Часть 7 (2/2)
Мне повезло: у самых кустов я увидела кого-то из наших. Похоже, не дождавшись в положенное время, они отправились на поиски – это было даром свыше, я понимала, что не смогла бы добраться до лагеря одна.– Перелом, – заключил врач, осмотрев меня. – Ничего страшного, вправлю я его тебе легко, но придется полежать недели три, пока срастется.
Я чуть не застонала. Людей у нас было мало, каждый на вес золота, а тут ещё лежачий больной. А ведь если вставать нельзя – за мной ещё и ухаживать как-то надо.
Увидев мою кислую рожу, мужчина улыбнулся:– Да не переживай ты, не помрут там все без тебя. К нам подкрепление идет, мне сегодня по рации передали. А ты теперь имеешь право отлежаться.Тогда казалось, что всё наладилось. И время отдохнуть было, и срослось все на удивление хорошо, с подкреплением прибыл запас еды и свежая вода – местную пить было можно, но потом было очень плохо с желудком.
На периодически возникающие боли внизу живота я старалась не обращать внимания – не до того было, да и с отсутствием оборудования никто все равно не смог бы сказать что не так. Списывала всё на нервы и стресс, да на тщетно пытавшуюся который месяц начаться менструацию.
Зато причину смогли определить потом. Когда все закончилось, в нормальной больнице – нас всех протащили по врачам в конце. В основном смотрели, нет ли какой опасной заразы, но и к гинекологу я заскочила.Я мало что поняла из объяснений. Что-то там было про нерв в крестце, застой крови, воспаление. Особенно хорошо запомнилось слово «некроз», даже без медицинского образования я понимала, что это что-то не слишком радостное, и что просто так мне уже не отделаться. К сожалению, я оказалась права. Это подтвердили и другие врачи, из другой больницы, к которым я испуганно кинулась. Сделать уже ничего было нельзя, нужно было вырезать мертвый кусок плоти.
Операция по удалению матки прошла хорошо.
– Я что-то не то сказал? – услышала я обеспокоенный голос Роберта и встрепенулась. Похоже, я слишком ушла в себя. Так, что это даже стало заметно со стороны – плохой признак, но вечером можно немного расслабиться.– Нет. Просто кое-что напомнили.
– А, бывает-бывает, – он понимающе покивал. Его сочувствующее и отвратительно понимающее лицо встало у меня перед глазами. На то короткое мгновение я разозлилась настолько, что захотелось вбить ему это «понимание» куда поглубже.
Что он может вообще понимать, разве он вместе со мной проходил этот ад, разве он бывал там же, да хотя бы вообще разве попадал в отдаленно похожий кошмар? В тот момент я чувствовала настоящую, живую ненависть ко всем тем слабакам которые с умным видом вещают по телевизору и на форумах: «Нужно пытаться понять другого, вы же не можете знать, что он прошел». Я могу знать, черт побери, я могу это видеть! Такое не исчезает, от такого невозможно избавиться или забыть, даже пройди ты сотни психологов с их умными лицами и километровыми рекомендациями, такое остается в глазах и внутри навсегда. И никто, кто не прошел то же, не сможет этого понять.
Видимо, злость отразилось на моем лице, потому что мужчина отпрянул. Это меня и отрезвило – он был гражданским лицом. То есть тем, кого я обязана была защищать. Защищать, а не нападать из-за того, что когда-то совершила глупость. Я глубоко вдохнула, приводя мысли в норму, моя злоба меня вообще не обрадовала, я считала, что смогла от неё избавиться.
Злость хороша только на первых порах, когда ты ещё ничего не знаешь и не умеешь, тогда она помогает выжить. Ты не чувствуешь боли, ты не чувствуешь страха, двигаешься вперед и главное не тормозишь. Но потом она начинает мешать. Путает мысли, заставляет поступать импульсивно, движения становятся менее отточенными, поэтому потом, когда уже что-то умеешь и что-то знаешь, приходится учиться сдерживать себя.
– Бывает, да, – я даже изобразила подобие улыбки. – У всех здесь есть какие-то неприятные воспоминания.
Роберт покивал, но разговор потихоньку загнулся. Впрочем, я не была расстроена этим фактом, думать о существах и таинственной двери мне совсем не хотелось.