Формула счастья (2/2)

– Ох, люди. Вы все, даже становясь зрелыми, остаетесь детьми. Надо сделать так, чтобы она воочию убедилась в том, что желания нужно высказывать разумно.

– А как? – спросил Аладдин, снова чувствуя себя мальчишкой перед учителем в медресе.

– Мне нужно подумать, – повторил джинн. – Если даже я доставлю вас на птичий остров – и обязательно с женой! – сам я напрямую сразиться с птицами не смогу. Значит, надо найти того, кто бы мог это сделать…

– Этот кто-то должен быть высотой с минарет на рыночной площади!

– Хм… Высотой с минарет… Миров множество, и не счесть в них удивительных существ. Побудь здесь и не беспокойся за слуг и жену – я остановлю время. А чтобы тебе не было скучно, послушай пение сирены, – и джинн поднял руку, чтобы сотворить заклинание.

– Ты что?! Сирены же смертельно опасны для людей!

– Ни для кого они не опасны. Это все домыслы недалеких людишек, – с досадой сказал джинн. – Да, их пение успокаивает и вызывает сон. Но невежды плыли к их островам сами, чтобы поймать и потом продать подороже, забывали о своем разуме и, заслушавшись, налетали на рифы. А всего-то и было достаточно заткнуть воском уши или закрыть клетку, если сирена была в ней, плотной тканью. В темноте они не поют, – и махнул-таки рукой.

В воздухе раздался шелест невидимых крыльев, ветка чинары прогнулась под тяжестью опустившейся на нее волшебной певуньи. Сирена проступала из невидимости постепенно: сначала обрисовался красный клюв, потом изящная головка с голубоватым хохолком, затем шея, грудка, тело и длинный, почти павлиний хвост. Оперение у нее было насыщенного лазурного цвета.

Переступив на ветке лапками, чудо-птица посмотрела на Аладдина с мелодичным курлыканьем, расправила синие крылья и поклонилась. Голова халифа будто сама собой кивнула в ответ.– Знакомься, это Фелис, – ласково сказал джинн и пригласил яркие перышки. – Она любит петь о радости, поэтому я и позвал ее. Пока меня не будет, ты не заскучаешь и мрачные раздумья обойдут тебя стороной. Я скоро вернусь.

– Постой, постой! Я все же спрошу тебя еще раз, хоть это и как-то неловко… Почему все же ты мне помогаешь, хотя теперь не должен? Мне иногда кажется, что ты говоришь со мной, как мог бы говорить отец…

– Аладдин, – серьезно произнес аль-Руджинн. – Ты нравишься мне. Из многих людей, с которыми я сталкивался и которым служил раньше, ты единственный не стал использовать мое могущество на свои прихоти. Вместо того, чтобы купаться в золоте, требуя больше и больше, ты приказал провести в Багдад чистую воду, чтобы жители не страдали от жажды даже в самые засушливые годы. Я сделал для твоих подданных систему каналов, откуда и горожане, и феллахи пьют и поливают свои поля. Вместо того, чтобы запугивать свой народ, ты приказал открыть школы для мальчиков и девочек, и скоро в городе не останется ни одного неграмотного. Ты распорядился частично опустошить казну, чтобы накормить голодных. Ты заменил неправедных судей на честных людей, которые следуют законам Всевышнего. По твоему желанию город избавлен от нечистот, что служили рассадником болезней, и любой из твоих подданных может при недомогании обратиться к врачам, и ему помогут, не вытрясая из его карманов последнего медяка, потому что за каждого излеченного больного платит твоя казна. Мне приятно, что золото, которое я тебе приношу, идет на благородные цели. Ты знаешь, что чужестранцы изумляются, видя, как процветают твои владения – в них больше нет нищих и попрошаек, нет бродяг и разбойников, а есть благоденствие и порядок… И мне хотелось бы, чтобы так продолжалось как можно дольше. Вот и весь, пусть и не полный, ответ.

– Я бы тоже хотел, чтобы все хорошее продолжалось как можно дольше. Но ты не можешь сделать меня бессмертным, – улыбнулся халиф.– Не могу. Но бессмертие – не дар. Это тяжелая ноша. И она не по плечу человеку. А теперь жди. Я скоро, – повторил джинн и исчез.

