15. танцы на костях (1/1)

Задымленный сиреневым декоративным туманом воздух был наполнен музыкой. Причем музыкой инопланетной. Сыгранной, по всей видимости, на связке подрагивающих ярко-зелёных нервов. Или бледных крысиных хвостов. Людей было так много, что окурку негде было упасть. Преимущественно?— относительно знакомых, причем знакомых такого рода, что не хотелось бы здороваться с ними в лишний раз при встрече, но было надо. Однако всё это вовсе не было поводом, чтобы сидеть на подоконнике. Искреннее желание сидеть на подоконнике?— вот что настоящий повод. Бернс накручивал на кисть гирлянду, кокетливо покачивая ногой в такт оглушительно безвкусной музыке. Чёрная фуражка штурмбанфюрера лежала там же, на подоконнике. Рядом с хозяином. Смитерс, разодетый, словно мальчишка из элитного закрытого пансиона (ах эти штаны в клетку, не по возрасту, зато эффектно), украдкой любовался им, спрятав игуаннью ухмылку за легкомысленным разноцветным коктейлем, сладким и лживым, как поцелуй манипулятора. ― Нет, всё-таки здорово он с тарантиновской вечеринкой придумал, согласитесь! Весело. Забавно. ― Ага. Смитерс поставил рюмку для мартини на подоконник. Огни стробоскопа заскользили по его блаженно улыбающемуся лицу. Ведро осмысленных предложений утекло в слив, оставив на дне лишь это несчастное голое междометие. Бернс тут же перехватил рюмку и немного пригубил. Пить из одной рюмки?— поцелуй, который ждёт тебя дома, и поэтому мама не купит тебе нормальный. ― Вот, казалось бы, ? заговорил Бернс, растягивая гласные и жестикулируя полупустой рюмкой. Лимон-украшение, прикреплённый к стеклянному краю, чуть не слетел на пол, ? такой человек, как я, должен боготворить ?Бешеных псов?, но, э-ге, нет, убийца Биллов нравится мне больше всего из кавалькады тарантиновских лент. Розовые стены, мягкие кожаные диванчики у чистых панорамных окон, кафельный пол в белую и розовую шахматную клетку, много места, чтобы танцевать, шарики под потолком. Кафе-мороженое и по совместительству штаб-квартира партии консерваторов Спрингфилда*. Ну, изначально штабом был большой и страшный готический замок на холме, на отшибе, но с тех пор как там произошел небольшой пожар во время празднования Рождества, а после?— небольшой потоп в процессе тушения пожара, место встречи пришлось изменить. Днём тут подают клубничное мороженое с коричной посыпкой маленьким девочкам. Ночью?— молоко плюс с ножами их потенциальным престарелым совратителям. ― Каст ?Билла? идеален от и до. Я даже не говорю про Уму Турман, ? очки-сердечки, розовые, как полы здесь, выбиваются из образа сурового офицера СС, но ведь полного-то косплея не требовалось, верно. ? Дэррил Ханна сочетает в себе ядовитую, я не побоюсь этого слова, порнографическую жантильность с грубыми, воинственными чертами лица. Бернс послал вызывающий воздушный поцелуй куда-то в сторону несомненно зловещих, но всё ещё объебосных фигур на танцполе. ― C’est magnifique. Смитерс окинул его взглядом, полным скептицизма и умиления одновременно. Любимый фильм из-за одного образа, ну-ну. ― Фильм-то чудесный, не спорю. Но О’Рэн Ишии Вы быть не захотели. Позвольте полюбопытствовать, почему так? ― Я же Вам, если мне не изменяет память, объяснял. Но если вы хотите услышать это ещё раз… ― А вот и не объясняли. Я люблю переспрашивать, но не до такой степени, ? Смитерс запрокинул голову, осушив, наконец, треклятый коктейль. Один гейский напев сменил другой и рванул что есть сил. Кажется, очередной бездушный ремикс на Мадонну. ― …то почему бы, собственно говоря, и нет. Но перед тем, как я пущусь в долгие и путаные рассуждения, принесите мне и себе ещё по одной. Себе чего-нибудь сладкого, а мне… как обычно. ― ?Как обычно??— это, простите, как? ― Бармен знает как, просто подойдёте к нему и скажете: ?