интермедия первая: гвозди (1/1)

Лиза отрывает голову от диванной подушки и озирается по сторонам, как зайчик, услышавший неподалёку хруст снежинок под сапогами человека: комната слегка кружится против часовой стрелки. С ней всегда так бывает, когда она просыпается. Это гостиная, и это странно, потому что Лиза никогда не спала на диване, только несколько раз видела, как там иногда спал папа, когда ссорился с мамой. Обычно девочка спала в своей комнате на втором этаже. Она поворачивает голову вправо, и её взгляд застревает в бледно-зелёной, ситцевой спине сидящей за столом мамы. Мама сидит во главе стола. Наверное, какой-то праздник, раз они притащили с кухни стол в середину комнаты и накрыли его именно здесь. Конечно, раньше они так никогда не делали, но это Лизу не беспокоит. Беспокоит её другое: это точно их гостиная, с той только разницей, что из стен, потолка, стола, спинок стульев торчат ряды острых гвоздей, вбитых в поверхность с Наверное, всё-таки, было. Мама накладывает картофельное пюре в тарелку брату. Барт со скучающим видом проводит указательным пальцем по краю стакана вина?— ему налили совсем чуть-чуть, чтобы он не сильно опьянел, но его явно такое положение дел не устраивает. Лиза почти уверена, что налить десятилетнему мальчику алкоголь?— это инициатива папы, но не может сказать точно. Мегги мирно сидит в оранжевом, высоком стульчике, и её взгляд очень странный, подозрительно осмысленный для ребёнка, которому нет года. Будто она всё понимает и знает при этом больше, чем все остальные, но никогда не расскажет. Справа от неё спит на стуле дедушка, запрокинув голову, а рядом с ним сидит папа и не желает отдавать тарелку салата мистеру Фландерсу?— никогда не любил салаты, но скорее лопнет, чем поделится салатом с… Стоп, а что он здесь делает? Как ни странно, выглядит органичным, идеально вписавшимся в своём бессменном зелёном кашемировом свитере, с вежливой улыбкой и… тоже в упор не замечает эти гвозди. А ещё тут есть Бернс, которого, как и гвозди повсюду, тоже абсолютно никто не замечает. Он сидит в ногах у Лизы, забрался в уличных башмаках и пыльном пальто на диван, пачкает её одеяло чёрными комками земли с подошв и, насупившись, поглядывает на цветастую телевизионную рекламу. Поглядывает какими-то не своими, белесыми глазами, но ничего перед собой не видит?— он слепой. Это Лиза понимает сразу, потому что это сон, а во сне необязательно выяснять, достаточно просто самому посмотреть, чтобы всё встало на свои места. Дверь в гостиную распахивается со стуком, на пороге стоит он, угрожающе квадратный кто-то. Смутно знакомый незнакомец в поношенных кроссовках. Крупный и в очках, склонный к полноте и самый осязаемый и реальный из всех, он опирается на косяк двери, скрестив руки на груди. Все присутствующие в комнате оборачиваются на него и улыбаются ему, будто они давно его знают, Барт даже бодро машет ему рукой, а Лиза думает: ?Шкаф какой-то?. И Шкаф говорит: ― Ребят, шутку хотите? ― Валя-я-яй, ? примирительно тянет Гомер и вручает тарелку салата и куриную грудку жене, не сводя глаз со Шкафа. ― Легла Лиза, значит, спать. Накрылась одеялом, закрыла глаза и сгорела. Комната взрывается хохотом. Громче всех смеётся Бернс. Лиза с трудом открыла глаза и поморщилась. Барт в своей комнате смотрел портативный телевизор и хохотал на всю комнату, как больной. Девочка хотела уже встать и сказать ему, чтобы сделал потише, как вдруг замерла, выпучив глаза в потолок. Если это был её сон, то откуда Барт знал, когда смеяться? Или, если это Барт смеётся, то откуда её сон знал, когда шутить? Она поёжилась и повернулась к стенке, крепко зажмурившись. Но спать ей больше не хотелось.