Дуализм (Фолди/Марта) (1/1)

Рейтинг: RПредупреждения: большего ООС-а я ещё никогда не писалаДва года назад упрямые бастионы Кеблоно зашатались и, ни разу не попросив пощады, пали. Два года назад бесчисленные полчища революционеров, бунтовщиков, треклятых противников монархии были раздавлены. Два года назад Империя вернула себе богатейший город и запустила жадные руки в разверстые сокровищницы, восстановив могущество путём падения престижа. Теперь торговля шла куда увереннее и быстрее, золото текло в карманы предприимчивых купцов рекой, отверженные ходили под кнутом?— всё было так, как и должно было быть. Король и королева обязаны были чувствовать себя довольными, однако они такими, вопреки всем ожиданиям Фолди, не оказались.—?Это припугнёт их, но не смирит, Гай, как Вы не понимаете,?— обмахиваясь веером, твердила Влеона. —?Я хочу навести мосты между нами и ними.Фолди сам этого хотел, но совсем не тем способом, о котором восторженно распиналась его повелительница. Влеона обладала характерной для многих монархов особенностью: она не считала, что её мнение может быть ошибочным, и если её суждения оспаривались, она почитала это за личное оскорбление. А обиженная женщина, как Фолди выучил ещё давно, могла мстить с бескрайней изобретательностью и бесконечной жестокостью.Покачивая ногой, совсем как беззащитная девчонка, в славный и спокойный летний вечер, Влеона объявила:—?Вы должны подать им пример благодушия, Гай. Женитесь.Фолди остолбенел.—?На ком?Кларк, спокойно читавший доклад Бериллия Каперция, едва не выронил чашку дымящегося кофе?— без этого напитка он не мог проснуться по утрам (а королевское утро начиналось тогда, когда Фолди садился обедать).—?Зачем? —?глухо пророкотал он. —?Моя прекрасная супруга…—?Хотя, конечно, подобрать для Вас нужную кандидатуру будет не так легко,?— Влеона задумчиво покусывала кончик длинного ногтя. —?Вы, Фолди, аристократ, моей милостью?— герцог, а в Кеблоно… кто остался в Кеблоно после всех недавних потрясений?Фолди промолчал и лишь крепче сжал перо. Войну с Кеблоно и последовавшую резню он по-прежнему считал крупнейшим, но неизбежным своим промахом. Слова королевы заставили его дёрнуться, словно бы от удара.Зашуршали страницы газеты. В течение нескольких мгновений Влеона сидела неподвижно, как будто её обратили в камень, и просматривала одну и ту же страницу, на которой красовался огромный, наскоро сработанный грубыми карандашными штрихами групповой портрет. Хотя художник не особенно старался или же чересчур торопился, Фолди легко узнал на изображении Виллимони, и каждый мускул его скрутило от желчной ненависти.Но Влеона смотрела вовсе не на своего молоденького любимца, что было для неё удивительно. Напряжённым и думающим взором она пожирала мрачное, испуганное и недоверчивое лицо девушки, которая неловко ковыляла с Виллимони рядом.—?Сауновски,?— прошептала Влеона, словно пробуя громкую фамилию на вкус. —?Сауновски… Гай, директор Военной Академии…—?Беонис Сауновски, герой Великой Войны,?— автоматически ответил Фолди. Старая привычка, обретённая ещё в стенах Академии, никак не желала изжить себя. —?Это весьма знатное семейство.Влеона решительно захлопнула газету, и на душу министра медленно опустился неподъёмный груз. Кларк отставил чашку и попробовал мягко воздействовать на супругу, не поднимаясь с места:—?Влеона, свет очей моих, ты чересчур…—?Нет и ещё раз нет! —?отрезала королева и с самоуверенным видом расправила плечи. —?Я никуда не тороплюсь, я всего лишь спешу устранить все последствия раскола. Гай, мальчик мой, улыбнитесь и прекратите быть таким скучным. Вашей невесте всего семнадцать… покажите ей те свои достоинства, которые девушка её возраста способна оценить.