А сирена запела. Если бы у Аладдина спросили, на что было похоже ее пение, то он затруднился бы с точным ответом. Но одно было очевидно – звуки, которые издавала синяя птица, были прекрасны. Они одновременно походили и на пение соловья, и на веяние ласкового ветерка, и на шепот любящей матери, прижимающей к груди своего младенца. Они несли в душу тихую радость, и все казалось таким чистым, таким юным и лишенным даже не самого зла – но самой его отдаленной черной тени.Халиф оперся на подушки, слушая Фелис, и сам не заметил, как заснул.

***

… Аладдин шел в покои жены твердым шагом. Слуги и служанки почтительно склонялись перед ним, будто бы сами собой распахивались узорчатые двери, охранявшие покой возлюбленной повелителя. Будур сидела перед окном, любуясь закатными лучами, что обливали золотом купола дворцовой мечети.

Рука халифа откинула последний занавес. Женщина обернулась и увидела на пороге бледного и решительного мужа.

– Я выполню твое желание, – спокойно сказал Аладдин. – Но мы отправимся на волшебный остров вместе, и ты сама покажешь, какого птенца нужно принести тебе в жертву.

***Солнце только просыпалось – едва тронуло верхушки кипарисов и мечетей нежной розовой глазурью, а внизу еще дремали синие ночные тени, когда ворота дворца халифа открылись перед небольшой кавалькадой. Цокот лошадиных копыт по мощеной светлым камнем мостовой в тишине казался особенно звонким.

Всадников было немного. Впереди на игреневом жеребце ехал статный высокий мужчина, одетый в белое. Черным было только перо на его снежном тюрбане. За ним десяток закованных в латы воинов на вороных скакунах окружил кольцом еще одного путника – невысокого, хрупкого, тоже одетого в белое. Лицо его закрывала тонкая вуаль.До открытия городских ворот оставалось еще около часа, но стражники, предупрежденные заранее, с поклонами развели перед путешественниками тяжелые створы.

Отряд выехал из города и некоторое время рысил по пыльной сухой дороге, туда, где за возвышенностью милях в пяти к северу находились руины древнего капища забытых в веках богов – полуразрушенное кольцо каменных плит с прямоугольной аркой из песчаника в середине.

Люди спешились и прошли внутрь круга. И в это время первый луч ярким копьем ударил в правый угол арки, а в очерченном ей пространстве из воздуха соткалась фигура, лишь внешне похожая на человека. Аладдин, ехавший, а теперь шедший первым, поднял руку в приветствии. Путешественник под вуалью боязливо ступал за его спиной.

– Приветствую тебя, о халиф. Приветствую тебя, госпожа, – с поклоном сказал аль-Руджинн. – Знаете ли вы, что нам сейчас предстоит? Готовы ли вы?– Да, мой могущественный друг, – ответил Аладдин, и голос его был тверд. – Мы знаем, что нам предстоит, и мы готовы.– Хорошо, – кивнул джинн. – Но все же я скажу еще раз – для тебя, госпожа, ибо смертные женщины никогда еще не отправлялись в такие путешествия. Место, куда мы пойдем, опасно даже для меня. Ваши же смертные жизни и судьбы и вовсе могут ничего не стоить… Понимаешь ли ты, о жена лучшего из халифов, что исполнение твоего желания может повлечь смерть не только ваших преданных воинов, но и твоего мужа, и твою? Отдаешь ли ты себе отчет, что пустой каприз, высказанный в упрямстве и неразумности, может обойтись в цену человеческих жизней, и цена эта велика?

Слова падали как гранитные глыбы. Хрупкий путник под вуалью вздохнул со всхлипом и приложил руку к груди.– Она должна увидеть все сама, – сказал халиф, выступив вперед. – Начинай, джинн, – и махнул рукой, подзывая охрану.– Лошадей в путах оставьте там, – приказал джинн, указывая на небольшую лужайку справа от капища. – Я наложу на них чары невидимости. Брать с собой их нельзя – они могут испугаться и разрушить хрупкое равновесие магии, и тогда мы все останемся в междумирье. Теперь подойдите ближе. Встаньте в круг и каждый обведите мечом место на расстоянии руки вокруг себя. Помните: что бы вы ни увидели, за эту черту переступать нельзя – иначе смерть. Итак. Ты, халиф, можешь обнять жену и стоять с ней вместе, но смотри, не выпускай ее из объятий. Остальные стоят по одному, и каждый проводит свой круг сам. Своим клинком.

