Часть 4 (1/1)

Я недоумеваю, как можно столь нагло вести себя и решать такие вещи за других, но после резко переключаюсь: мне хватает нескольких секунд, чтобы сперва впасть в ступор, а после стремительно двинуться вслед за Рэем. Я нахожу его у двери в ванную комнату, расстегивающим рубашку. Он делает удивленный вид, заметив меня почти за своей спиной, но по выражению его лица я вижу, что он все-таки ожидал подобного.— Почему ты ведешь себя так?

— Как? — он усмехается. — Снова обвинишь меня в том, что я тиран, который лишает тебя права выбора?

Я думаю о том, чтобы возразить, но мужчина продолжает:— Перестань сбрасывать всю ответственность на меня, Эйса. Я тебя не принуждал оставаться на ночь – это сугубо твое личное решение. Если тебе так не нравится находиться в моем доме и ты настолько ненавидишь меня, как иногда пытаешься это показать, то почему ты все еще здесь? Мне не хватает сил, чтобы ответить ему, и я буквально начинаю задыхаться от переизбытка эмоций, которые волнами накатывают на меня после каждой его фразы. Я ощущаю, как нервно трясутся мои руки, и понимаю, что со стороны выгляжу довольно глупо, пока широко распахнутыми глазами изучаю сосредоточенное лицо Рэймонда.— Почему ты молчишь? — мужчина внезапно берет меня за плечи и несильно сжимает их. — Не нравится слышать правду? Или ждешь, пока я закончу, и намереваешься дать пощечину? Но я не могу выдавить из себя ни слова; мои губы дрожат, из глаз вот-вот польются слезы, а в горле застревает ком, который неприятно щиплет глотку. Рэй, глядя на это, только едва улыбается, как-то удрученно опускает голову и вновь начинает говорить:— Я знаю таких, как ты. Знаю таких девушек, которые с самого детства обделены вниманием и потому так яро цепляются за каждого, кто появляется в их окружении, — он убирает от меня руки и берется расстегивать пуговицы на запястьях своей рубашки. — Но это ненормально, девочка, это на грани психоза, потому что я вижу, как ты сперва смотришь на меня с вожделением, а потом говоришь, что на дух меня не переносишь. Эта твоя глупая привычка быстро переключаться, метаться между двух крайностей, она ни к чему хорошему не приведет. Если у тебя действительно есть такая проблема, то тебе стоит обратиться с этим к врачу, Эйса. Я вновь замираю на месте с удивленным лицом, понимая вдруг, что он все заметил. Заметил каждую из моих странностей, заметил то, что я на самом деле не в порядке и мое психическое здоровье на грани. Мне хочется что-то сказать ему в ответ, но я понимаю, что единственный правильный вариант – это молча согласиться. Продолжить здесь стоять, просто раз за разом обдумывая его слова, и ждать, что будет дальше, потому что я опять признаю, что не хочу никуда уезжать. Я думаю о том, что самый ненавистный и самый понимающий человек, который сейчас присутствует в моей жизни, находится прямо передо мной.— Ты, кажется, хотела спать, — произносит он, ступая одной ногой в ванную комнату.— Прости, — тихо выдавливаю я, чем вызываю недоуменную улыбку на мужском лице, — прости за то, что тебе пришлось столкнуться с таким моим поведением. Я просто не умею это контролировать. Рэймонд отводит взгляд в сторону, а после вновь смотрит на меня, но на этот раз настолько тепло, что я наконец ощущаю себя защищенной рядом с ним.— Я ведь сказал тебе еще месяц назад, что хочу помочь. И если помощь нужна в чем-то помимо денег, я сделаю это, — он улыбается, — я возьму на себя такую ответственность. Я стану тем, кого ты хочешь видеть возле себя. Его слова звучат либо как излишне красивая мишура, которая обернется для меня крахом, либо как действительно искренние слова поддержки. Я непроизвольно охаю, но после прикрываю лицо ладонями и тяжело вздыхаю, спрашивая:— И все же, почему ты это делаешь? Почему ты выбрал меня, совершенно чужого человека, и так рвешься помогать? Рэй тихо хмыкает и, прежде чем закрыть дверь, отвечает мне:— Просто не задавай много вопросов и подумай сама, почему ты все еще здесь. После негромкого щелчка дверной ручки я остаюсь наедине с собой посреди обширной столовой и смотрю куда-то в сторону, ожидая, что в голове что-нибудь прояснится. Но мысли как на зло витают слишком далеко отсюда. Мне кажется неплохой идеей пойти на кухню и попробовать приготовить ужин для Рэя, но почему-то сдвинуться с места удается не сразу: я неловко разглядываю дверь ванной комнаты, слышу, как там, внутри, глухо течет вода и представляю мокрое мужское тело, покрытое мыльной пеной. Боже! Это определенно то, о чем я должна думать сейчас в последнюю очередь, но настроиться на нужные мне размышления все еще не удается. Мне в очередной раз сложно остановиться на чем-то одном, и я нехотя признаю, что давно не чувствовала себя настолько разбитой, как сейчас. Моя ?