Глава 30. (1/1)

Не знаю, сколько времени я находился в этом аду, по моим внутренним часам?— долго, но в один из следующих друг за другом дней случилось необыкновенное. В назначенное время, где-то между полуднем и двумя часами, пришел конвой, и меня вместе с уже новыми искалеченными страдальцами повели в опротивевшую процедурную. Как обычно, я смотрел вниз, на пол, чтобы случайно не оступиться и, не дай бог, не подвернуть больную ногу. Я шёл медленно, сил не было даже на то, чтобы нормально шагать. Сказывалась начавшаяся ломка и гнетущая давящая атмосфера одиночества, в которой я пребывал с момента смерти моих… друзей. Да, друзей. Марта и Пауль за короткое время стали моими друзьями. Я был слаб, и физически, и психологически. Думаю, мне не позволила совсем уйти в себя мысль о том, что Денни до сих пор жив, и даже, можно сказать, здоров. О его состоянии я систематически спрашивал у Ганса, и тот отвечал, уверяя, что с Дэном всё в относительном порядке. Для меня до сих пор было загадкой, почему этот человек, ненавидящий отдельные нации и избивавший Денни в первый день и по приезду сюда, сейчас относится к нему столь лояльно; если, конечно, верить его словам, а я был уверен, что Ганс не врет. Во всяком случае, это было только на руку, но по всем правилам логики, Ганс должен был желать ему смерти. Думая об этом, я кое-как плёлся по коридору, ведущему к процедурной, и если бы не явившийся за мной этот самый Ганс, который шёл рядом и терпеливо выжидал, пока я прошаркаю положенный метраж, давно бы схлопотал прикладом по ребрам, а то и по голове. Другие соглядатаи вели себя именно так?— грубо, подражая некоторым особо ретивым офицерам. Военные, конвоировавшие остальных, изредка косились на нас, но Ганс меня так и не поторопил, мы даже немного отстали от основного потока. Я почему-то подумал, что он медлит специально. В подтверждение моей догадки, он начал рассказывать о том, как замечательно теперь дежурить по ночам, ведь в здании нет лишних голосов. Мне же гробовая тишина резала уши, хоть я помнил, какие вопли слышались недавно, и от этого холодела кровь. Несмотря на учуянный подвох, я был рад, что Ганс сейчас разговаривает со мной. Человеческий голос дарил мне иллюзию неодиночества. Потерю Марты я пережил очень тяжело. По словам Генриха, после того, что она пережила в Равенсбрюке, смерть стала для нее избавлением. Он неустанно твердил, что после той дозы облучения, которую ей дали здесь, она всё равно прожила бы не более двух-трех месяцев. Но эти два-три месяца и ей, и мне бы не помешали. Эти ублюдки просто решили убрать лишних людей и сделали это слишком быстро. Краем ума я начал понимать, что с какого-то момента они перестали справляться с потоком поступавших в лагерь людей, и людская жизнь совсем перестала здесь что-либо стоить. Когда мы с Гансом дошли до процедурной, я окончательно выбился из сил. Зная, что мне можно, я вступил в комнату и подковылял к кушетке. Медленно опустился на неё, поставив костыль между ног, и стал наблюдать за тем, как для некоторых проходит процедура. Генрих и и другие медики ставили уколы. Но сегодня в их движениях чувствовалась нервозность и спешка. Они торопились, один ассистент даже выругался, когда с первого раза не попал в мышцу, чем выдал себя криком худого подростка. Наблюдая за этой непривычной картиной, я не сразу заметил, что в противоположном углу комнаты находится незнакомый мне человек. Точнее, я подумал, что мы не знакомы. Сначала я не узнал его, но пару раз пристальней, чем обычно, взглянув на готовящего очередной укол Генриха, я заметил, что незнакомец неотрывно смотрит на меня. Лишь по этой причине я потрудился вглядеться в его лицо и нервно вскинулся. Это был