А еще как обычно для Монти?. ― А если бармен спросит, для какого Монти? —?Смитерс весело подмигнул. Выводить Бернса этим из себя было проще простого, а еще гомерически смешно. ― Ах, ты ж моя почемучка, ? Бернс вальяжно развалился на подоконнике. ? А что, в городе есть ещё один Монти-республиканец, который к тому же ещё и постоянный клиент данного заведения? Может, я чего-то не знаю? Познакомь меня с ним как-нибудь, я пожму ему руку и мы, должно быть, аннигилируем. ― Ладно-ладно, понял-принял! —?с весёлым смехом ассистент уплыл в направлении барной стойки, при этом ненавязчиво виляя бёдрами в клетчатых брюках. Ангелята, подвешенные под потолком, беспомощно трепетали крылышками, пока демоны в дорогих костюмах корчились на полу. Монти закрыл глаза. Мир размеренно вращался вокруг него. В этот миг это было по-особенному очевидно. Монти?— это солнце, раскалённый шар, притягивающий к себе, аккумулирующий и движущий всё живое. Перетягивающий на себя Венеру и Марс, Солнце и Луну. Иерофанта и Дурака. Деву Мечей и снова Луну. С ровным зловещим гудением тянущий на себя меланхоличную цветочно-белую Луну. Маг с инфернально горящими глазами, заставляющий силой мысли парить над столом бумажки, телефонные трубки и тяжёлые мечи, а силой волеизъявления превращающий лилии в розы. И никак иначе быть не могло. ― Сэр, я принёс Ваше ?Как обычно?. ― Благодарю. Что бы я без Вас делал? Смитерс мягко пожал плечами. Как же хорошо всё-таки иметь под рукой человека, который подаст стакан бухла в старости, но при этом не иметь с ним кровного родства, а? ?Как обычно? обдало язык взрывной волной. Рецепт прост: одна треть клубничного ликёра, горка взбитых сливок, любопытный розовый глаз-вишенка и чистое электричество в основе. Мягкое и холодное, щиплющее ранки во рту. А ещё трубочка в розово-белую чулочную полоску. ― Я напрочь забыл, о чём мы говорили. Впрочем, нет, вспомнил, ? Бернс поправил съехавшее на плечо чёрное пальто, ? во-первых, потому что у старины Тэкса сегодня день рождения, а кто я такой, чтобы выкаблучиваться против желания именинника, правильно? ― Правильно, хотя нетипично для Вас… Э-э-э, даже не знаю, этично что ли? Щёки Смитерса уже успели порозоветь, но мужчина был всё ещё относительно трезв, несмотря на бесстыдные попытки Бернса ненавязчиво его споить. ― Во-вторых, мне никогда не была по-настоящему близка японская эстетика. Не понимаю я её, уж простите мне мое варварство. И персонаж О’Рэн мне тоже непонятен. ― А как же ?Ступени Бесчеловечности?? Где Вы с катаной и бонсаем, величественный и прекрасный? —?Смитерс изогнул бровь. ― Ой, я Вас умоляю! На момент написания этой книги на дворе был лихой… не вспомню точно уже, какой, но я точно помню, что это было время, когда каждая собака-менеджер с деревом бонсай выпускала ?свою борьбу?! ― Ладно, хорошо, я понял. Смитерс засмеялся, забавно сморщив при этом нос. Отыгрыш Гого Юбари был просран по всем полимерам. Бернс надел фуражку обратно. Череп на ней выдал адски-красный блик. ― К тому же, у меня не было под рукой кимоно. А вот мундир штурмбаннфюрера у меня под рукой есть всегда, он помнит старые времена и ждет своего часа. ― Так уж Вам было сложно достать кимоно? Не поверю. ― А Вам так нравится со мной сегодня спорить? Смитерс плавно кивнул, не прекращая гадливо ухмыляться, словно кот, сидящий на обеденном столе. Он практически опустошил слабоалкогольный фейский нектар в стакане. Ну-ну, как пожелаешь, негодник. Монти медленно слез с подоконника, проигнорировав протянутую Смитерсом руку помощи. Они стояли лицом к лицу, почти вплотную, а из-за массивных подошв сапог Бернса, они, к тому же, были почти одного роста. Они смотрели друг на друга, улыбаясь, как задумавшие прогулять урок школьницы. Именно школьницы, а не школьники. А потом Монти нарушил эту странную паузу, отпив немного наэлектризованной клубники. ― А ещё… Элли Драйвер и Гого Юбари находились в одной вселенной. Но они никогда не имели взаимодействий в фильме. Конечно, мы можем надумать и нафантазировать чего угодно касательно их отношений за кадром, но это никогда не будет правдой. Что-то этот сценарий напоминает, не так ли? Смитерс не перестал улыбаться?