мания привязанности?, как называли это в детстве, крепчает с каждым днем, пускает корни еще глубже, и мне не хочется сдаваться ей, но и противостоять сил нет тоже – я просто тону в пучине своих же проблем.— Чудно... — протягиваю я, понимая, что за все это время копания в себе я совершенно не заметила, как оказалась на кухне с ножом в руках. На доске передо мной лежит рыбное филе и несколько маленьких луковиц, но, когда до меня наконец доходит, что я делаю, желание приготовить что-то пугает. Я осторожно опускаю руки на мраморную поверхность кухонного шкафа и трясу головой: стоит прийти в себя, пока подобного рода инциденты не вошли в привычку моей больной психики.— Очень мило, что ты решила приготовить ужин. Голос раздается буквально над моим ухом, и я судорожно бросаю нож, поворачиваясь лицом к мужчине. Он стоит одетым в свежую футболку и свободные спортивные брюки, вытирая полотенцем все еще влажные волосы. На его губах застывает легкая улыбка, когда он замечает испуганное выражение на моем лице, но после делает шаг в сторону, чтобы посмотреть, что я взяла для ужина.— Прости, что не спросила у тебя, можно ли брать продукты, просто…— Все в порядке, — Рэймонд тихо хмыкает, перебивая меня, — мы можем приготовить что-нибудь вместе, если ты голодна.— Я думала, ты захочешь поесть. Я слышу, как то ли от волнения, то ли от страха дрожит мой голос, и стараюсь отвечать как можно короче. Но Рэя совершенно не смущает мое поведение: он вешает полотенце себе на плечо и сам берется нарезать филе на маленькие кусочки. В его движениях нет никакой скованности, лицо выражает лишь полнейшее спокойствие, и он сам выглядит достаточно свежо после душа. Мужчина только раз отвлекается от готовки, чтобы включить тихую музыку на проигрывателе, а после приступает к нарезке лука и просит меня зажечь одну из ближайших конфорок на плите. Я смотрю на то, как увлеченно он делает все это, прикусив кончик языка, но затем чувствую неприятное жжение в глазах и слегка морщусь. По щекам начинают стекать слезы, и я старательно утираю их тыльной стороной ладони, замечая, что Рэймонд смотрит на меня заплаканными глазами и улыбается. И не проходит нескольких секунд, как мы уже смеемся вдвоем от того, что плачем из-за лука, а от этого каламбура хочется смеяться еще громче.— Не могла бы ты вытереть мне слезы? — вдруг спрашивает он, делая шаг в мою сторону. — Я почти не вижу из-за них! Я тянусь рукой к его лицу и смахиваю влагу со щек, думая о том, что со стороны все это выглядит слишком абсурдно, но после, словно невзначай, провожу пальцами по его скуле и слабо улыбаюсь. Он выглядит слишком хорошо и… беззащитно, когда стоит напротив в слезах, хоть они и не вызваны ничем особенным. Я вижу в нем то, что хотела видеть уже давно в ком-то. И пусть даже сейчас за меня говорит моя больная натура, но мне хорошо. Мне хорошо быть там, где еще несколько часов назад я боялась оказаться; хорошо с тем, о ком я не один раз вспоминала на протяжении месяца и каждый раз клялась, что этот человек для меня в прошлом. Он и был моим недолгим прошлым, желанным настоящим и непостижимым будущим.— Рыба готовится недолго, — внезапно произносит мужчина, и я мгновенно возвращаюсь из своих мыслей на эту кухню . — Хочешь вина?— Хочу все-таки поговорить. Я уже слышу нерешительность в своем голосе, но когда мужчина переводит все свое внимание на меня, то теряюсь еще больше. Мои губы приоткрываются из-за желания начать разговор, но что-то мешает мне это сделать. Я тяну время, переминаюсь с ноги на ногу, осматриваю кухню – делаю все это под пристальным взглядом Рэймонда, а он сам лишь покорно ждет. И когда мое замешательство внезапно заканчивается, я резко выпаливаю:— Ты делаешь это из-за распространенного мнения, что чужому человеку легче довериться?