Дживс. Определённо, это был он. Только в непривычной для глаз немецкой военной форме. Судя по сложной витой косице на погонах, двум молниям на вороте чёрного мундира и украшенной петлице, он занимал в немецкой иерархии не последнее место. Прикинув в уме, я вдруг понял, что Дживс дослужился до… майора? Если память мне не изменяла, именно о таком звании говорили знаки отличия на его форме. Значительно похудевший и выглядевший несколько моложе, чем в последний день, когда мы видели друг друга, он смотрел на меня тяжёлым оценивающим взглядом и, естественно, молчал. Я же будто провалился во времени и не мог поверить, что вижу перед собой человека, которого всё это время считал то ли мёртвым, то ли пропавшим; более того, не мог поверить, что он служит другой стороне. Или моё воспалённое воображение стало выдавать картины, которые я бы хотел видеть? Ранее я замечал, что галлюцинации стали моими верными спутниками. Особенно по ночам они докучали мне своими нереальными картинами. Возможно, благодаря ?лечению? Генриха видения стали посещать меня и днём? Чтобы развеять наваждение, я сильно зажмурился и потряс головой. Санитары, не прекращая, суетились. Ганс, встав у стены вместе с другими овчарками, скучающе наблюдал за тем, как у молодого врача выпадали из рук шприцы. Только раз он посмотрел на Дживса и то без всякого интереса, после чего продолжил изучать состояние Генриха. А Генрих всё нервничал. Будто присутствие Дживса было необходимым, но сильно его раздражало. Дживс же делал вид, что ему, по меньшей мере, скучно и даже неприятно смотреть на всё, что происходит. На пришедших калек и подростков он посматривал с брезгливостью. После того, как их вывели, Генрих отпустил других санитаров и со вздохом обратился к гостю: —?Не понимаю, для чего вам понадобилось наблюдать за нашей работой. Явились без предупреждения. Устанавливаете здесь свои порядки. Зачем так поступать? Хорошо, что я был на месте. Но если бы вы приехали часом раньше, то никого бы не застали. Не дождавшись ответа, Генрих решил, что теперь пришло время говорить обо мне. Показав на меня обеими руками, он продолжил: —?Вот тот самый человек, которым вы интересовались. Ему оказана медицинская помощь на самом высоком уровне, которая только возможна в нашем лагере. Тем не менее, надо отметить, что сейчас ваш… будущий подопечный очень слаб. Ещё он абсолютно беспомощный.?— Генрих будто описывал товар. —?Без подручных средств даже до туалета дойти не сможет. К сожалению, мистер Вустер получил серьёзное ранение,?— добавил он, провисая под направленным на него взглядом. —?Он именно тот, о ком вы интересовались? Верно? Ответа опять не последовало. Видимо, молчание тяготило молодого немца, поэтому он принялся тараторить дальше. —?Должен вам сказать, что его случай уникальный. Мышца была рассечена таким образом, какого бы мы не добились, если бы резали сами. Точнее, добились бы, но представьте, резать живого человека без анестезии… Впрочем, мы и таким занимаемся, но всё же он англичанин. С британцами мы себе такого не позволяем, нет, их у нас мало, точнее нет совсем. Только один. По некоторым признакам, я видел, что Дживс гневался, но почему-то всё также молчал. Лишь взгляд становился тяжелее, а желваки пару раз сыграли, не скрывая нарастающую злобу. —?Всё получилось само собой,?— оправдывался немец,?— ранение было непреднамеренным. Враньё искусно переплеталось с правдой. Генрих расписывал то, как меня спасли, но пока умалчивал о том, что делали сейчас. Дживс выслушал дивный рассказ до конца, не перебивая, после?