Глава 19. (1/1)

Я был без сознания долгое время. Периодически просыпался и быстро засыпал вновь. Когда приходил в себя, видел молодого светловолосого мужчину с лучистыми, словно алмазы, глазами?— настоящего арийца, пример для всего мира, обозначенный в многочисленных немецких агитационных брошюрах, которые нам часто показывали, как наглядное пособие, когда мы были в лётном полку. Именно таких людей немецкая нация боготворила и к такому идеалу стремилась. Тем ужаснее было встретить этот идеал здесь?— в лагере. Совершенно точно именно этот идеал делал мне перевязки, менял бельё, давал воду и обтирал тело. Я не сразу узнал в нём того доктора, который выпросил помилование для моей многострадальной ноги. Узнал в тот момент, когда услышал его голос. Сначала он вовсе не разговаривал со мной, стараясь соблюдать тишину во время своих коротких визитов, но по мере того как я приходил в себя и начинал соображать более-менее здраво, позволял себе произнести пару фраз. Так я и узнал его. Затем я понял, что нахожусь в небольшой палате. Нога была на месте, только временами она ужасно, невыносимо болела. Помимо молодого доктора ко мне приходили другие люди, среди которых был тот высокий немец, который распорядился нести меня в операционную, и старушка, всё время одетая в какие-то безразмерные лохмотья. Если первого я видел раньше и знал, что он был реальным человеком, то на счёт реальности второй я не был уверен. После эфирных паров, которыми были пропитаны маски, меня посещали бредовые видения, и я допускал мысль, что старушка была одним из них. Я видел её часто. Она смотрела на меня, мотала головой в знак сочувствия, ничего не говорила и уходила. Бредил я каждую ночь. В моих жутких, наполненных болью и страхом снах я постоянно видел Дживса. Он ничего не говорил, отворачивался, уходил, а я всё старался ухватиться за рукав его фрака, но ни руки, ни ноги меня не слушались. Я падал носом в дорожную пыль, в клубах которой фигура Дживса скрывалась окончательно. Примерно такого содержания были все мои сны. Дорогой мне человек бросал меня снова и снова, и каждый раз я переживал его уход крайне болезненно. Но дни шли. Я стал чаще приходить в себя. Сквозь забытьё я слышал гулкие крики и плач, раздававшийся за стенами, но они всегда быстро умолкал. О реальности этих неприятных, жалобных звуков в то время я не мог сказать ничего конкретного. Не удивился бы, если мне всё это чудилось. Чётко помню тот день, когда я окончательно вынырнул из полусознательного состояния. Мой обычный визитёр наведался после рассвета, как обычно с медикаментами в кармане белого халата и небольшим подносом в руках. Войдя в палату, он произнёс: —?Берт-рам,?— выговаривал он, чуть ли не смакуя произношение моего имени. —?Бертрам. Слишком не английское имя или я в этом ничего не понимаю? Герр Вустер?— буду называть вас так?— пора просыпаться. Думаю, именно тот факт, что он называл моё имя, заставил меня окончательно вынырнуть из затянувшегося забытья и распахнуть глаза. —?Где я? —?послышался сиплый скрежет, который оказался моим голосом. —?Там же, где и были. В нашем прекрасном лагере, призванном расчистить позорные завалы на мировой арене чистокровных рас. Голова гудела. Мои попытки приподняться на кровати потерпели поражения. Очень хотелось пить. —?Но английским подданным здесь даже рады. И будут оказывать посильную помощь в выздоровлении. —?Вы оказали мне помощь тогда, когда повредили ногу. —?Ну, я не знаю, что там у вас, ребята, случилось, но могу поклясться, что если бы вы сразу назвали своё имя, то не нажили бы приключений на свою ногу. —?А мое имя разве настолько известно, что может быть щитом? —?Ещё как. Удивились? —?видимо, он передразнил моё лицо, скорчив смешную гримасу. —?Не двигайтесь. Я помогу вам сесть в кровати. Он помог мне принять удобную позу. По наитию я постарался поднести руку к лицу, но понял, что руки крепко привязаны бинтами к металлическим краям кровати. —?Не беспокойтесь. Вас привязали лишь с той целью, чтобы вы ненароком не встали, если очнётесь, когда будете один,?— он принялся освобождать мои кисти рук от марлевых пут. Руки затекли, и мне пришлось долго их растирать. Он помогал мне. —?Благодаря медикаментам, вы ничего не чувствуете, но на самом деле у вас серьёзная рана, которую нельзя тревожить. Сейчас вы принимаете столько лекарств, что любое движение будет безболезненно, но нежелательно. Мы общались на немецком и его забавлял мой акцент. Однако он все понимал. Он покосился на моё бедро, на котором сквозь перевязку обозначилось кровавое пятно. —?