интермедия вторая: excelsior (1/1)

Монтгомери утопает в ласковом ярко-лиловом облаке всепроникающего неонового света. Между ним и гигантским голографическим мужчиной в круглых очках, сотканном из кричаще-розовых пикселей, тоненькая, низкая оградка из окрашенных чёрной, облупившейся кое-где краской, железок. Монтгомери заворожено следит за ним, запрокинув голову и распахнув рот, как ребёнок, который впервые увидел снег. Простые движения голограммы до тошноты виртуозны, хоть и слегка смазаны плохим качеством анимации, но это только придает ему особый шарм, налёт тёплой ностальгии по развивающемуся интернету девяностых. Мужчина плавно опускается на колени, поджимает их под себя и смотрит пронзительными чёрными дырами глаз на крошечного Монти, подперев скуластую, светящуюся щеку кулаком. Он улыбается. Ласково, приподняв уголки пухлых губ, но при этом как-то двусмысленно. Так смотрят на объект сиюминутного вожделения, с фуксиевыми игривыми искорками из глубины зрачков. Интересно, это обман зрения, подстроенный этим влажным сном компьютерных ночей, или он всегда так смотрел на Монтгомери, а тот просто не замечал? ― Ну и денёк, да, сэр? Мурлычащий голос Вейлона звенит и дробится тысячекратным эхом, разлетается по опустевшей ночной улице, словно ток по проводам с едва различимым механическим треском. Монтгомери испытывает резкое чувство дежавю, будто это уже было, но этого априори не может быть, ведь так? Очки Вейлона загадочно бликуют?— иллюзия, порождённая полоской битых пикселей. Вейлон с любопытством выгибает бровь. Его улыбка становится чуть шире и приобретает сходство с Джокондой: загадочная и проникновенная, будто бы её хозяин знает всё. ― Вы выглядите таки-и-им одиноким и потерянным. Голограмма кокетливо хихикает, коснувшись длинными пальцами шершавых, синтетических губ.

А Монтгомери стирает тёплую, чернильную в люминесцентном свете кровь из-под носа и с кривых губ и со смесью испуга с восторгом шепчет: ― Excelsior*.