Люди выполнили указания джинна, и, тот воздев руки, начал читать заклинание. С губ его срывались звуки, которые невозможно было издать человеческим горлом, – слышались в них ярость воздушных стихий и рев моря, бешено бросающего волны на скалы, и низкий гул подземных сил, разрывающий земную твердь. Небо, синее и ясное, потемнело, запахло грозовой свежестью. Из-за развалин каменного кольца вдруг взметнулось синее пламя. Почва под ногами поплыла, разваливаясь на части – и только зачарованные круги, очерченные каждым, остались твердыми. Джинн потерял человеческий облик – тело его вытянулось, покрылось сверкающей чешуей и свилось кольцами вокруг путников. Голова увеличилась и некоторое время еще оставалась человеческой, а затем ее прорезала страшная жаркая пасть с торчащими наружу изогнутыми клыками.Змей зашипел, и они понеслись сквозь пространство. Аладдин увидел, как за чешуйчатым плечом вспухла шаром немыслимых размеров взорвавшаяся звезда, и еще крепче обнял дрожащую Будур. Жена прятала голову у него на груди.

И вдруг все прекратилось. Стена пламени опала. Люди стояли на каменистом склоне хребта неведомой земли.

Причудливые нагромождения камней покрывали окрестности. Одни глыбы напоминали замерших зверей, другие были похожи на странных существ, сжавшихся в клубок, иные щерились острыми сколами, кричавшими об опасности. Выше каменных рек в зеленое небо вонзались снежные пики, с которых в безжизненные долины стекали каскады талой воды.

– Я перенес нас в сторону от нужного места, – раздался голос джинна, снова принявшего человеческий облик. – Тревожить птиц прежде времени опасно. Придется пройти пешком. Нам нужно подобраться к гнездовьям тихо. Будьте осторожны – некоторые камни шатаются. И не наступайте на пятна лишайников – они могут быть скользкими.

Прыгать по каменным рекам было непросто – некоторые камни превышали по размерам слонов, и чтобы вскарабкаться на них, приходилось помогать друг другу. Весело было только джинну, ходившему по воздуху, не касаясь земли. Но Аладдин не стал просить хитроумного духа помочь людям – такой у них был уговор.

– Фу! – около получаса спустя сказала Будур. – Да простит меня господин, но в этой тряпке я ничего не вижу! – и сорвала вуаль с лица. Разгоряченная, с разрумянившимися щеками, она напоминала хорошенького отрока. – Прошу тебя, муж мой, не казни своих воинов, если они случайно увидят мое лицо – если тут не будешь смотреть в оба, легко сломаешь ногу, а то и спину.– Глупая, – усмехнулся Аладдин. – Неужели ты думаешь, что твое лицо затмит стаю гигантских птиц или только что разверзавшуюся перед нами Вселенную? Человеческие глаза и разум не могут удержать в себе все, что предстает перед ними, и запоминают лишь удивительные вещи, а что-то обычное – вроде людских лиц, например, в такие времена забывается. Но я шучу. Идем дальше.

Еще час карабкались они по горам. И вдруг воздух наполнил оглушающий грохот, как будто взорвались тысячи бочек адского огненного зелья, что делают в далекой стране Тя-но. Эхо дикими воплями заметалось между скал, вторя громким птичьим крикам. Очень громким – таким, как если бы птицы были гигантских размеров.

– А, их уже слышно, – сказал джинн халифу. – Значит, тот, с кем я договаривался, уже на месте.– О ком ты?

– Скоро поймешь сам. Вон камень на вершине. Мы спрячемся за ним и все увидим – гнезда Рух с той стороны горы. Соберитесь с силами, люди.

Но когда измученные скалолазы добрались наконец до нужного камня и посмотрели на открывшуюся перед ними картину, усталость их была забыта, потому что такого никто из них не видел никогда.

Посреди долины, в которую крутыми уступами падали ребра гор, где птицы свили многочисленные гнезда, стоял великан из стали. По высокой серебристой фигуре, закованной в броню с головы до пят, пробегали блики от солнечных лучей. Мощные плечи, казалось, могли бы удержать на себе и небесный свод, длинные ноги твердо попирали землю.

Великан обернулся, и даже Аладдин с трудом подавил в себе дрожь – лицо исполинского воина отличалось правильными чертами, но тоже было из металла. Под козырьком тяжелого шлема горели яростным кармином глаза демона.

