Часть 6 (1/1)

Разница, то, каким Боб был раньше, когда был жалким помощником Красти, и то, каким он был сейчас, когда его голосу внимала многотысячная аудитория, была разительной. Боб избавился от животика?— он не стал оправдывать себя тем, что певец, в особенности такой как он, может выглядеть как угодно. Впрочем, нельзя сказать, что он был слишком худым.Но его тело покрывали шрамы. Их было много. Он вывел почти все свои татуировки, в особенности те из них, что мешали новому статусу?— тюремные, но шрамов было даже слишком. И ещё больше тех, что были невидимы. Те, которые оставила его увечная жизнь.Когда брился, до сих пор неприятно скользил бритвой по узкой полоске, которую оставила его искусная, просто гениальная пересадка лица, которую никто из современных врачей так и не смог повторить.Берти сидела в своей комнате тихо. Должно быть, плакала. Или планировала очередной жуткий розыгрыш. Боб чувствовал неприятное напряжение?— он знал, что Симпсон не заслуживает доверия. Знал, что всегда ошибался именно тогда, когда чрезмерно доверялся людям. Или даже доверял себе.Он тихо открыл дверь.Берти хнюпала носом. Нельзя сказать, что ей казалось, что Боб какой-то предатель?— Боб был маньяком, её собственным маньяком и от него стоило ждать любой неприятности. Ей думалось, что в этом доме она проживет недолго и всё закончится ?несчастным случаем??— а потом будут объяснения, почему die это всего лишь немецкий артикль. Или он просто избавится от её тела, будто её и не было никогда.В любом случае, в этом страшном доме, так напоминающим дома из книг По, которые Берти случалось читать мельком, она не ждала ничего хорошего. Как же глупо было с её стороны надеяться, что тут будет лучше, чем в психиатрии.Она лежала на кровати и жалела себя, как вдруг дверь открылась. Кровать прогнулась под чужим весом. Спины коснулась рука. Берти напряглась. Голову от подушки поднимать было очень страшно.Когда шеи коснулись губы, она выдохнула с облегчением и тихо рассмеялась. Он всего лишь пришел потрахаться. Кожи коснулся язык, мягко и сладострастно, на шею упали длинные волосы.—?Посмотри на меня,?— услышала она.Повиновалась, потому что в этой просьбе ничего страшного не было. Боб выглядел добродушным. Он, по сути, умел так выглядеть всегда, но, похоже, сейчас он и вправду пребывал в хорошем расположении духа.—?Зачем ты это делаешь? —?спросила Берти.Она еще хотела сказать, что они все равно не будут вместе, и всё это плохо закончится, но Боб поцеловал её.Некоторое время они боролись за верховенство в поцелуе. Боб, похоже, пытался её впечатлить искусностью движений языка и губ, а в голову Берти только и лезли мысли, что с Сельмой было так же.Хотя какой ему смысл играть с ней? У неё не было ни денег, ни положения. Разве что, единственная выгода?— влюбить в себя и разбить ей сердце. Но он опоздал. Он сам понимал это. Ведь читал же эти дурацкие письма.Он ахнул, когда Берти ловко расстегнула его рубашку и потерла пальцами его сосок. Ах вот оно значит как, у него чувствительные соски. Это стоило запомнить. И сжал рукой одеяло рядом с ее головой, когда она запустила руки в его курчавые медно-рыжие волосы.Его руки задрожали. Берти девственницей не была, она знала, что это значит. Он грубо вскинул её ноги в коленях, стаскивая с неё джинсы вместе с бельем.Боб после секса был ужасно скучным?— унесся в ванную первым, и крепко-накрепко там закрылся, оставляя девушку без малейшего осознания того факта, что в его голове вместе с кровью шумит отвращение к себе.Берти отыскала влажные салфетки и аккуратно подтерлась. В доме Боба салфетки были вообще везде. Не понятно, что он с ними делал, наверное, вытирал ими руки, подхватив ?болезнь чистых рук? вдобавок к маниакальному расстройству личности.—?Боб,?— позвала она.—?Да? —?спросили из ванной. Голос был несколько сдавленным. Совершенно не такой, каким она привыкла слышать этот театральный баритон.—?Мне тоже нужно в ванную,?— сказала она.В животе было противно и пусто. Была вещь, о которой она никому не говорила. Выяснилось это ещё во время её первых отношений с парнем. Но думать об этом не хотелось. Только не сейчас. Хотя всё оно к лучшему, как ни крути.