***Марта Сауновски прибыла в Столицу в разгар лета. Художник весьма польстил ей, пусть он и рисовал второпях: во всяком случае, Фолди не рассмотрел в своей невесте даже зачатков внешней привлекательности. Марта Сауновски была угрюмым, сутулым и костлявым подростком с неровно обрубленными кончиками волос, болезненным цветом лица и отсутствием всяческих намёков на женственность. Из толпы леди, которых Влеона отрядила ей в сопровождающие и наставницы, Марта выделялась высоким ростом и мрачностью. Казалось, будто она считает, что её привезли на казнь. Впрочем, Фолди тоже не испытывал никакого восторга по поводу предстоящего бракосочетания, и его удивляло, что Виллимони, прибывший днём позже девушки, не показывает своей обычной энергичности и не расточает обаятельные улыбки по сторонам.Когда два дня, положенные гостье на отдых, истекли, Фолди предпринял первую попытку заговорить со своей суженой. Шагая к дверям большой залы и выискивая Марту взглядом, он пытался смириться со своей будущностью. Ему следовало порадоваться за королеву, которая впервые приняла благоразумное решение без помощи многочисленных советников: мосты между Кеблоно и Империей действительно следовало налаживать. И кто, как не всесильный Фолди, серый кардинал Авалории, и внучка национального героя, могли лучше сгодиться на роль примирителей?Марта обнаружилась в дверях. Она, одетая в бочкообразное платье с множеством обручей, пыхтела и топталась на месте, будто рассерженный слон, и Фолди отчётливо слышал, что она шёпотом ругается. Её кеблонский акцент неприятно резал ему слух. Сам Фолди вырос в Столице и привык к её мягкому, певучему выговору; провинциалы из торговых городов словно рубили свои слова, как будто опуская между гласными тяжёлые тесаки, и свистели и шипели, точно злые демоны.Фолди остановился и медленно вдохнул. Краем глаза он видел, что Бериллий Каперций и несколько других молодых членов Тайного Совета внимательно смотрят на него. Марта мешала пройти прочим гостям, она понимала, в какое неловкое положение себя поставила, судя по красноте её щёк, но о помощи не просила. Напротив, её тёмно-синие глаза сверкали так яростно, будто бы она молча грозила убить всякого, кто осмелится к ней подойти.Фолди щёлкнул пальцами. Соул Лидеон, его извечный сопровождающий и самый преданный телохранитель, которого никто не просил оказывать такие услуги, тут же вырос у него за плечом и глухо пробурчал:—?К Вашим услугам, ваше превосходительство.—?Помогите леди Сауновски. Поскорее,?— сухо велел Фолди, и Соул тут же бросился исполнять приказание.Марта всего лишь пару раз ударила Соула локтями в грудь, один раз взвыла и три раза выругалась (несколько леди, толпившихся поблизости, манерно спрятали лица за веерами). Наконец, усилия лакея увенчались успехом, и он протолкнул Марту в залу, шире раскрыв двери. Поток солнечного света озарил мрачный переполненный коридор.Когда Фолди вступил в залу, жужжащую от множества голосов, горячую из-за пылающих взглядом, которые тут перекрещивались, Марта выступила ему навстречу. Она стояла у высокой сиреневой колонны, скрестив под грудью худые руки, обнажённые по локоть, и хмурила широкие брови. Наряд ей подобрали неудачно: со своей призрачно-бледной кожей и в светлых шелках она напоминала морок.—?Вы меня премногим обязали,?— прорычала Марта, шагнув вперёд.—?Это мой долг, леди,?— ответил Фолди и подал ей руку. —?Прошу, проследуйте за мной.Марта отшатнулась от него, как от зачумлённого, и в её глазах вспыхнула яркими снопами ненависть, которой он ещё ни в чьих глазах не видел.—?Мне это не требуется,?— высокомерно промолвила она и, прихрамывая в неудобных туфлях, потащилась к столу.Больше Фолди с нею не заговорил?