– Ну вот, – со смешком сказал аль-Руджинн, удобно устраиваясь в каменной выемке. – Располагайтесь, зрители. Представление будет незабываемым. Помнишь, халиф, я говорил тебе о сентио металлико? Перед тобой – один из жителей мира, где основой тел живущих является не плоть, а металл. Когда ты сказал о великане высотой с минарет на рыночной площади, я сразу подумал о них… И отправился туда. Всевышний был расположен ко мне – я быстро нашел того, кто нам нужен. Правда, немалая сложность была в том, чтобы уговорить его отправиться сюда. Но удача была на моей стороне, и я мог предложить то, что нужно ему.

– Что же это? – пискнула Будур, округлившимися глазами смотревшая то на великана, то на довольного зубоскалящего джинна.

– О прекрасная, ему, как и любому созданию бесконечной Вселенной, нужна любовь, – лукаво усмехнулся джинн. – Да-да, не удивляйся, и у этого гиганта есть возлюбленная, к ногам которой он готов положить мир. Или сделать подарок. Или выполнить желание, как твой халиф, – коварно добавил он. – Хотя… Я так и не разобрался, возлюбленная у него или возлюбленный. Я не понял до конца их деление полов. Но, как мне показалось, эти существа сочетают в себе разные признаки…

– Но что он делает? – прервал его Аладдин, потому что сцена внизу была ему непонятна.

Убивать птиц великан явно не собирался, а пытался поймать каждую и хорошенько потрясти – так, что пух и перья летели во все стороны. Халиф представил силищу железных рук, сжимающих мечущихся и истошно вопящих Рух одну за другой, и поежился. Возлюбленная там у великана или возлюбленный, но желания у него явно очень странные. Правда, человек заметил, что едва начавших летать птенцов великан не трогал, а более крупных слетков старался тормошить поделикатнее.

– М-да, – продолжил джинн. – Он очень силен, но похоже, не слишком догадлив. Если он будет продолжать в том же духе, урожай будет невелик.– Голова моя сейчас лопнет от всего увиденного и услышанного, – жалобно сказала Будур. – Он что же, хочет, передушить всех Рух как цыплят?

– А что тебя пугает, госпожа? – усмехнулся джинн. – Ведь ты сама хотела, чтобы во имя твоей прихоти лишили жизни одну из этих птиц. Как ты сказала? Лучше даже цыпленка, потому что у взрослых, наверное, жесткое мясо?

Будур покраснела как пион и закусила губу. На ее глазах показались слезы.

Между тем стальной гигант тоже, видимо, поняв, что его усилия не приносят нужного результата, обернулся и рявкнул:

– Саундвейв!

И тут выяснилось, что он был не один: с камня в отдалении, там, где под нависающей скалой сгущалась тень, встал другой металлический великан. Правда, он был немного ниже первого, и броня его была синей. И лицо его было скрыто глухим забралом – тоже синего цвета, а верхняя часть его переходила в алую полосу. В руках второй металлический воин держал внушительных размеров мешок.

– Ну наконец-то! – иронично заметил джинн. – Я уж думал, что он никогда не догадается.

Серебристый прорычал что-то второму, и тот раскрыл мешок и выставил его вперед на вытянутых руках. Теперь дело явно пошло на лад: первый великан ловил очередную птицу и тряс ее точно над раскрытым мешком. Сейчас пух не валился на измазанные пометом камни, а падал куда надо.

?Почему они не улетят? – подумал халиф и тут же ответил сам себе: – У них же птенцы! А хорошие родители не бросают своих детенышей?.– Так что же… – изумлению Будур, казалось, не было предела. – Это гигант явился сюда, чтобы нащипать перьев?!– Не нащипать, моя госпожа, не нащипать. Натрясти, – джинну, похоже, было очень весело. – Это разные вещи. Мы договорились, что после такого… посещения птицы не должны потерять способность летать. Они все равно, как и любые пернатые, все время сбрасывают пух. Так что ему пропадать попусту? О, смотрите, они почти наполнили мешок! Знаешь ли ты, о халиф, что и здесь поработал твой покорный слуга? Я же говорил, что после того, как птицам дали волшебное зелье, они изменили свою природу? Теперь даже их перья приобрели прочность сентио металлико, но чудесным образом остались такими же мягкими, как обычный пух. Так вот, чтобы найти ткань для того мешка – а обычные, пусть даже самые прочные, здесь не подходили – мне пришлось побывать еще в одном мире – на Титании, там, где живут гигантские гусеницы-шелкопряды. И поверь, халиф, с бабочками, которые вылупляются из этих гусениц, тебе лучше не встречаться.