— наоборот, ухмылка стала шире и на подбородке появились ямочки. Вейлон всегда так улыбался, когда знал что-то, чего не знали остальные, и при этом по каким-то причинам не мог этого сказать, но очень хотел. ― Позвольте, а какая тогда связь между Дитрихом Хельштромом и Гого Юбари? Они же даже из разных фильмов. ― А Дитриха Хельштрома я, по крайней мере, могу худо-бедно отыграть.*** Республиканский Сёгунат Спрингфилда в полном составе (даже прихватив с собой парочку лишних) восседал за круглым столом и смотрел телевизор*, висящий в правой части зала. Днём по нему крутили безобидные мультики для детей, а вечером же?— более обидные, но тоже, по сути, для детей, только для детей великовозрастных. На часах было около полуночи, и всё это напоминало вступительную сцену из ?Бешеных псов?, если бы ту отодрал в задницу осёл-постмодернист. ― О, смарите-смарите, опять жирную лесбуху унижают и предлагают смеяться над тем, какая она жирная, уродливая и жалкая! Пьём! И они выпили, радостно заголосив. ― Сука, какой же дегенеративный сериал, подумать только, ? Линдси Нигл, будучи единственной не из республиканской партии в компании и будучи единственной женщиной за этим столом, отпила немного мартини. ― Не могу не согласиться, ? поддакнул Бернс, стряхивая сигаретный пепел в общую пепельницу, ? просто демонстрировать неприглядные аспекты жизни, даже не пытаясь их юмористически обыграть?— верх сценарной лени и дегенерации зрителя. ― Дегенеративности, сэр. ― О, а я как сказал? ― Ну, да, ну да. Показывать просто факты?— это пик комедии, ? заметил Красти. Он уже был пьян. Не до такого состояния, чтобы спать лицом в тарелку, но до такого, чтобы разносить танцплощадку и вести себя, как свинья. Вполне себе Мия Уоллес, не без доли авторской интерпретации. Нигл попыталась ударить его по руке, но он с фирменным хохотом убрал её со стола, и ладонь Линдси звонко опустилась на стол. Стол стерпит всё. ― Животное. ― Какая забавная реакция, ? глумливо захихикал Монти. ? Я сказал, по сути, то же самое, но в более мягкой формулировке. ― А Иисуса распяли, потому что он говорил правду, ? Красти ткнул Линдси пальцем-сосиской в грудь. Леди О’Рен спрингфилдского разлива уже была готова отстоять честь всего женского населения земли, хотя её об этом никто не просил, но. ― Детка, не слушай их, ? примирительно протянул именинник. Он сменил белую ковбойскую шляпу на разноцветный праздничный колпак. Колпак, как и белая повязка с красным крестом на глазу, съехали куда-то влево, но Невероятно Богатому и Харизматичному в Этот Знаменательный День Техасцу было абсолютно все равно. ? У одного нормальной женщины не было, а второй играет в другой лиге. Что бы они понимали, верно? ― Друзья мои, если здесь будет ещё одна шутка про геронтофилию, то, во-первых, мы все умрем за ночь от цирроза печени мгновенно, ? прогудел управляющий Чалмерс, прикладываясь к бутылке пива, ? а, во-вторых, я сделаю предупредительную очередь в Скиннера. По выстрелу на каждую шутку. Чалмерс не изменял себе и пришел в пиджаке и при галстуке. Заклинатель Змей всегда был лаконичным в одежде, но стильным до зубного скрежета. Человек, который сорок лет проработал в сфере образования, причем двадцать лет как учитель начальных классов, просто по определению является заклинателем змей. ― Так тут ше только про старух шутят, ? Вульфкасл ни разу даже не ухмыльнулся за весь импровизированный сеанс просмотра, и это было, чёрт