Боб умылся. Взглянул в зеркало, пытаясь выглядеть уверенно, но на него устало смотрел сорокалетний мужчина, пускай и моложавый, но взгляд… затравленный. Забитый. Полный чувства вины. Ненависти к себе. Нет, не к ней. К себе.И такого давно уже не было.Очень давно.Когда-то случалось, когда он был пьян и переспал с девушкой, которой походила на Берти, и он чудом не задушил её ночью, к счастью, вовремя остановил себя, и она сочла это эротической игрой. Тогда ему было паршиво неделю.А сейчас?Сколько ему будет паршиво сейчас?День, три, неделя, две?Он вздохнул и открыл дверь. Берти упала на пол.—?Ты подслушивала! —?сказал он, казалось, бы не веря тому, что видит.—?Да,?— сказала Берти. —?Думала ты дрочишь.—?Фу, как грубо,?— сказал Боб, и аккуратно обошел Берти. —?Я буду внизу.Он нашел в себе силы не побежать по коридору прочь, а идти по нему своими большими ступнями чуть быстрее обычного. И это далось ему не легко, как и невозмутимый вид, едва девчонка оказалась в ванной комнате.—?Будь ты проклята,?— пробормотал он, чувствуя, что едва он произнес эти слова, как они уже скисли, и будто повисли в воздухе, где-то там, за ним, в темных коридорах.Берти же налила себе ванну. Зря она что ли оказалась в доме, где так много уборных, так много ванн, и просто завались геля для душа и мыла?! Она упоенно плескалась больше часа. Дом был мрачным, и все в нем казалось старым, но по факту стоило огромных денег и было антикварным. Берти немного в этом разбиралась. Благодаря зануде-брату.Желудок сдавило неприятным чувством. Она подумала о родителях. И, как Боб до этого, посмотрела в зеркало, чтобы увидеть там точно такую же усталость, точно такую же ненависть к себе, неудачнице, которая так и не нашла работу, призвание (да хотя бы призвание!) и любимого человека, и просто бежала от самой себя, и от жизни за своей спиной, которая все догоняла и догоняла её.Боб будет внизу. А где внизу? Она вышла, натянув на себя омерзительно несвежее белье и одежду. То платье она стянула, едва оказалась в комнате одна. Переодевание в чужие вещи больше не казалось по-настоящему хорошей идеей, уже нет.В комнатах и коридорах было очень тихо. Так тихо, что хотелось рыдать от ужаса?— ей, знающей, чей же это был дом, кто жил здесь, и что мог сделать с ней в любую минуту. Она сглотнула. Ну уж нет. Не зря в детстве она столько раз выходила сухой из воды. Сейчас Симпсон спустится вниз и отыщет Боба. И… И что? Что она сделает? Она не знала. Ах, если бы она знала, что делать с Шестеркой Бобом, как общаться с тем, чью жизнь она испоганила ещё в детстве, ради кумира, который оказался для неё, повзрослевшей, обычным мусором.?Боб убьет меня и выпьет мою кровь? подумала она, спускаясь вниз по лестнице в полутьму. Тут же горел свет? Так? Раньше здесь было хоть какое-то освещение. А теперь тут было так темно, что хотелось убежать от этой темноты, так похожей на ту, которая пугала её раньше, когда Берти была совсем крохой.—?Боб,?— сказала она, останавливаясь на границе света и тени. —?Я все понимаю. У нас плохие отношения, а ты вообще маньяк, но…Темнота ответила молчанием. Страшным, гробовым молчанием.—?Да знаешь что, Боб, иди-ка ты нахер! —?сказала девушка и решительно пошагала обратно наверх.Пусть ждет её в этой темноте столько, сколько душе угодно.Тьма улыбнулась там, в холле, погруженном в мрак.Боб пока побеждал в этой игре на выживание, на кону которой было ментальной здоровье, и, вероятно, даже его жизнь.Берти обнаружила поднос с едой, и так вымоталась, что съела все, даже мысли не допуская, что еда может быть отравлена или приправлена снотворным. Ей было уже все равно. Как ни посмотри, её ждала беда?— либо пожизненный дурдом, если вернется домой, либо смерть здесь, от рук Боба.Родители устроили всё так, чтобы домой она уже вообще никогда не вернулась. Бежать из дома Боба было некуда. Разве что на улицу. Голодать и слоняться по трассе. И ждать, пока полиция отыщет её и вернет в клинику.Берти скрутилась на кровати, чувствуя, как внутри нарастает безысходность, как страх за будущее раскручивается, и превращается в спираль, черную, затягивающую спираль, вертушку, точно такую, как в глазах Боба.Бежать было некуда.