Голова Аладдина шла кругом. И не только у него одного, подумал он, поглядев на бледное лицо жены и раскрытые рты его проверенных и побывавших в дюжинах сражений верных воинов.

А потом он заметил нечто еще более странное. Крики мечущихся Рух стали походить на человеческую речь, или ему это только показалось? Не фразы, но будто бы невнятно произносимые слова и слоги вырывались из изогнутых клювов. Это выглядело так, будто бы узники, долгое время сидевшие в одиночных камерах в молчании, попытались бы снова заговорить.– Аль-Руджинн, – тихонько позвал халиф. – Прислушайся. Не кажется ли тебе…

– Нет, не кажется, – джинн внезапно стал очень серьезным. – Вместо клекота я действительно слышу обрывки слов… Неужели?! Неужели спустя столько лет цель Мерль-эль-Элина достигнута?!

– Да о чем ты опять?! О Аллах! Это самый сумасшедший день в моей жизни!– Сидите здесь и не высовывайтесь, – приказал джинн в ответ. – Похоже, мне пора появиться.И он исчез.

Чтобы через мгновение возникнуть возле серебристого в таком же огромном облике. Сделав знак приветствия, аль-Руджинн что-то быстро и негромко стал ему рассказывать, и Аладдин был почему-то уверен, что стальной великан слышит ту же историю, что слышал и он – историю появления птиц Рух в нашем мире. Второй, синий, стоял рядом – правда, завязать наполненный мешок он не забыл – и тоже внимательно слушал.

– Разблокировка нейронных связей лобных извилин мозга вследствие сильного стресса, – внезапно пропел он непонятную фразу. Голос его оказался на удивление приятным и мелодичным. – Желательна ментальная и психо-эмоциональная поддерживающая терапия. Общество создателя и стопроцентно развитых экземпляров вида в приоритете.

Аль-Руджинн снова о чем-то заговорил, и на этот раз ему ответил низким чеканным голосом первый.

– Я понял тебя. Ты хочешь отправить этих созданий на родину, но собрать всю стаю воедино и переправить ее сразу на другой рукав Галактики не под силу даже джинну. Что ж, ты помог мне, я помогу тебе. Скажи координаты Арды. Можно на универсальной космобилингве. Саундвейв, откроешь портал, когда мы с аль-Руджинном соберем их в кучу. А пока частично оптимизируй им время разблокировки. Сможешь?

– Положительно, – с музыкальной трелью ответил второй, развернулся к стае и будто бы уставился в пространство.

Поначалу ничего не происходило, а потом один из птенцов расправил крылышки, только-только начавшие покрываться младенческим пушком, и тонко, пока еще не совсем четко, но все же узнаваемо крикнул:

– Мама!

И тут Будур упала в обморок. Правда, падать было некуда – они и так лежали на камнях. Аладдин устроил поудобнее отяжелевшее тело жены и кивком головы подозвал одного из воинов – того, кто исполнял в их маленьком отряде обязанности лекаря.– Ароматную соль и влажный платок, – приказал халиф. А потом обтер шелком, намоченным водой из фляги, щеки и лоб женщины и поднес к ее лицу приоткрытый флакон.

Будур открыла глаза.

– О Аллах! – слабым голосом сказала она. – Так это не сон! Это все происходит с нами на самом деле…?Хали-иф, а халиф, – вкрадчиво прозвучал в голове Аладдина голос джинна. – А спроси-ка свою жену, какого птенчика она прикажет убить, чтобы попробовать в жареном виде??– Сейчас ты увидишь величайшее чудо – птицы Рух отправятся домой. Еще одно величайшее чудо из длинного списка сегодняшних чудес, – сказал Аладдин и ласково коснулся щеки женщины. – Но вернемся к твоему желанию. Какого птенца ты прикажешь убить, чтобы зажарить? Поторопись, любимая, пока они не начали говорить.– Говорить?!– Да, хабиби. Ты же видишь и слышишь сама – к птицам возвращаются речь и разум, потому что злые чары с них спали. Мне тяжело будет отдать этот приказ, потому что я считаю жизнь самым драгоценным, что дарует Аллах своим созданиям. Но я обещал исполнять твои желания… Так какого?