— встал со стула и подошёл к кушетке, на которой сидел я. Я подняться не смог, поэтому немного отстранился, не зная, чего ожидать, и надо ли сейчас что-либо говорить или нет. Кроме того, я не был уверен, что всё происходит на самом деле и что я не сошёл с ума. Кроме меня, Дживса, Генриха и Ганса теперь в процедурной никого не было. Без присутствия коллег Генрих чувствовал себя не так уверенно, как обычно. Видимо, Дживс действительно нагрянул неожиданно, иначе бы его встретили в полном составе. Не припомню, чтобы за время моего пребывания, сюда вообще кого-то впускали кроме врачей. У меня также не укладывалось в голове, что делает здесь мой бывший слуга, благодаря мыслям о котором я выжил, и почему со стороны медика к нему такое благоговейное, раболепное отношение. Кто он? И он ли это? Или препараты действуют на мозг, беспощадно играя с разумом? —?Сейчас он проходит курс реабилитации? —?Дживс, наконец, разверз уста. Судя по тембру голоса, рядом со мной определенно стоял именно он. Единственное, что резануло мой слух, это почти идеальный немецкий. Я и не предполагал, что Дживс силён в этом языке. —?Да. Помимо этого мы даём ему обезболивающие препараты.Генрих вдруг спохватился, вспомнив, что мне-то укол не сделали. Набрав лекарство в шприц, он продолжил: —?Мы немного притупляем боль, но полностью избавить его от боли невозможно. Если ставить большую дозу обезболивающих, могут возникнуть проблемы с сердцем. Если совсем ничего не ставить, то будут проблемы с нервами. Терпеть постоянную боль не сможет даже самый стойкий человек. Он подошёл ко мне и перетянул жгутом плечо. Я старался не нагружать мышцы и ждал дозы как манны небесной, даже полусидя опираясь на другое бедро. Генрих поставил мне укол только с третьей попытки. Всё это время Дживс стоял рядом и внимательно следил за тем, как проходит процедура. Насмотревшись на мои страдания, Дживс вымолвил: —?Мне необходимо его забрать. Сегодня. Слова были сказаны таким тоном, что никакое возражение не принималось. Однако Генрих рискнул перечить: —?Ему нужно ещё какое-то время на восстановление,?— я зажал спиртовой шарик и согнул руку в локте. —?Перевозить его в ваш лагерь будет серьёзной ошибкой. Он потерял много крови. Чудом выжил. Ему повезло, что в тот вечер Гюнше знал, что мы находимся в корпусе. Если бы мы ушли из лаборатории вовремя, его бы сразу потащили в крематорий. Стоявший у стены Ганс никак не отреагировал на эти слова. Дживс, впрочем, тоже, будто знал, кто такой Гюнше и что он сделал. Взгляд Дживса становился острее, он дотронулся до моего подбородка, покрутил лицо, то в правую, то в левую сторону, якобы раздумывая, прав немец или не прав, далее опустил взгляд на мою ногу, поставленную очень аккуратно. —?Вы сомневаетесь, он ли это? Ответа не последовало. Звёзды на погонах сверкали в холодном свете бело-синих ламп. Уважительное отношение и эполеты говорили о том, что этот человек занимает высокую должность. Поморгав и покрутив головой, я опять взглянул на него и совершенно точно понял, что передо мной был мой Дживс. И судя по чести, которую оказывали ему мой опекун, а по совместительству и спаситель, Дживс был предателем. Не будут немцы расшаркиваться перед чужаком. —?Когда это случилось? —?спросил он и убрал руку с моего подбородка, чем заставил меня вздрогнуть. —?Мы сделали операцию три месяца назад. —?Так почему понадобилась операция? —?Вы ещё не в курсе? —?Генрих оглянулся на Ганса, ища поддержки, но наткнулся на безразличие. —?Это случилось в день его приезда,?— продолжил медик, понимая, что поддержки не получит. —?Его принесли к нам сразу после ранения. Ему повезло?— доктор Вирц остался здесь на ночь. Ранение было тяжёлым, мы решили поэкспериментировать,?— тихо добавил он. —?Поэкспериментировать? Генрих замялся. —?А доктор Вирц вам разве не говорил? —?Нет. —?