8. трещины (1/1)
Невероятно и практически понятно. Ладно, нет, это не так. Ничего не понятно. Абсолютно. Нед нащупал небольшую бумажку в кармане брюк?— просроченный чек из продуктового. Машинально растерзал в подрагивающих пальцах на мелкие кусочки. И вяло проследил за тем, как стая белых мотыльков, кружась и на ветру качаясь, опустилась на непокорную гладь воды под мостом. Чтобы уплыть в неизведанные дали. Мусорить было совсем не в его правилах, но когда всё мироздание стоит на краю чего-то неумолимого и непроницаемо-тёмного, становится совсем не до мелких проступков. Великое (во всех своих коннотациях) не ограничивается малым. Тёмно-фиолетовое вечернее небо и кровоточащая рана угасающего заката раскололись наполовину белым столбом света. Выглядело так, словно молния в сухую грозу по каким-то причинам застыла на горизонте. Он возник позавчера, но занял экраны телевизоров, страницы газет и уста горожан. ?Добрый день, с вами Кент Брокман, и ближайшие два часа в экстренном выпуске новостей у нас на повестке дня загадочный столб света над Спрингфилдом, протяжённостью в пояс для похудания вашей матушки. Учёные-метеорологи дали ему наименование ?трещина?, не переключайтесь!?. Трещина в небе, подумать только. А более очевидного предупредительного намёка у вас в запасе не было? Если это не предвестник скорого конца, то что? А в остальном, вечер был хорош. Необычайно тёплый, насквозь пропах весной и переменами к лучшему, но Нед кутался в потёртое, твидовое пальто, петляя по тротуару, словно старающийся запутать свои следы заяц. Длинноногая чёрная тень в желтушном свете фонаря растягивалась, словно по ней проехались асфальтоукладчиком, умирала, слившись с серо-фиолетовым сумраком, а потом воскресала в масляном пятне света вновь. То, что Спрингфилд находится в мультфильме, перестало быть новостью и стало данностью приблизительно в 2007-мом, после выхода проклятой полнометражки. Хотя лично сам Фландерс решительно не мог понять, что в ней было такого ужасного, и за что юная Симпсон так сильно взъелась на неё?— в это девочка вносить ясность никак не хотела. А может быть, даже немного раньше? В 2002-м? После выхода в печать ?Кризиса Кроссоверов?*? Там же, вроде, чёрными буквами по белому облачку реплик было написано, что все горожане Спрингфилда живут буквально в вымышленном, нарисованном мире, и там были описаны некие манипуляции с барьером, который Лиза упорно называла ?Четвёртой Стеной?. С другой стороны, это же комиксы, а комиксы, вроде как, отделены от мультипликационного канона? Это нужно уточнить у мистера Бернса?— он же на пространственно-нарративных путешествиях гончую съел. ?Если мы?— мультперсонажи, ? рассуждал Нед себе под нос, кутаясь в твидовый, коричневый плащ, ? то это значит, что тот, кто нас создал?— автор, художник?— наш Бог. Логично? Логично… Но неужели он задумал всё так? Ведьм? Фамильяров? Трещину в небе? Наверное, да?. Фома Аквинский писал, что религия и философия разными способами достигают истину. Религия обретает свои истины в откровении, философия же приходит к истине путями разума. Источником истин откровения и истин разума является Бог, поэтому нет противоречий между религией и разумом. Но почему эти противоречия есть? Почему старого ?неисповедимы пути творца? больше не хватает, чтобы задушить эти вопросы, как раньше? Почему так мучает неправильность происходящего? ?Я что, еретик?? Так, спокойно. Не будем делать поспешных выводов. Еретики?— те, кто отрекаются от официальных догматов и впадают в ересь. А ни в какую ересь Фландерс впадать не собирался. Он просто хотел расставить все точки над ?i?. ?