– О Аладдин! Я… – Будур разрыдалась, уткнувшись в плечо мужа, а потом проговорила, шмыгая носом: – Прости меня, любимый! Я была как неразумное дитя, что желает следовать лишь своим капризам, не думая о других. Не надо никого убивать. И я не буду больше просить тебя исполнить неисполнимое, не буду требовать от тебя чудес, клянусь Всевышним! Я не хочу омрачать наши дни глупыми бессмысленными прихотями! Прости…– Не плачь, любимая, – сказал халиф и приподнял лицо жены, сцеловывая с ее щек соленую влагу. – Не плачь. Наша любовь – вот самое великое чудо на свете.

Он баюкал Будур в объятиях, как самое дорогое сокровище, и даже не обратил внимания на то, как в долине расцветала зеленая воронка космического портала, в котором одна за другой исчезали птицы Рух, чтобы возродиться и снова стать теми, кем они были изначально – благородными орлами Манвэ.

Пара дней прошла в томительном ожидании.

Бамблби крепился, как мог: добросовестно отрубал аудио каждую ночь, мило улыбался Тандеркрэкеру по утрам и всячески делал вид, что старший партнер такой умный, такой дальновидный и тактичный! А он, Бамблби, все-все (вот прямо все-превсе!) осознал и, конечно, понял. И никогда и ни за что не будет пытаться вызнать чужие тайны и секреты. Потом следовал наивный взгляд широко раскрытой голубой оптики при стеснительно-раскаивающемся выражении лица, а еще бонусом шла такая смущенная улыбка из набора ?Няшно-соблазнительная номер пять?, что у сикера сразу взыгрывало либидо и срабатывал собственнический протокол ?Мое!?А когда потом – и закономерно! – начинались вполне себе взрослые игры с закинутыми на плечи партнера ногами, сменявшиеся на скачки сверху, а затем марафоны на спине, на четвереньках, на животе и еще много как, то думать и гадать над тайной было особо некогда.

Но истина оставалась истиной: шлаков Джазз знал явно больше, чем сказал – это Би понял сразу. Диверсанту просто хотелось позлить Тандера.

Так что в самом начале каждого рабочего дня золотистый сикер внимательно, но незаметно наблюдал за гонщиком – Би хорошо знал его привычки и моторику, а в языке тела разбирался ничуть не хуже.

А на третий день Джазз, как всегда, не войдя, а влетев в рабочий кабинет и поздоровавшись сразу со всеми, прошел к своему терминалу и завис перед ним на малую долю клика. Потом все было как обычно – их отдел занимался анализом информации, и все стремились выполнить как можно больший объем, но Би замечал, что иногда Джазз о чем-то ненадолго задумывается. Будто размышляет и прорабатывает разные версии. Как в старые не очень добрые военные времена. Значит, у него что-то есть! Но рассказывать он не будет – иначе бы давно нашел способ оказаться рядом и обронить пару важных слов – так, невзначай, как будто бы речь идет о пустяке.

Время до перерыва тянулось мучительно долго. За пару минут до заветного тайм-аута Би взял со стола горку датападов и подошел к гонщику.

– Джазз, тут мне Праул на коммлинк написал, – досаду на лице нужно было изобразить очень натурально, иначе диверсант заметил бы подвох. – Не знаю, чего ему от нас надо, только он в кабинете ждет обоих… Сказал что-то про соотнесение информации по отчетам и отрубился – кто-то у него там из лидеров рядом. Пойдем, а? Быстрее узнаем, в чем дело, быстрее будем свободны, – и добавил к своим словам жалобно-замученный взгляд.Это была чистая импровизация – Бамблби знал, что Джазз может перенабрать Праула сам, чтобы выяснить, в чем дело. Но и расчет у него тоже был – во время перерыва для всех работников тактик обычно совещался о чем-то с Оптимусом или Мегатроном, а часто и с обоими сразу, и все входящие вызовы временно блокировал. Джазз об этом знал тоже.

– Ну, пойдем, – ответил бывший диверсант. – Хотя я до аэроботов хотел пробежаться. Ладно, потом сгоняю.

Они вышли в коридор и направились к лифту. Поднялись на два этажа выше, прошли к кабинету советника. Бамблби пропустил Джазза вперед и тот мазнул рукой по панели доступа. Дверь открылась.– Привет, Праули, вот мы и пришли! Ты чего хотел, а то мне… – начал было Джазз и остановился.

Кабинет тактика был пуст. Би, вошедший следом, закрыл дверь и оперся о нее крыльями.

