Часть 9 (1/1)

Вспоминая потом происходящее, я тихо ужасалась полному отсутствию эмоций у себя. Я будто следила за событиями в бункере со стороны, делая холодные и, как мне тогда казалось, правильные выводы. Эдакий робот без страха и упрека, холодный и абсолютно бесчувственный. Странное состояние, на самом деле. Как коктейль, половина в котором опыт и настороженность, и половина самолюбование, подпитываемое слабой подготовкой остальных в бункере. Я не отдавала себе отчет, но мнила себя, то ли выше остальных, то ли просто прожженнее. Как бы то ни было, тогда я ещё не чувствовала отвращения к себе.Не оставляла меня в покое и черная дверь. Стук изредка слышался, но на него почти все перестали обращать внимания. Или делали вид, считая, что если старательно чего-то не замечать, то не заметишь и холодка по спине при странных звуках из таинственной комнаты. Мне дверь была интересна, потому как пугала. Я частенько оставалась в столовой допоздна, но иногда и заглядывала посреди ночи. И вот в один из таких разов я заметила кое-что интересное.Девочка, та, молоденькая, я успела узнать от более памятливого биолога, что её зовут Вера, сидела перед той самой дверью, прижав ладонь к гладкой поверхности. Глаза девочки были прикрыты, на лице легкое удивление, будто ей рассказывали что-то интересное.

Я остановилась, решив посмотреть, что будет дальше. Приглядевшись, я поняла, что Вера все же немного двигалась – она поглаживала дверь кончиками пальцев, едва-едва, скорее всего, даже неосознанно.

У меня появилось отвратительное чувство, что всё неправильно. Что так не должно быть. Оно было мимолетным и тут же испарилось. Взамен пришло недоумение. Я почти не знала эту девочку, но ничего странного от неё раньше не было замечено. Она, так же как и все поливала тварей кислотой и не слишком переживала на этот счет. Но ведь есть же такие люди, которые не любят открытых проявлений эмоций, так что всё казалось нормальным.

И только в тот момент я начала понимать, как сильно эта девочка отличалась от нас. Я была неразговорчивой, но это понятно, по мне, думаю видно, что у меня есть на то причины. С Сергеем та же история, даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять – к нему лучше не лезть. Но она… она была совсем другой. Я не была уверена восемнадцать ей или больше, меньше вряд ли, тогда бы её не взяли сюда. Хотя всё возможно, этот бункер был полон сюрпризов.

Но, как бы то ни было, она явно была молодой, я была уверена, что ей не было даже двадцати пяти. И она пошла в бункер. Не разговаривала ни с кем, вела себя как… а вообще никак не вела. Ела, опускала глаза в пол и уходила к своей койке. В лаборатории держалась поближе ко всем, но даже тогда я не замечала на её лице особых эмоций. Разве что в первые пару раз страх, но не больше.

Я знала, что если сейчас начну задаваться вопросами: «Кто она?», «Зачем она пошла сюда?» и подобными, то ни к чему хорошему это не приведет. Эти вопросы сейчас были не важны, важен был, по сути, только один вопрос: «Может ли она быть опасной?». Ответа я не знала, значит, нужно было держаться настороже. Впрочем, я всегда так держалась, для меня ничего не менялось. Могло измениться для других.

Я подумала, что может быть стоит поговорить об этом с Робертом – в конце концов, он был самым слабым из нашей группы, но потом меня что-то сдержало. Будто бы кто-то потрепал по затылку, точь-в-точь как наш капитан, и буркнул: «Не делай дури, идиотка». Фраза от капитановской отличалась разве что отсутствием мата. Не знаю, почему мне так сильно не хотелось кому-либо рассказывать, но таким предчувствиям я научилась верить – если внутренний голос говорил что-то, значит это «что-то» или просто поможет в будущем, или вовсе спасет мою шкуру.Девочка сидела у двери долго. Иногда кивала осторожно, иногда пальцы на двери сжимались, и она хмурилась, но в остальном она оставалась неподвижна.

Я простояла в дверях с полчаса или может чуть больше, но Вера так и не оглянулась, не заподозрила моего присутствия, хотя я никак не скрывалась. Наконец, девушка пошевелилась и поднялась, прощально похлопав ладонью по двери, я же скрылась в комнате – мне не хотелось, чтобы она заметила меня в этот момент.

На следующее утро Вера вела себя как обычно и уставшей не выглядела. Впрочем, она сама по себе всегда была скованна, так что тут не поймешь: или сонная, или просто, как всегда, не хочет идти на контакт. Как бы то ни было, но я старалась немного приглядеться к ней.Возможно, я слишком задумалась или отвлеклась на Веру и потеряла контроль, а может ничего и не могла сделать, но крик беглянки в любом случае вернул меня к реальности. Во время работы ей каким-то образом попало кислотой на штаны и, судя по крику, едкие капли быстро добрались до кожи. Я отправила заряд кислоты в сторону твари, которая тут же оживилась, почуяв чужую слабину, и только после того как опасность миновала, смогла подбежать.

Беглянка сидела на полу, подтянув к себе здоровую ногу, и косилась по сторонам, выискивая оставшихся тварей – та, которую осадила я, была уж больно близко, и это явно произвело на женщину впечатление.– Похоже на сегодня всё, – я протянула ей руку, помогая встать. – Как нога?– Больно, – последовал короткий ответ.

Осмотр ноги ничего хорошего не показал, кислота разъела кожу, и вид стал безрадостным. Удивительно ещё, что раньше никто не получил ожогов, как никак мы уже пару месяцев находимся в бункере. С другой стороны, у меня на штанах и куртке было несколько обожженных пятен, но до кожи кислота не прошла. Как же нужно было ошибиться, чтобы так повредить кожу? Разве что она выстрелила себе в ногу полный заряд.

Догадки про то, что здесь что-то не чисто, подтвердились чуть позже. Когда я принесла раненой поесть, она внезапно коротко бросила:– Я не нажимала на курок.

Спину будто обдало холодом. Если она не ошибалась, то значит, ошибся кто-то другой и умолчал это. Или не ошибся.

У нас не было ни лекарств, ни обезболивающего, даже бинты мы делали из рубашек, которые остались от других. На все просьбы о лекарствах или хотя бы элементарной аптечке, сверху отвечали гробовым молчанием. И, тем не менее, каждый день несчастную приходилось вытаскивать на поле боя – сирена не делала поблажек никому.

Мы защищали её как могли. Точнее, скорее я защищала её, как могла, ну, разве ещё Сергей помогал – остальным же самим бы не попасть под зубы, не до раненых. И всё равно, наших усилий оказалось мало. Через пару дней её нога потеряла чувствительность, видимо в кислоте было что-то парализующее, что только потом достигло нервов. А с нерабочей ногой исход был слишком очевиден, в один момент она просто поскользнулась и рухнула прямо на парочку тварей, что не преминули воспользоваться так удачно сложившейся ситуацией.

Нас осталось всего четверо.