Хорошо. Начнём сначала. По все тому же Аквинскому разум бессилен в доказательстве некоторых религиозных догматов, например, сотворение Мира из ничего. Эти истины сверхразумны, а не противоразумны. А противоречия возникают из-за чего? Правильно, Недди, неправильного использования научного знания. Проще говоря, рациональное не применимо к религиозному?. Да. Верно. Только всё это совсем не объясняет ни Ведьм, ни Волшебников, ни творящуюся вокруг чехарду с желаниями и небесами, осыпающимися на мелкие кусочки. Только запутывает. Это очередной, странный, постмодернистский сюжет? Творец сменил жанры и курс сюжетов в сторону абсурдного сюрреализма? Но не до такой же степени. Это техническая ошибка? Очередная чёрт пойми к чему отсылка? Что происходит? Куда всё катится? Нед плавно опустился на деревянную скамейку под раскидистым дубом?— до дома Лавджоев оставалось всего каких-то жалкие пятнадцать минут ходьбы. Он снял со своего плеча чехол от гитары?— Нед пообещал поиграть на ней для Лавджоев на сегодняшнем милейшем, воскресном ужине. Распахнул быстрым движением молнию на нём?— и та поддалась с комариным писком. Меч мирно покоился на красной подкладке, словно покойник в гробу. Белый диск луны с коварной грацией злодея блеснул на лезвии меча. Если Нед что на этой гитаре и сыграет, то только реквием для четы священника. Хоть ему совсем того и не хочется. Он натянул очки на лоб и замучено потер переносицу. Его вздох был настолько тяжёлым, что мог бы проломить асфальт, землю и мерно падать дальше вниз к раскаленному её ядру. ?Господи, я так устал?. Сегодня днём, после воскресной службы, Тимоти Лавджой ласково положил Неду руку на плечо. Его голос вроде его, но со змеиной вкрадчивостью, аспид-искуситель влез в тело старого друга, таращит вертикальные зрачки в глазах Лавджоя на Фландерса, словно через бинокль. ― Нед, дружище, ? говорил он, необычайно для себя оживленным тоном, ? ты какой-то сам не свой в последние ночи… ― Ты хотел сказать, ?дни?? —?Нед выдавил из себя смешок. Смешок должен был получиться непринуждённым, а упал на алый ворс ковра измученным моллюском. ― Да-а-а, дни. Так вот, приходи к нам на ужин сегодня. Мы с Хелен будем ждать тебя, ? от его улыбки повеяло синтетическим холодом зловещей долины, а Хелен за его спиной кивнула. Ровно три раза, ? Соскучились мы по тебе, старый друг. Когда Нед только вошёл в церковь, держа сыновей под руки, он отчетливо видел, как Хелен и Тимоти уставились на него секунды три, не мигая, а затем стремительно перемигнулись между собой, так быстро, что это можно было бы списать на ?мне показалось?. И в глазах супругов промелькнуло кислотно-розовым неоном: ?Берегись нас, волшебник!? Неизвестно, что сдало Неда с потрохами, может быть солнце, лившейся из открытых дубовых дверей за его спиной, может ослепительно-золотой нимб над его слегка растрепанной головой. А ещё непонятно, почему Хелен не узнала волшебника в Бернсе. Либо, кто-то врет, либо… Пока это неважно. Нед нажал большим пальцем на выпуклый, белый прыщ звонка. Тот фальшиво зазвенел спустя непростительные несколько секунд не менее странной, фальшивой паузы. Коридор с лавандовыми стенами колеблется и ходит волнами, паркетный пол ухает вниз, а потом взлетает вверх?— американские горки протяжённостью до гостиной. Будто бы гриппозный сон наяву. Из разряда тех, когда балансируешь между сном и мучительным пробуждением: рассудок цепляется за любую мысль, вызванную тем, что происходит в реальности, чтобы потом забросить этот клочок в твой сон. Нед сидит с ними за одним круглым столом, взявшись за руки?— их руки холодные, как у восковых фигур. Их глаза закрыты. Но если сам Нед закроет глаза дольше, чем на время, которого достаточно, чтобы моргнуть?