Часть 7 (1/1)

Днём дом казался не таким уж и страшным, каким бы страшным не было его наполнение?— всем известный злодей Сайдшоу Боб.Берти больше и пальцем не касалась той женской одежды, которую она отыскала в одной из комнат, но, к своему полному отсутствию какого бы то ни было стыда, позаимствовала её косметику.Похоже, Боб испытывал к этой женщине чувства?— было видно, что никто давно этой косметикой не пользовался, как и изысканными туалетами, но превратил помещение в музей. Оставалось только надеяться, что он не носил это кружевное белье, которое, Берти, конечно же, примерила.Симпсон выбралась из комнаты к завтраку. Она как раз облизывала ложку, когда вошел Боб. Одета Берти была в свою потрепанную одежку, которой было сто лет в обед. Сайдшоу хмыкнул. И бросил только одно слово:—?Пойдём.Берти помедлила. От этого сумасшедшего пойдем может оказаться пойдем куда угодно, хоть и в сам Ад. Но… в общем, она встала, и вправду пошла за ним, бросив недоеденный завтрак.В холле стояли пакеты. Много пакетов. Из фирменных магазинов одежды, и, вроде бы, обуви. Она знала все эти марки, но и представить не могла, что однажды будет их носить.—?Примерь всё это. То, что не подойдет сложишь обратно в пакеты и отдашь Алану,?— сказал он, кивнув на дворецкого.Тот холодно взглянул на Симпсон. Похоже, подумала та, считает её очередной шлюхой своего богатенького хозяина. Она неловко заглянула в пакет.Следовало сказать, что от Берти Симпсон, той, которой она была раньше, остались одни объедки, значительную часть её куража съели лекарства, которыми её успели напичкать в дурдоме, и зависимость от которых некоторое время досаждала ей. Но кое-что всё же было.И это кое-что дрогнуло. То ли от ужаса, то ли от благодарности, то ли ещё от чего-то. Потому что ей уже целую вечность никто и ничего не покупал.Боб с видимым усилием коснулся её спины рукой, и этот сломанный, неловкий, болезненный жест смутил их обоих, потому что он не знал, как проявлять дружелюбие к Симпсон, а та не знала, каким образом его принимать.Между ними был секс, и в то же время, между ними не было ничего, была пропасть, наполненная глупыми детскими и глупыми взрослыми травмами. Наполненная такой дребеденью, что черт его, сколько же времени надо, чтобы проложить хоть какой-нибудь мост.Берти хмуро дернула плечом и Боб убрал руку, будто обжегся. Он прочистил горло.—?Сегодня меня не будет, Симпсон. Я отправляю в офис своего продюсера, позаботься о себе и… не сожги дом,?— последнее он сказал, склонившись над ней с высоты своего немалого роста, и заглядывая в глаза.Берти хотела было подумать, что она сожжет этот дом к чертям, но она видела в этих глазах так явно то, что она уже сожгла и его дом, и его родину, и его честь, и его гордость, и что все мосты назад, в нормальную жизнь так же сожжены.Она сглотнула.Боб улыбнулся.И ушёл, оставляя наедине с неприязненным дворецким.Берти слонялась по дому, заламывая, почесывая руки в попытках унять этот вечный зуд, который всегда вынуждал её творить абсолютную дичь, когда она была младше. Дом был на редкость мрачным, и местами ему не хватало ремонта. Трубы протекали. То тут, то там, виднелись пятна сырости. Как странно, думала Симпсон. Он ведь отремонтировал?— и тщательно! —?весь фасад, неужели запала не хватило на сам дом?Не было уговора на то, что нельзя заходить в определенные комнаты. И Берти быстро узнала, в чем была суть подобной сговорчивости. Она насчитала с десяток запертых комнат. Почему?— она поняла быстро, потому как увидела дворецкого, который, в сопровождении едва слышного металлического звона, скрылся в одном из коридоров.Он запер все комнаты аккурат перед тем, как она могла бы в них попасть. Отлично! В ней просыпается и скалит зубы бунтарь. Кажется, что домоуправителя ждёт Ад на земле, но вот она спускается вниз, к металлической калитке, ведущей в сад.