Мистер Вустер заступился за кого-то и схлопотал удар прикладом винтовки. Гюнше больше знает. Дживс метнул взгляд на другого немца, тот лишь наклонил голову вниз и сказал: —?Англичанин сам виноват. Ранение совершенно оправданное. Он должен знать, за кого следует заступаться, а за кого нет. Дживс ответом не удовлетворился, но продолжил допрос, обратившись к Генриху: —?О каком эксперименте идёт речь? В эту минуту в процедурную заглянул сам доктор Вирц. Видимо, он только что вернулся, и ему доложили о нежданном посетителе. —?Неожиданный визит,?— недовольно обратился он к Дживсу после приветствия.—?Кажется, в последнем телефонном разговоре я совершенно ясно дал понять, что британцу нужно больше времени на восстановление. —?Он восстановится в нашем лагере,?— спокойно ответил Дживс, не обращая внимания на недовольный тон. —?Разве вы врач?— оспаривать мои решения? —?Нет, не врач, но, тем не менее, я имею право их оспаривать. Здесь он находиться больше не может. Само его пребывание в Аушвице?— серьёзная ошибка. —?А разве по нему не видно, что он не переживёт транспортировку? Где находится этот ваш лагерь? В Австрии? —?Он переживёт транспортировку,?— твёрдо ответил Дживс. Он разговаривал по-немецки почти без акцента. На немца он, конечно, не был похож, и форма меня смущала. Присягнул фашистам? Я поймал себя на мысли, что думаю об одном и том же и спрашиваю себя одно и тоже уже в третий раз. Определенно, я сходил с ума. —?Доктор Вирц прав,?— вмешался в разговор Генрих,?— лучше подождать. Если вы его повезёте, в пути рана может открыться. Функционирование ноги и без этого неважное. Нужно также брать во внимание психологическое состояние. Он слаб для дальней поездки. Тем более, нужно… —?Что нужно? —?Закончить курс лечения,?— продолжил Генрих,?— мы начали совсем недавно. —?Молчите, Генрих. Дживс окинул взглядом обоих сверху донизу. —?Генрих упомянул об эксперименте, но не позволил себе углубиться в более подробные объяснения. Не могли ли вы по праву старшего ввести меня в курс дела? Вирц недовольно посмотрел на коллегу, взвешивая, стоит ли посвящать в свои дела чужого человека, тяжело вздохнул и начал рассказ: —?Вы знаете, что помимо наших прямых обязанностей, мы здесь занимаемся некоторыми исследованиями. —?Наслышан. —?Исследуем воздействие некоторых препаратов. Не думайте, что мы были настолько несерьезны и взяли подданного вашей страны в роли подопытной крысы. Дживс промолчал. —?В ходе ранения нам пришлось вырезать некоторые части мышц бедра. Но по счастливой случайности в нашем арсенале имелись и имеются препараты, новинки, изобретения нашей передовой отрасли, которые отвечают за ускоренную регенерацию тканей. Теперь Дживс слушал внимательно. —?Эти препараты на ком-нибудь испытывались? —?Нет, к сожалению. —?Очень неосмотрительно с вашей стороны впервые испытывать их на подданном Великобритании. —?Но это был его единственный шанс,?— спокойно ответил доктор. —?Боюсь, что без этого препарата, нам в итоге пришлось бы ампутировать ногу. Только в надежде опробовать на нём наши лекарства, мы оставили всё, как есть. Это заявление подействовало на Дживса. Обе его брови приподнялись на пол дюйма. —?Вот как? —?И как было сказано, курс ещё не завершён. Осталось ввести несколько десятков ампул. Только после этого мы сможем сделать вывод о лечении. —?Хм. —?Теперь вы понимаете, что увозить его отсюда будет сродни вырыванию его и без того больной ноги. Слишком большой риск. —?В таком случае, вы подробно опишете действие этого препарата и отдадите мне все его остатки. Наши врачи закончат курс и возьмут пациента под свою опеку. Я перевел взгляд на доктора. Тот колебался. —?С чего бы это я стал делиться своими разработками с вашими медиками? —?Вам придётся это сделать. —?