побери, уморительно. Он обвязал огненно-лимонную куртку Чёрной Мамбы вокруг пояса и с одухотворённым лицом курил сигару. Его катана лежала в центре стола, рядом с фуражкой Бернса и перевернутыми экранами вниз телефонами всех собравшихся. Композиция в духе художников концептуалистов, саундтреком которой послужил пьяный гогот. ― Да ты знаешь, от этого не легче как-то. ― Я могу одолжить тебе револьвер, ? О’Хара утер слезу средним пальцем. ? Будете вдвоём с Бернсом отстреливаться от геронтофильских пидорских шутников. Будете чисто Бонни и Клайд. ― Просто потрясающе. ― То есть, как ты понимаешь, в этом тандеме Клайдом будешь точно не ты, Гарри, ? подмигнул Бернс. Это было похоже на нервный тик. Смитерс гаденько захихикал в ладонь.Чалмерс захрустел солёной гренкой. Красти запустил руку в чужую тарелку абсолютно без спроса и, глядя невинными, хоть и заплывшими от пьянства (Красти начал напиваться еще утром) глазами на Чалмерса, осведомился: ― Не, ну ты видал, какой уровень дискуссий в западной Европе? Все это время молчавший Дракула оторвался, наконец, от шеи юной белокурой официантки в розовом платьице. Вампир грациозно утёр губы тыльной стороной ладони, а затем не менее элегантно спросил: ― Шо, простите? Сначала заржал Вульфкасл, истошно, по-дебильному и при этом монотонно. Вспышка хохота прекратилась так же внезапно, как и началась. Лицо снова превратилось в маску каменной рассудительности и вселенской серьезности. ― Хоть я смеюсь, в этом всё ше нет ничефо смешноко. Теперь уже заржали все. ― О, смотрите, ? Нигл щелкнула изящными, наманикюренными пальчиками, ? очередной стереотип про темнокожих. Снова без шутки. Стол замучено застонал, но все же стаканчик хлопнули. Некоторые, можно даже сказать, дерябнули. ― Ну кто, кто, чёрт побери, пишет эти шутки? ? это был очень интересный вопрос из разряда дискуссионных, но любой заданный Чалмерсом вопрос уже имел ответ. Его ответ и ничей больше. ― Уродливый умственно отсталый брат-близнец Трея Паркера. Или Мэтта Стоуна… Я их слабо различаю, ? спокойно ответил Бернс, отправляя окурок в пепельницу. ? Сидит, значит, эдакий квазимодо с печатной машинкой… ― Ага, да, ? злорадно подхватил Красти, словно его собственные шутки были далеки от этого, ? стучит такой по клавиатуре, заливает ее слюной и просит ведро рыбьих голов в качестве платы за серию! И он тут же в красках изобразил сей нелицеприятный образ, корча рожи и выстукивая руками в белых перчатках по столу. Вышло аутентично до такой степени, что кто-то сквозь всеобщие раскаты хохота сказал: ?Мерзость какая, охотно верю?. ― Спроси лучше, кто это смотрит, и кто над этим смеется, ? промяукала Нигл. ― Кто смеется я не знаю, но смотрим это в данный момент мы, ? совершенно неожиданно подал голос Вульфкасл. ― Стьюи Гриффин опять надел костюм кота, замечательно, превосходно. ― Сэр, это костюм медведя. ― А что, костюм как-то сильно влияет на суть персонажа? ― Ребят, ну они опять про негров и старух шутят, я не буду за это пить, ? Чалмерс закатил глаза. ― Вот был бы тут Хибберт, он бы пояснил бы им за шуточки, да-а-а, ? О’Хара прикончил свой виски парой шумных, могучих глотков. А потом закусил горсткой Почти Хороших Идей. Представить его без них было с недавнего времени так же сложно, как астматика без ингалятора. ― А почему его тут нет, кстати? ― Да… Семейные обстоятельства. ― Не то чтобы я любил стоять на площади в белом плаще красивый… ― Да что ты говоришь, Гарри… ― Я бы сказал, что ты не просто в белом плаще стоишь, ты им машешь, как стриптизёрша лифчиком. Всем обновили тару, а торт все не несли. Смитерс прошептал что-то Бернсу на ухо так, чтобы никто вокруг, кроме Монти, не смог расслышать даже звук его голоса, не говоря уже о самой фразе. ?