Если бы Берти быстрее читала, она бы сочла сад похожим на сад Червонной Королевы из ?Алисы?, но она слишком устала от попыток Боба отрубить ей голову, чтобы копаться в аллюзиях.Она открывает калитку. Не заперто. Улыбается солнцу. Она так устала от дождливой погоды, которая, будто некая зловещая аура, сопровождала её на протяжении всего бегства. А тут?— солнце.Сад мрачный. Полно зарослей терния, шиповника. Он совсем как Боб, кажется опасным. Хочется устроить пикник. Она неловко оглядывается назад. Но?— не с кем. Никто в жизни бы не согласился на пикник с Берти Симпсон. Особенно сейчас.Она бродит по саду, удивляясь тому, что газон пострижен, но в то же время место выглядит заброшенным и каким-то опасным. И садовника не видно. Не видно того, кто делал всю работу.Она ест солоноватые плоды шиповника. Дети вечно суют себе в рот всякую гадость, думает она. Сколько шиповника она съела, когда была совсем мелкой. Пальцы в белых волокнах. Она вытирает их о новую одежду.Начинает накрапывать слепой дождик, и Берти находит беседку, чтобы спрятаться от раздражающих капелек. Она прячется там и в конце-концов засыпает.Просыпается от того, что стало совсем холодно. Кто-то стоит и смотрит на неё. И она с криком подрывается, потому что это та самая страшилка из детства, да ещё и в полутьме, ярко вычерченная садовым светом.Боб дёргается. Поднимает руку и мрачно произносит ?Бу!?.—?Ты простынешь,?— говорит он. —?Заболеешь и умрешь.—?…а обвинят тебя,?— злобно произносит Берти. —?Знаю, слышала.—?Ужин готов,?— говорит маньяк, её персональный маньяк.—?Отравлен,?— фыркает девушка.—?Первоклассным ядом,?— кивает Саудшоу. —?Покупался специально для тебя.Он шутит. Ну, Берти искренне надеется, что он шутит. Она встает, потягивается и чувствует, как неудобна была каменная лавка, и как всё-таки замерзла.—?Ммм, съешь мои шорты,?— говорит Симпсон.—?Только после того, как ты съешь ужин.Они ужинают на противоположных концах длинного стола. Боб, кажется, ест её взглядом, но чтобы сказать точно, не скажешь, потому что в обеденном зале сумрачно и горят свечи.—?Ты мечтал об ужине при свечах со мной, Боб? —?нагло спрашивает Берти. Казалось бы, кто её тянул за язык, но невозможно не подначивать Боба.—?Я мечтал очень о многих вещах, Симпсон, связанных с тобой и… ужином,?— говорит он этим своим глубоким деликатным голосом.Продирает мурашками по спине. Страшно представить, о чем там мечтал этот неуправляемый мужик, пока был в тюрьме.—?А-а,?— безыскусно говорит Берти.И замолкает, только ест ростбиф. Мясо необычайно вкусное.—?Я бы хотела вернуться домой,?— говорит она. —?Ну, если бы меня кто-то там ждал.Говорит она, потому что невыносимо быть здесь, но говорит ещё и просто чтобы сказать хотя бы что-то, заполнить эту звенящую пустоту.Бобу наливают вино. Он улыбается. В бокале Берти пусто. Её прислуга не обслуживает, вероятно, специально, чтобы заставить её чувствовать неловко. Она пьет алкоголь. Пьет, даже не смотря на то, что после курса нейролептиков вино крайне не рекомендуется, как и любой алкоголь. Кашляет.Игнорирует взгляд Сайдшоу.Ему это не нравится, но есть там что-то ещё, какое-то странное тепло, которое то и дело проскальзывает в обманчиво-мягком взгляде маньяка.Она отчаянно хочет думать, что ей кажется. Потому что такие вещи обещают обманчивую любовь, которую, как полагает Берти, она уже ни от кого в этом мире не получит. Она была уверенна, и уверена слишком долго, что будет либо всю жизнь беспризорничать, либо проведет её в психиатрической клинике.Боб же только внешне спокоен. В крови же бушует ураган, потому что… потому что. Эта девка умела возбуждать это страшное пламя, это желание убить, это возмущение?— хотя бы тем, как дерзко пила из горла и бесила.Берти вскакивает. Похоже, он себя выдал взглядом. Или ещё бог весть чем. Потому что она нелепо прощается и поднимается к себе.Боб роняет голову на руки. Насколько же поганой идеей было притащить её сюда!