– Праул уехал во Дворец Праймов, – спокойно сказал он. – Прости, что соврал, но ты у нас прямо неуловимый. Так что ты узнал про Скрима? Ведь узнал же. И это явно не опасное, потому что тогда его бы уже расспрашивали, а новости о таком распространяются быстро. И как сугубо личное ты находку классифицировать тоже не можешь, потому что тогда бы хоть пару раз, но хихикнул втихую. Я за тобой наблюдал. А сейчас ты явно не знаешь, что увидел. Так что это?

– Ты меня обдурил, конфетка, признаю! – рассмеялся Джазз. – Не зря тебя учил… Тайны делать я и не думал, но сначала хотел бы вникнуть сам. Там какая-то шлакотень.– Что? О чем ты?

– Шлакотень, говорю. Сматывается он в свою лабораторию. И пытается сделать какую-то лажу. Я серьезно не знаю, что он там изобретает. Не знаю, как назвать эту ерунду. Но по его ругани я понял, что это должно быть что-то мягкое и при этом упругое. И еще оно на мелкие части должно распадаться. А образец не утащишь – он свое ?творение? в какой-то мешок засовывает и в сейф закрывает. Мне и так еле-еле видео отснять удалось.

– Распадаться даже? Стружку он там, что ли, строгает?

– Би, я серьезно не понял. Ну лови файл, смотри сам. Только своему синему орлу не говори, а то замучает моральными проповедями.– Что я, дрон, что ли, все ему рассказывать? Подожди немного, я видео в ускоренном темпе на внутреннем экране промотаю – вдруг замечу что особенное.

Золотистый сикер ненадолго замер. Потом надбровные дуги его поползли вверх, будто он чему-то удивился. Затем перемотка назад, на заинтересовавший его эпизод, где злющий авикоммандер в который раз взбивал в руках содержимое странного прямоугольного мешка, а потом почему-то прикладывался к нему щекой.

А потом Бамблби согнулся в приступе хохота. Джазз в изумлении смотрел на него.– Я понял, – сказал наконец Би, отсмеявшись. – О Праймас! Кто бы мог подумать, что Скрим способен на такое. Но ты-то должен был догадаться! Ты же тоже был на Земле.

– Ну, был, и что? Ничего похожего я там не видел.– А вот музон меньше гонять надо было. И наблюдать за бытом органиков, как настоящий разведчик.

– Слушай, бро, не тяни, а? Что там такое делает Скример, что тебя вынесло?

– Ой, погоди! Я еще до конца не просмеялся… Ха-ха-ха-ха! Он делает… Он пытается сделать перья для подушки! Перья, представляешь?

– Какие еще перья и что за подушка? Валик под шлем, что ли?– Вроде того. Только наши валики довольно твердые и наполнены изолетиком. И шлем если сложной формы, то при изменении положения корпуса валик надо передвигать, потому что он не восстанавливает прошлый объем быстро. С перьями проще – они мелкие, но мягкие и упругие при этом. Если их положить в прочный чехол и зашить, то головой верти сколько хочешь, не выходя полностью из подзарядки – подушка почти сразу восстанавливает первоначальную форму. И мягко, и удобно. Правда, мы в подзарядке положение тела практически не меняем, так что такое дело – это больше роскошь, чем необходимость… Я помню, Микаэла попросила Сэма купить им подушек, так он, бедняга, час целый в магазине их щупал, ну совсем как сейчас Скример! Это Свиндл его надоумил, наверно, – у него какого только барахла нет. Но на наши размеры и подушки нужны здоровые, а перья обычные не пойдут – толку от них, когда сверху такой вес! Вот он и злится. Сюрприз хочет Лорду сделать, поди – скоро же День Интерфейса, а не получается! Ой, не могу больше! – и Би опять скрутило в приступе смеха.

Джазз посмеялся вместе с ним, а потом заметил:– Совсем у Скрима проц снесло. Занимается всякой ерундой. А чем силикон или полимеры его не устраивают?

– Не скажи, – покачал головой Бамблби. – Он же редкий выпендрежник. Ему надо, чтобы все было по высшему разряду. В силиконе или полимерах что интересного? Они на заводах производятся еще со временем первых Праймов, а тут ручная работа, понимаешь. Эксклюзив. Ну да ладно. Пусть возится, раз ему охота. А нам и правда в этой истории делать больше нечего, раз все выяснилось. Как думаешь?– Верно, нечего, – согласился Джазз.

Они посмеялись еще немного и разошлись по делам.