— он больше не сможет их открыть. В центре стола, на серо-белой скатерти серебристое блюдо, накрытое большой, выпуклой крышкой. На её поверхности пляшут красные полосы?— отражение стоящих на столе свечей. ― Отведай, ? Тимоти со звоном срывает крышку с блюда, ? Хелен так старалась. Она готовила сие блюдо всю ночь. ― Вкуси его, ? Хелен медленно кивает головой с лисьей улыбкой, ? и запей Христовой кровью. А Нед вскрикивает и чуть не падает со стула. Крышка обнажила лежащую на тарелке голову самого Неда Фландерса. Без очков, с белыми склерами в глазницах, с печеным яблоком в беззубом рту. И в окружении венка из петрушки, лавровых листьев и кинзы. На салфетке из недописанного сценария. Букв не разберёшь?— всё в крови и масле. У Лавджоев глаза-камеры слежения с красным огоньком в глубине зрачков и улыбки-ножи. Нед сдерживает подкативший к горлу ком рвоты. Злые и Глупые. Злые и Глупые. У Неда не выходит издать ни звука: его язык плотно прилип к небу. Хелен обнимает его со спины за шею, Тимоти наседает над ним, словно истукан с острова Пасхи. ― Мы знаем твой секрет, волшебник, ? говорит он, а она запускает ледяную, когтистую руку под свитер Неда и извлекает оттуда ярко-жёлтый самоцвет души на тонкой, золотой цепочке. Висевший аккурат рядом с его крестиком, ? Отдай нам самоцвет. Сложи оружие и войди в круг Фей. Тимоти хватает вилку и нож у Неда из-под рук и, отрезав кусок мяса со лба головы на тарелке, накалывает этот кусок мяса на вилку. Хелен хватает его за подбородок. ― Почему, Нед? Почему ты упорствуешь? Этот город погряз в грехе и грязи, ? Фамильяр наседает и нависает, ? Ведь даже если ?Южный Парк?* назвал Спрингфилд ?раем для Мракобесия и Ненависти?, то это определенно Божье Знамение. ― Далеко не весь, ? Нед отталкивает вилку от своего лица, вырвавшись из цепкой хватки Ведьмы, а та отлетает на тот конец кухни и поглащается живой тьмой. Вилка, не Ведьма, ? Далеко не весь. Это место больно, но его можно спасти. Больную руку лечат, а не режут! ― Не в тех случаях, когда рука поражена некрозом, ? они тянут это хором, её голос звенит хрусталем и лезвиями длинных ножей, его гремит инфернальным громом и фиолетовыми молниями. ― Это не вам судить, некроз это или нет! ― Ну, будь ты реалистом, хоть немного, ? тянет Хелен нараспев, ? Всё уже давно не так, как прежде, а ты не можешь вечность носить розовые очки и притворяться, что всё хорошо. Крысы копошатся в помойке после глобальной катастрофы, в которой никто не выжил?— вот что такое Спрингфилд сейчас. ― Почему и за что ты борешься, Нед?
*** Сегодня утром Нед отвозил своих сыновей в школу. Род и Тодд сидели на заднем сидении машины, крепко пристёгнутые до окончания поездки. Старший мирно дремал, откинув голову, а младший деловито выглядывал в окно. Небо было необычайно голубое и ясное сегодня. Как никогда. ― Пап? —?Род сегодня был необычайно бодрым и весёлым, он сегодня выспался и был готов грызть гранит науки. Хотя, какой там гранит в первом-то классе. Так, галька. ― Аюшки, ? мягко отозвался Нед, осторожно перестраиваясь между машинами. ― Ты же ведь всё знаешь, да? ― Ну, всё знать, к сожалению, невозможно, но так, ? Фландерс старший тихо рассмеялся, ? Постольку-поскольку. А что такое? ― Почему небо голубое? ― Это очень долго объяснять, но если совсем коротенько, то это происходит потому, что так солнечный свет преломляется и поэтому наши глаза воспринимают его как синий. Там, на самом деле, цветов больше, намного. ― А почему именно синий? А не розовый и не зелёный?