Том, - тихо позвал ты, - Том, а ты меня вообще еще узнаешь? Пирсинг, глаза, волосы, а теперь еще и…- Перестань, зачем ты так? Ну как я могу тебя не узнавать? Сам-то подумай, что говоришь, - попытался я объяснить тебе абсурдность твоего вопроса. Ты – это ты, как бы ни изменялась твоя внешность. Но судя по отсутствию реакции на мои слова, ты этого не понимал.Слова никогда не значили для нас много. Мама говорит, что, когда мы были маленькими, она очень боялась, что мы вообще не научимся говорить, ведь нам с тобой это было попросту не нужно – мы легко общались, не произнося ни звука. Только ее страх был напрасным. Наша возможность чувствовать друг друга никогда не принесет нам вреда, она – это то, что всегда спасает нас. И сейчас я осторожно обнял тебя, чтобы ты ощутил мое тепло, получил очередное подтверждение тому, что между нами вряд ли что-то или кто-то сможет встать. Ты тяжело вздохнул и попытался высвободиться из моих рук, но я не отпустил. Прижался щекой к твоей спине, наслаждаясь теплотой кожи. Коснулся губами основания шеи там, где раньше был изображен логотип нашей группы. Едва уловимый запах кожи манил, и я вдохнул его еще и еще раз. Но этого мне было мало. Гладкая, нетронутая темно-синим узором – действительно твоя – кожа пробуждала во мне целый водоворот сильных и несколько странных желаний. Я не стал сопротивляться себе и легко, но не так, чтобы причинить боль, прикусил твою шею. Провел языком по месту укуса, чувствуя, как возбуждение стремительно распространяется по всему телу, захватывая в плен мысли и заставляя отмечать твою шею и плечи все новыми отпечатками моих зубов. Растворяться в родном запахе и вкусе, терять голову от того, как ты, пытаясь не издавать ни звука, едва слышно постанываешь от каждого моего прикосновения.Ты медленно расслаблялся, перестал вырываться, а потом и вовсе развернулся в моих руках, позволяя раздевать себя. Целовал меня с плохо скрытым отчаянием, будто боялся, что оттолкну. Верил мне, жадно ловил прикосновения, глазами просил больше, отпускал все мучившие тебя страхи, растворяя их в терпко-сладком удовольствии. Древняя как мир музыка двух сливающихся в страсти тел зазвучала без тени фальши.