Ведь не больно? Не должно быть больно. —?Нет,?— сейчас нога действительно не болела. —?Скорее, тянет мышцу. Он удовлетворительно кивнул. —?Откуда вы узнали, как меня зовут? —?мой голос приходил в норму. Я как следует откашлялся. —?Ну, это, конечно, вопрос, —?он задумчиво поднял брови, обходя ответ стороной. —?Не я узнавал. Но чтобы вы не чувствовали себя ущербно, я назову своё имя. Меня зовут Генрих Грезе. Обращайтесь ко мне по имени. Либо просто?— доктор Грезе. Я не нашёлся, что ответить, продолжая разминать кисти рук, и отмечая, что неплохо было бы сходить в туалет. —?Кстати, Бертрам, вы должны благодарить меня,?— беззаботно продолжил он, подойдя к окну и прикрыв форточку. —?Что было бы, если Беппе не был таким уставшим в ту ночь? Это я позвал доктора Вирца, чтобы он осмотрел вас. А вот Беппе начал бы отрезать вашу ногу без зазрения совести, сразу же, как вас принесли в операционную. На тот момент мы ещё не знали, кто вы есть, и могли бы отрезать лишнее. Генрих принёс с собой скромный паёк, состоявший из холодной каши, хлеба и питья. Я взял в руки кружку и отпил. В кружке был сливовый компот. —?Беппе очень любознательный и обычно режет на живую,?— продолжал Генрих. Я отметил, что он был словоохотлив. —?Но знаете, что интересно? Порода чувствуется и ее стать передаётся по воздуху. У всех нас были сомнения относительно вашего происхождения. Я удивился, что доктор Вирц шил вас и перед этим вколол морфий. Вместе с едой Генрих принёс несколько шприцов. Подождав, пока я вдоволь утолю жажду, он сделал мне несколько уколов в вену и сел рядом на стул, который стоял рядом с кроватью. После уколов мне стало очень хорошо. Все вопросы куда-то улетучились, освободив место беззаботной окрылённости. Лицо Генриха затуманилось. Я почувствовал желание лечь, что быстро и сделал, но доктор Грезе настоял, чтобы я удовлетворил свои первостепенные потребности, более того, помог мне в этом. —?Командование сказало носить вас на руках, герр Вустер,?— прошептал он, помогая мне улечься поудобнее. —?Командование? —?Да. —?Комендант сильно выругал нас, когда узнал о том, что случилось. Ральфу так вообще досталось. Кажется, ему грозит выговор. В любом случае, пока за вами не приедут, вам нужно беречь себя. А нам нужно беречь вас. Мы этим и займемся. —?За мной приедут? —?Конечно. —?Кто? Когда? Немец шумно выдохнул и, размотав бинты, стал осматривать мою ногу. —?Точно не знаю. Сказали, что за вами приедет человек, который заберёт вас в другое, более подходящее место. Но это будет не сейчас. Сейчас вы слишком слабы. Пока мы будем заботиться о вас, и кое-что попробуем сделать для вашей ноги, раз уж так получилось. На самом деле мы ведь очень вам обязаны. Нам сказали лечить вас, как можно лучше. Я удивился. Чем мне обязаны сотрудники этого лагеря? Кажется, недавно они хотели меня убить. —?Не знаю подробностей, но комендант упоминал, что вы принимали участие в разработке новых моделей самолётов, которые ещё не поставили на производство. Я промолчал, не зная, о ком говорит этот человек. —?Они каким-то образом попали к нам, я имею в виду не к нам сюда, а в люфтваффе, и наши военные смогли понять, что именно вы разработали и где у вас слабые места. ?Вот оно что??— подумал я, вспоминая изъятый из ?Пташки? тубус. Теперь картинка складывалась. Если за меня и просил, то только предатель, благодаря которому эта информация попала в руки к немцам. Я скрипнул зубами. —?Вам, наверное, интересно, почему я всё это рассказываю? Мой осторожный кивок побудил его к объяснениям. —?Вы находитесь не совсем в том месте, в котором должны находиться. Я не знаю, каким образом вы попали сюда. Если бы вы сразу сказали, как вас зовут и откуда вы, то не нарвались бы на неприятности. Я так думаю. Или есть другая причина? ?Есть. Денни?. —?Но сейчас у вас нет вариантов. Придётся побыть здесь. Транспортировать вас в другой лагерь пока нет возможности. Вы не перенесёте дороги. Я осмысливал его слова, борясь с подступающим сном. —?Может, у вас есть вопросы? —?Вопросы… вопросы,?— от поставленного укола моя голова совсем перестала работать. Пришлось потрудиться, чтобы сформулировать действительно интересующий меня вопрос: —?Вы знаете, где Денни? —?Денни? —?