― Так устроен наш глаз. Собаки, например, видят всё черно-белым, а кошки смесью синего и желтого, ? Нед старательно вспоминал всё, что помнил из школьного курса биологии и физики. Он не то чтобы был силен в офтальмологии. ― Но почему наш глаз такой, а не какой-нибудь другой? У кисиков очень красивые глаза! Я бы хотел глаза, как у кисиков! Род мечтательно сощурился, а Нед посмотрел на часы. Он, наверняка, поступает неправильно, но у него просто не было достаточно времени, чтобы посвятить сына в основы естественного отбора и теории эволюции. Он задумчиво хмыкнул. ― Есть очень много версий, почему всё в этом мире устроено так, а не иначе, и когда ты немного подрастёшь, и когда у нас будет немного больше времени, я подробно тебе расскажу всё, что знаю. А пока отвечу так: потому что так Боженька задумал. А задумал он нас по своему образу и подобию. ― А, понятненько! Рода такой ответ вполне устроил?— он опять с любопытством уставился в окно и замолчал. Ему не нужно было знать большего. Пока. А вот Неду этого ответа больше было недостаточно. Они свернули направо на большом повороте.*** ― Потому что у меня нет выбора? —?риторический вопрос. ― Выбор есть всегда. ― Вы двое просто хотите меня запутать… Нед пятится назад, а Лавджои наседают, всё ближе и ближе. Она щёлкает хищной, зубастой пастью, то ли крокодильей, то ли собачьей, она тянет шестипалые, переливающиеся химозной радугой руки. Их тела срослись в одно?— Лавджои теперь восьминогое, двухголовое нечто, в котором теперь нет ни капли человеческого. ― Мы лишь хотим, ? грохочут и визжат, ? чтобы ты примкнул к нам. Бездна взывает к бездне, того хочет Бог!― Я сомневаюсь. Думаю, что подвергнуть целый город мучительным страданиям из-за вас и вам подобным порождениям пропасти, ? Нед крепко сжимает рукоять меча в руках, ? Бог бы точно не хотел. И что бы я сдался и, послушал прикидывающихся моими друзьями демонов, Бог тоже бы не хотел. Свист, звон железа, оглушительный вой, шипение кислоты, больно, укус, так много красного, масляно-жёлтый проблеск в темноте. Зубы гидры чавкают багровым мясом, сдери с заусенцем всю кожу с руки. Серебряная вспышка, круговорот, ураган, комната кружится, вспышка-вспышка-вспышка, металлический рокот, что-то попало в зубья, и механизм остановился. Оно ранено, голова отлетела с шмяком в баскетбольную корзину, оно озверело. Это что, знакомое лицо? Её рыжие кудри, глаза, цвета льда, мягкая кожа, добрая улыбка… Тебя не может тут быть, тебя нигде не может быть, это обманка. ОБМАНКА-ОБМАНКА-ОБМАНКА. Жестоко. Дзынь, Рёв, Дрязг, Телефонный Звонок, Ай-ай-ай, ноль-ноль-ноль, жёлтый, так много жёлтого. Раскалённый нож входит в масло, в упаковку, в стол, последний рывок. Рёв. Кажется, где-то упал подъёмный кран и раздавил собой прохожих. Как падает подстреленный жираф. Свет зажёгся. Кухня, мебель, скатерть, пустое блюдо?— оно всё серое. Пол в какой-то липкой дряни. Стёрлись и сломались грани. Нед один посреди пустой, бесцветной кухни. С лезвия меча капают чернила, а с его пальцев алая кровь. Интересно, их или его? На пустом столе лежат два круглых, белых, вяло мерцающих шарика. Всё, что осталось от Хелен и Тимоти. Пора уходить домой.
*** ― Пап. А, пап,?— Тодд потянул одеяло, ? Пап, вставай, мы в школу опоздаем. ― Простите, ребята, ? вяло просипел Нед из-под горстки подушек, ? я немного приболел, и поэтому вам придётся ехать домой на автобусе. У меня, кажется, температура… Возьмите деньги на проезд и на обед из моего бумажника, хорошо? Тодд понимающе кивнул и выскользнул из комнаты отца. Неду действительно было плохо?— вчера ночью он убил своих лучших друзей, вернее то, что от них осталось. Его стошнило, как только он добрался до дома, а как именно он добрался?— Нед не помнил. Не было сил встать, да и возможности тоже: озноб сковал разум и тело, в голове крутилась только строчка, одна, ночью и утром: их больше нет. Больше нет. Больше нет. Подушка промокла от слёз?— Нед не хотел бы, чтобы дети видели его таким.