— ни разу, пока их не поставили под одним венцом, пока магические кольца не впились им в пальцы, и ему пришлось склониться к ней, чтобы скрепить данный обет поцелуем. Марта была холодной и совершенно безучастной: её губы ни разу не шевельнулись, и только взор опалил его прежней недоброжелательностью. Она смотрела на него, будто на замурованного в клетке опасного хищника, пока стояла с ним под венцом, и он чувствовал, как дрожат её руки, готовые вырвать его сердце.***—?Я не хочу,?— сказала она сиплым голосом.В спальне они были вдвоём. Кристально чистые простыни, разостланные по шикарной постели, блестели в ярком свете луны. Слабо поблескивали огоньки свечей, и тягучий, благословенный аромат нежных роз кутал комнату в удушливое одеяло. Марта стояла у изножья постели, одной рукой схватившись за балдахин, а другой?— упёршись Фолди в грудь. Расстояние, разделявшее их, было настолько ничтожно, что он чувствовал на своей коже её неровное сбитое дыхание; видел, как бьются мелкие синие жилки под её бледной кожей на шее, висках и лбу. Она смотрела на него с отвращением, но без ужаса, как будто считала, что сумеет ему воспрепятствовать, если он не пожелает остановиться.В мозгу Фолди яркой вспышкой мелькнуло далёкое воспоминание. Марциппа в растерзанном платье, Марциппа, правды об участи которой ему, как ребёнку, никто не смог сообщить?— даже его циничные и безжалостные родственники.—?Вы испытываете ко мне отвращение,?— промолвил Фолди и выпустил её руку.—?И что? Я Вас уважать должна? Ценить? Любить? После всего, что Вы с нами сделали?! —?она рванулась назад, споткнулась об изножье постели и упала. Шумно зашелестели многочисленные слои её нижних юбок. —?Да Вы хоть знаете… каково нам было? Я много раз… много раз клялась, что я Вам сердце вырву и выброшу собакам!Её глаза сверкали, как у безумной?— и она была безумна. Сейчас даже ей, хрупкой и истощённой, не составило бы труда исполнить своё обещание. И всё-таки Фолди не дрогнул.—?Вы дали обет, Марта,?— сказал он, подходя ближе,?— моё сердце теперь Ваше. Делайте, что сочтёте нужным.Она расхохоталась низким, чудовищным смехом. Казалось, что вместо неё сейчас смеётся осуждённый на смерть убийца.—?Вот как? Вот… как?Снова взметнулись юбки. Марта вскочила на постель, бесстыдно задрав многочисленные подолы, её рука выхватила из крошечных ножен маленький, серебром блестящий кинжал. Её рука поднялась выше, костяшки её пальцев стали белыми, и под кожей стали видны все голубоватые венки, когда она перехватила изящную рукоять удобнее, занесла кулак?— и остановилась. Её глаза вдруг стали пустыми и безжизненными?— как у куклы. Как у сломанной куклы, брошенной на пол.Фолди моргнул. Он всё ещё был жив. В его груди по-прежнему билось сердце.—?Почему Вы не двигаетесь? —?тихо спросил он.—?Я не могу,?— глухо ответила Марта. Её занесённая рука всё ещё дрожала. —?Я не могу поступать как Вы и убивать безоружных. Возьмите хотя бы свою шпагу, ублюдок! Не подыхайте как собака!—?Не кажется ли Вам, что мужчина со шпагой и женщина с кинжалом друг другу не ровня?Лицо Марты исказилось.—?В Вашей стране ни одна женщина, даже королева, не ценится с мужчиной наравне. —?Она глубоко вздохнула и, зажмурившись, ударила себя кинжалом по вытянутой руке. Алые капли брызнули на смятые белые простыни.—?Вы…—?Теперь они все подумают, что я с Вами спала,?— безапелляционно объявила Марта. —?Но не вздумайте и вправду меня трогать, иначе… иначе я Вас точно заколю!Стремительно сбросив платье, она забилась в угол постели и свернулась там в сердитый, неприступный клубок.Эту долгую, мрачную ночь Фолди провёл в кресле, практически ни на мгновение не сомкнув глаз.***На столе между ними белел хрупкий распечатанный конверт. Все печати были сломаны, шифр разгадан, последние вуали тайны?