О, ну раз ты так хочешь?, ? кивнул головой Бернс. ― Друзья. У трудящихся возник… Вопрос. ― Я бы сказал, что вопрос встал. Красти снова засмеялся своим неповторимым сценически-гиеническим, а Бернс зажмурился, прошептав: ?Бля-я-я?. ― У тебя вопрос зато упал, ? одернул клоуна Чалмерс. Видимо, сердился за гренку. ? Продолжай, Монти. ― Так вот, трудящиеся интересуются: почему мы перестали поднимать нормальные тосты, а вместо этого стали пить за хуйню? ― Ну, давайте пить не за хуйню, ? миролюбиво пожал плечами О’Хара. ― А за что пить-то? —?не унимался Красти, ? За именинника ещё в начале выпили. ― И за семью. ― И за любовь. ― И за дела. ― И за Хибберта. ― За глистов даже пили! ― Питье за глистов отнесу, с вашего позволения, в категорию хуйни. Знаете, за что мы выпьем? Все уставились на Бернса, в основном с интересом. Одной рукой Монти поднимал стакан чистого электричества с клубникой, пальцы другой руки любовно сплелись с пальцами его ассистента под покровом скатерти. ― Давайте выпьем за человеческие слабости, за живой пытливый ум и за вечную схему: ?Создай проблему и продай от неё решение?. За нас всех, кто собрался за этим столом сегодня. Вот за что. Поднялся одобрительный рокот. Милкшейк с электричеством для Штурбаннфюрера, нефтяной коктейль ?Яблоко раздора? для Именинника, огненный коктейль на сиропе от кашля ?Док ?Будь Здоров? для Заклинателя Змей, настойка на стеклоочистителе ?Трезвый взгляд? для Шута. ?Альтерэго? для дивы. ?Пламенная Дева? на керосине для Чёрной Мамбы. ?Кровавая Мэри? специально для вампира и ?Поцелуй на вылет? только для тебя, мой сладкий. Бокалы скрестили со звоном мечей и выпили залпом. Вместе со злополучным столиком у окна рядом с телевизором, дрогнули и все остальные, кто был в зале. Из разных историй, из разных канонов, и всё же злые, богатые и сногсшибательные. А потом в секундной тишине кто-то сказал: ?Наконец-то, нормальные, блять, тосты?.***So excuse me a minute while I supply demandKiss you off these lips of mineKiss you off for a custom shinePissed yours truly off this timeIt's why I ain't just kissin' you I'm kissin' you off Время подходило к пяти утра. Кремовый двухметровый торт давно был частично съеден, частично разбрызган вместе с кровью и кишками сидящей в нём стриптизёрши по кафе. Естественно, если распиливать торт бензопилой. Стулья перевёрнуты, гирлянды неаккуратно сдёрнуты, крылья ангелов перебиты. На усыпанном бездыханными (?) пьяными телами, конфетти и осколками вчерашней вечеринки полу все еще стоящими на ногах оставались лишь двое. Танцевали в изоляции ото всех, под мурчание Scissors Sisters из уничтоженных колонок. Монти обнимал Вейлона за плечи, а руки Вейлона уверенно покоилась на Бернсовой талии. Забавно, но пластично, они раскачивались из стороны в сторону в ритм. Под подошвами фашистских сапог жалобно звякали осколки и испускали последний вздох блёстки, под аккуратными башмаками хрустели руки и глотки. В танце вёл явно не Монти, но ему было абсолютно все равно. Глаза заволокло розовой пеленой, лёгкие слиплись от сахарного сиропа, который стекал на носки из уголков пары блаженно улыбающихся ртов. ― Мне нравится эта музыка, ? прошептал Бернс, почти не шевеля губами, совершая очередной поворот, ? она соткана из самых смелых грёз. Смитерс в ответ лишь тихо рассмеялся. Ну, значит, будет наша песня. На финальных томных завываниях гитары их губы сплелись в голодном поцелуе. Медленно, как пытка, сладко, как мёд, гадко, как прикушённый язык. Так, что звенит в ушах, кружится голова и подкашиваются ноги. Монти и Вейлон продолжили целоваться даже тогда, когда музыка стихла и позади них с грохотом упала и разлетелась на тысячу битых пикселей люстра. Они не разорвали?— наоборот, углубили поцелуй даже тогда, когда улицы за пределами розовых стен объяло пламенем, а небо над Спрингфилдом превратилось в паутину бесконечных провалов.