Дело в том, что это опасно для его жизни. Как вы уяснили, эти препараты ни на ком не испытывались. Просчитать последствия до конца невозможно. Вы пытаетесь извлечь его из эксперимента преждевременно. Генрих покивал головой в знак согласия. —?Нельзя прерывать курс лечения,?— продолжил Вирц. —?Если вы сделаете это, то я не гарантирую, что не будет некроза тканей или других нежелательных последствий. А если всё сложится удачно, то всю оставшуюся жизнь ему придётся ходить с тростью. Дайте нам время, и мы доведём опыт до конца. —?Нет,?— Дживс настаивал на своём. —?Он сегодня же отбывает в шталаг вместе со мной. Вы оба посвятите меня во все тонкости вашей афёры и отдадите оставшиеся ампулы, а также медицинские записи, которые, несомненно, ведутся, чтобы наши медики могли ориентироваться в начатой вами… работе. Каким образом ставить уколы?— я уже видел. Взамен я не буду докладывать о ваших действиях своему и вашему начальству. —?Наше начальство в курсе. —?В курсе абсолютно всего? Доктор поджал губы. —?Разве мы можем дать образцы с собой? —?вмешался Генрих, обратившись шепотом к коллеге. Тот наклонил голову на бок и опустил глаза вниз, размышляя. —?Отчитаются сами,?— таким же шёпотом предлагал Генрих. —?Всё под их ответственность. Если бритт умрет, мы будем не причём. Объясним это тем, что в нашу работу вмешались. —?Да что б вас, Генрих! —?вскричал доктор. —?Молчите! —?Так каков ваш ответ? Я был неприятно поражён. Дживс согласился на их условия и собирается продолжать колоть мне неиспробованные препараты? Доктор, кажется, стал поддаваться на уговоры Генриха. Я очень удивлялся, как молодому хитрецу удавалось уговаривать опытного врача на всякие авантюры. От того, что боль стала меньше я почувствовал силу в руках. Пальцы впились в края кушетки, я весь напрягся. Моё напряжение не ушло от внимания Ганса. Он подошёл ближе и встал около меня. —?Даже не знаю.?— Вирц до сих пор сомневался. —?Для вас нет никаких рисков,?— увещевал Дживс. —?В нашем лагере есть все возможности завершить курс препаратов и отследить состояние больного. У нас есть опытные врачи. Австрия не менее щепетильна к вопросам медицины, чем Польша, даже в чём-то превосходит ваши старания угодить начальству. Хочу напомнить, что немецкие врачи есть во всех лагерях, и врачи с немалым стажем работы. —?Только, пожалуйста, известите нас об итогах,?— сдался Вирц,?— и в случае положительного исхода не забудьте упомянуть наши имена. —?Непременно,?— ответил Дживс. —?Так вы говорите, будет ходить с тростью? —?Зато будет ходить на двух ногах,?— Генрих шлёпнул меня по плечу, закрепляя тем самым решение доктора. —?Жаль, что вы так скоро уезжаете,?— обратился он уже к Дживсу. —?Кстати, не хотите напоследок сходить в наш бордель? Подумав над его предложением, Дживс, или как теперь его звали, ответил отказом. После чего приблизил своё лицо к моему и, обдав меня дыханием, спросил: —?Как повоевали? —?теперь он говорил уже на английском. —?Было интересно и познавательно, надеюсь? Все смотрели на нас, ожидая, что я отвечу и отвечу ли я что-нибудь. Я не мог поверить, что он говорит со мной в таком тоне. От происходящего я начал волноваться, дыхание участилось. Возможно, каким-то особенным образом сегодня действовал препарат. Мне стало жарко. Дживс же потрогал мою грубую одежду, поправил ворот рубашки давно забытым заботливым жестом, задержался взглядом на больной ноге и продолжил: —?А теперь скажите мне, пошли бы вы на фронт, если бы знали, что с вами случится? Издевательства с его стороны были последней каплей моего терпения. Вместо ответа я решил взяться за его идеально отглаженный ворот мундира и хорошенько встряхнуть, но в ту же секунду получил от Ганса прикладом по голове и потерял сознание. Конец первой части.