Генрих оторвался от записей, которые быстро делал в свою записную книжку и взволнованно посмотрел на моё лицо, а после провёл рукой по моему лбу. Не обнаружив жара, он вопросительно уставился на меня. —?Какой ещё Денни? —?Когда меня привезли сюда, со мной был молодой парень. —?Денни, Денни.?— Генрих сморщил лоб в попытке припомнить что-то. Не достигнув успеха, он обернулся в сторону двери. —?Гюнше! Зайдите сюда! В комнату вошёл знакомый мне верзила. С винтовкой за спиной, он встал у двери и посмотрел на Генриха исподлобья с явным пренебрежением. В его губах виднелась не прикуренная папироса. Сначала я подумал, что вошедший планировал покурить, но затянувшееся посещение доктора откладывало осуществление его задумки. Однако приглядевшись к обоим, я различил сквозившую между ними вражду. Что стоило одно выражение лица этого военного?— будто к нему обратился не врач, а зачумлённый преступник. —?Герр Вустер спрашивает про какого-то молодого парня. Вы не знаете, Ганс, о ком идёт речь? —?Генрих проигнорировал проявленную в его сторону невербальную неприязнь и бодро добавил,?— и был ли этот Денни вообще? Не бредит ли он? Ганс Гюнше, вот как звали этого изверга, пожевал папиросу, выждал время и обратился ко мне, а не к Генриху: —?Тот парень, о котором вы спрашиваете, зачислен в зондеркоманду. Он жив, не беспокойтесь. —?О! —?Генрих искренне удивился. —?Не завидую ему. Повернувшись спиной к Гюнше, Генрих, тем не менее, скосил глаза, в его сторону. —?Ганс,?— продолжал доктор. —?А ведь наш пациент не знает, что такое зондеркоманда. Объясните ему. —?Объясните сами.?— Ганс покинул палату, хлопнув дверью. Я подивился, что этот Гюнше с кем-то разговаривает предложениями, а не отдельными словами. Тем более удивился, что Генрих спрашивает у него (значит Гюнше не последний человек) и он знает о творящемся здесь безобразии. Что-то мне подсказывало, что в этом здании происходят страшные вещи. —?Вот всегда так,?— стал жаловаться Генрих. —?Работаем вместе уже несколько лет, а общий язык найти не можем. Представляете? Сущий нелюдимец. Мнительный. А ведь годится мне в отцы. Должен быть мудрее и проявлять терпимость к молодым. Но ни черта. —?Вы не могли бы объяснить, что такое зондеркоманда,?— напомнил я Генриху. —?А, зондеркоманда… —?Генрих продолжил перевязку. —?Такие сволочи, как вот этот Гюнше, офицеры СС, чрезвычайно впечатлительные ребята, не могут заниматься своими обязанностями как следует. —?Так что это? —?Зондеркоманда?— это… Там, значит, вашему Денни и место. Моё сердцебиение усилилось. Я начал понимать, что Денни попал в какой-то переплёт. Что вообще происходит в этом лагере? Насколько я понял по прибытии сюда этот лагерь не был обычным лагерем для военнопленных. —?Видишь ли, им снятся по ночам… человеческие тела и то, во что они превращаются. Эти картины расшатывают их слабые нервы,?— говорил Генрих. —?Видимо, ваш Денни крепкий парень или молодой. Обычно уборщиками становятся как раз такие. Их отбирают среди прибывших и заставляют работать в Биркенау. —?Где это? Генрих опять шумно вздохнул. —?Ну уж нет, говорить об этом сейчас мы не будем. Вы скоро уснете. Не надо вам перед сном забивать себе голову всякой ерундой. —?Я хочу знать,?— командный тон, отчеканенный в годы службы, произвёл на Генриха впечатление. Все-таки военным он не был. Его прерогативой оставалась медицина. —?Ну, хорошо. Видите чёрное марево над зданием? Он указал рукой в окно. Сквозь шторы на небе виднелся черный дым. —?Это дым из печей. В соседнем лагере случается много... чего. И чтобы утилизировать это, нужны люди. —?Так коптят трубы. —?Трубы? —?Именно. А сейчас спать. Спать, герр Вустер. Ноге нужен отдых. —?Я могу его увидеть? —?Кого? —?Денни. —?Нет, он в трёх километрах отсюда. Вы не сможете их пройти, да и вас никто туда не пустит. Я откинулся на подушку, переставая что-либо соображать. —?Мой вам совет?— забудьте о нем. Он вряд ли продержится больше двух недель. —?Что это значит? —?Обычно там долго не живут. —?Куда я попал… Генрих задумчиво посмотрел на меня, пробормотал что-то нечленораздельное или я не разобрал из-за своего полусонного состояния. —?Почему вы так волнуетесь, говоря о нем? Он вам кто? Родственник? —?Нет, мы служили вместе. —?Так, значит, служили вместе? Генрих окинул меня странным взглядом и хотел притронуться, но в эту минуту в комнату опять зашел высокий Ганс. Немногословность никуда не делась. Видимо, с Генрихом ему разговаривать не хотелось.

Он только проговорил: —?Вирц зовёт.