— сброшены. Фолди, отчаянно силясь удержать себя в руках, смотрел на бледную, мрачную Марту и пытался задать ей вопрос так, чтобы его голос ни разу не дрогнул.—?Это означает именно то, что я предполагаю?Марта нервно прикусила губу и резко вытянула шею. В её глазах танцевали безумные яркие блики, и он видел, что ей тоже трудно говорить.—?Вы всё знаете,?— хрипло заявила она.—?Когда? —?бросил Фолди ей в лицо, и она вздрогнула.—?Ещё до нашей помолвки. С самого начала.Новые воспоминания вспыхнули в его разгорячённом мозгу. Он опять видел Марту спящей в их общей, но ни разу не разделенной постели, видел, как солнце золотит её кожу. У неё было много шрамов, и он об этом знал, но никогда не спрашивал, откуда эти шрамы взялись, потому что знал правду. И опять он слышал её голос. Она заговорила с ним о Кеблоно лишь однажды, и каждое своё слово она роняла, будто в пустоту.—?Империя говорит, что каждая жизнь?— бесценный подарок Магии, и я не понимаю, почему тогда правительство молчит о сотнях убиенных.—?Молчание врачует раны лучше любых слов, Марта.—?Только тогда, когда молчат, сострадая. Но разве ты,?— она впервые обратилась к Фолди так фамильярно,?— хотя бы немного скорбишь о них? Ты не можешь, и не смей мне врать. Я не скорблю об имперцах, потому что я их не знаю. Для меня они?— это куклы без лица, имени и прошлого. Вот что самое страшное в войне: мы не видим обратной стороны потери, пока не лишаемся кого-то рядом!..Фолди медленно выпрямился в кресле, и Марта умолкла, покраснев. Видимо, она осознала свою осечку и испугалась.—?Ты была там,?— сказал Фолди и прямо посмотрел на неё.Марта съёжилась, совсем как запуганный котёнок; её плечи приподнялись и вздрогнули.—?Да,?— это короткое подтверждение вновь оборвало едва завязавшуюся беседу.И с тех пор они к фамильярничанью не снисходили. Даже разговаривали они мало. Фолди казалось, так ему легче будет дистанцироваться от девушки, изгнать из головы странные сомнения, которые не давали ему покоя уже который день подряд. Он не считал себя милосердным или чувствительным: он присутствовал на казнях, сам отдавал приказы пытать и убивать, он был уверен, что не поставит под сомнение свою правоту. Но порой он ошибался, и всякий раз, как это случалось, он приходил к выводу, что совсем себя не знает. Это порождало в нём дикое, неконтролируемое и злое желание наступить на горло собственным слабостям, душить и давить, пока они не умрут.В данном случае он должен был разделаться с Мартой без жалости и сожалений, ведь все его слабости и страхи олицетворяла именно она.Он дорого отдал бы, чтобы она прекратила с таким вызовом ему ухмыляться!И куда больше он отдал бы, чтобы ухмылка на её лице обратилась в улыбку. Только, что он ни предложил бы, этого было бы мало.—?Вы должны мне рассказать,?— промолвил Фолди решительно. —?Рассказать об этом заговоре всю правду.Марта вскинула голову выше.—?Вы правда думаете, что я это сделаю?—?Люди делают многое, лишь бы сохранить жизнь.Её взгляд оставался презрительным и холодным.—?Честь для меня выше этого.Именно такой: недоступной, ледяной и непоколебимой?— она оставалась столько времени, сколько Фолди её помнил. Конечно, она чувствовала себя победительницей, ведь её друзьям ничего не угрожало. В сравнении с этим собственная казнь представлялась Марте чем-то до безумия простым и нестрашным. Она отказалась от последнего слова и умерла с молчаливым достоинством. Фолди был уверен, что даже это она сделала ему назло.Он приказывал себе забыть эту казнь: ему приходилось видеть более кровавые. Он приказывал себе вырвать с длинным ветвистым корнем странное чувство, которое всё увереннее завоёвывало его сердце. Он был уверен, что среди камней не растёт ничего, кроме сорняков.И именно сорняки славились своей чудовищной живучестью.