***Праздничный, почти заново отстроенный новый Айакон сверкал огнями, на улицах было полно веселых мехов, звучали поздравления, давались торжественные обещания, заключались узы Искр. Кибертронцы постепенно забывали ужасы, едва не приведшие к гибели их родной планеты. И долг его, Лорда-Протектора, теперь и до конца актива будет заключаться в том, чтобы войн больше не было.

Мегатрон отвернулся от окна.

Сегодня выходной, никто не работает. Даже трудоголика Оптимуса нет – его почти насильно утащил куда-то благоухающий и сияющий новой полировкой Джазз, пообещав нечто незабываемое. Вспомнив, как светил почти тысячеваттной улыбкой бывший диверсант и как смотрел на него Прайм, снявший привычную маску, Мегатрон почувствовал, будто что-то кольнуло его в самую Искру. Его-то никто не схватит за руку и не потащит за собой, заманчиво качая бедрами. Да ему никто и не нужен… Вернее, нужен, но только один. А этот один вел себя в последнее время странно и непонятно.

И тут же прилетело сообщение от сикера: ?Я в нашей кварте. Скоро будешь???Вылетаю?, – ответил Мегатрон, трансформировался и нырнул в темное небо.

Крылатая ржа расхаживала вдоль стойки с энергонохранилищем как на параде. Красуется. Ну и хорошо, пусть красуется, раз есть чем.

Когда Лорд подошел ближе, Старскрим задорно улыбнулся и звонко чмокнул его в щеку.

– Поздравляю тебя с праздником, повели-итель, – пропел он. – А у меня есть для тебя сюрпри-из. Подарок. Но сначала не заняться ли нам чем-нибудь приятным?

– Я не против приятного, однако, – тяжело сказал Мегатрон, решив расставить акценты сразу (он и так долго ждал, и ждал неизвестно чего), – однако я тоже хочу сделать тебе подарок, но не потом, а сейчас. Вот, – и Лорд достал из потайного отделения встроенного шкафа подушку. – Я помню, ты как-то жаловался, что шейные тяжи у тебя затекают после зарядки. Это удобная вещь, она поможет проводить тебе время отдыха с большим комфортом. Возьми ее сейчас, потому что потом ты опять исчезнешь куда-то. Да, я знаю, что все эти ночи ты уходил, пока я был оффлайн. Я не буду задавать тебе вопросов, потому что если бы тебе было что сказать, ты сказал бы это. Не буду принуждать тебя остаться. Я вообще не буду тебя к чему-либо принуждать... Что ты так смотришь?

– Мегатрон, – произнес Старскрим и запнулся, будто подбирая слова.

Искру Мегатрона опять словно кольнуло тупой болью. Значит, сейчас он узнает правду. Какой бы она ни была.

– Мегатрон, – повторил сикер и, всплеснув руками, метнулся к встроенной панели, где хранились его личные вещи, что-то достал оттуда и развернулся, сжимая в руках… Вещь очень, очень похожую на ту, что сейчас подарил ему лидер. Только цвет ее покрытия был другой – отливающий серебристым металлом. – А вот и мой сюрприз. Ты ведь тоже говорил о беспокойных симуляциях. А у меня сначала никак не получалось создать нужный материал для наполнения. Днем мы слишком заняты работой, но часть ночи я потратить мог… Зато в итоге вышло неплохо. Вот. Это тебе.С Искры будто бы свалился давивший на нее огромный камень. Лорд-Протектор шагнул вперед, заключая сикера в объятия.

– Значит, мы исполнили желания друг друга, – мягко сказал он. – А теперь и правда, не заняться ли нам чем-нибудь приятным? – и склонился к губам бондмейта.

Примирение. Понимание. Забота. Какие сладкие слова!

***Новый день еще не начался, но, пока весь Айакон отдыхает после вчерашних торжеств, ему многое нужно сделать. Мегатрон активировал оптику. Новая подушка приятно поскрипывала под головой. Действительно, удобная штука.

А рядом почти на такой же лежал Старскрим. Системы сикера постепенно включались в работу. Вот загорелись алые линзы, а денты, казавшиеся на темном лице еще белее, сверкнули в улыбке.

– Привет, – сказал Мегатрон негромко. Почему ему вспомнилось это белковое словечко, он не знал и сам, но оно показалось очень подходящим для момента.– Привет, – ответил сикер и потянулся за поцелуем.

И Лорд-Протектор подумал: Юникрон с ней, с работой. Он вполне имеет право на выходной.

В общем-то, формула счастья – очень простая формула.