Наклоняя голову набок, Рэй удивленно вскидывает брови и отвечает:— Я надеялся, что ты сама это поймешь, и рад, что это произошло так быстро.— Значит, все-таки весь этот спектакль больше разыгран для тебя, так ведь? — я приближаюсь к нему на шаг и внимательно изучаю мужское лицо. — Ты делаешь это не просто для того, чтобы помочь мне, ты делаешь это, потому что нет никого, кто мог бы помочь тебе. Мужчина отступает. Чувствует излишнее давление с моей стороны или опасается того, как может повести себя сам. Возможно, мне лишь кажется, но он выглядит потерянным и слегка оскорбленным после моих слов, поэтому я спешу сказать о том, что не вижу в этом ничего постыдного, но Рэймонд меня опережает:— Я не стесняюсь признать, что чувствую себя одиноко. И также не стесняюсь признать то, что нуждаюсь в человеке, который будет рядом со мной. Но мне сложно объяснить, почему я решил, что именно ты сможешь мне помочь, — мужчина пожимает плечами и подходит к плите. — Поэтому от того, как часто ты будешь спрашивать у меня об этом, быстрее ничего не прояснится. Я прикусываю губу и смотрю прямо на шипящие куски рыбы на сковороде, пытаясь выдать какую-то рациональную мысль, но после недолгих раздумий просто подвожу маленький итог, который, как мне кажется, должен устроить нас обоих:— Значит, мы просто принимаем все как факт, — мое утверждение звучит скорее как вопрос. — Ну, у тебя есть я, у меня – ты. И мы друг для друга что-то вроде группы поддержки или телефона доверия… Я не успеваю закончить, как мужчина начинает смеяться, слегка качая головой. Он смеется так легко, словно я искренне рассмешила его своими словами; смеется так заливисто, будто он один в целом мире и больше нет никого. Его плечи едва подрагивают, а с лица не сходит широкая улыбка, которая понравилась мне еще в первый день нашей встречи. Я смотрю на мужские губы, обрамленные аккуратной бородой, и в который раз ловлю себя на мысли, что слишком сильно зацикливаюсь на нем; что придаю слишком большое значение его внешности, когда человек всего лишь просит быть ему поддержкой.— Что смешного? — наконец спрашиваю я. Рэй поворачивается ко мне лицом, все еще держа уголки губ приподнятыми, но ничего не говорит. Недолго смотрит в упор, как бы изучая, хотя я знаю наверняка, что за все это время он смог прочитать меня вдоль и поперек, а потом переключает свое внимание на графин с бурбоном и разливает его в два стакана.— Я не…— Пей, — он протягивает тот стакан, где налито заметно меньше, — иначе твои детские речи и сравнения сведут меня с ума. Детские? Я, кажется, слегка грубо выхватываю свою порцию алкоголя из его рук и делаю небольшой глоток, сразу прищуривая глаза и ощущая, как сладко-пряная жидкость стекает по горлу прямо в пустой желудок. Я уже давно поняла, что пить рядом с ним у меня выходит плохо, поэтому, сохраняя остатки самообладания, я двигаюсь в сторону двери, ведущей на веранду позади дома, и ищу в карманах куртки пачку сигарет.— Перестань курить.— Мы еще и клуб помощи табакозависимым? — я уже стою на веранде спиной к мужчине, но слышу в его голосе раздражение. — Если ты хотел видеть рядом меня, то должен был сразу понять, что менять привычки я не буду.— Будешь, — нагло заявляет он. — А теперь садись за стол. Пора ужинать. Я не успеваю возмутиться, как осознаю, что смысла спорить с ним нет. Ему и так приходится мириться с тем, как резко я устраиваю свои эмоциональные качели, поэтому мне становится не по себе. Любой другой уже давно бы указал мне мое место, отвез обратно домой, вызвал такси и сказал, что больше никогда не совершит подобной ошибки. Однако Рэй либо имеет излишне резиновое терпение, либо настолько хочет видеть рядом с собой именно меня, что мое буйство так легко сходит мне с рук раз за разом. И вот мы сидим друг напротив друга за столом, каждый погруженный в свои мысли, с аппетитом уплетаем тушеную рыбу со свежими овощами и запиваем все бурбоном: не чокаясь, не говоря ни слова, даже мельком не глядя друг другу в лицо. Мы сидим так сперва десять минут, потом на протяжении еще получаса, и только когда тарелки оказываются пусты, а Рэй добавляет в свой стакан еще немного виски, он позволяет себе начать беседу:— Через несколько недель мы с женой должны окончательно развестись, — его голос звучит сухо. — Она не хочет этого, но я не смею держать ее и лишать хотя бы шанса на счастье.— А с чего ты взял, что она несчастна рядом с тобой? Мужчина слегка хмурится, глядя на меня сквозь толщу стекла в стакане, но после пожимает плечами. Я замечаю, что он уже изрядно пьян, раз не может в полной мере контролировать свои движения. Хотя признаю, что, возможно, это у меня в глазах все выглядит настолько динамично, потому что из нас двоих я, очевидно, более захмелевшая, чем он.— Она ясно дала мне понять, что хочет полную семью: хочет двое детей, собаку, спокойную старость с внуками. Хочет квартиру в городе, потому что здесь поблизости нет ничего, кроме маленького круглосуточного магазина и заправки, — я вижу, что ему тяжело говорить, но он продолжает:— Как бы я ни хотел, однако, я не могу дать ей всего. Правильнее сказать: я не могу дать ей самое важное из всего этого – детей.

Я слушаю его. Слушаю слишком внимательно и поэтому не замечаю, как смотрю ему в глаза уже несколько минут, только иногда кивая головой, чтобы он чувствовал хотя бы какое-то подобие поддержки. Я крепко сжимаю нижнюю губу зубами, чтобы не прервать его речь никаким глупым вопросом, который может возникнуть в моем пьяном мозгу, но в то же время понимаю, что на ум не приходит ничего, чем бы я на самом деле могла его перебить. Мне кажется это все достаточно грустным. По крайней мере, когда я думаю, что это все происходит с ним и с его женой, которым, казалось бы, уже давно пора иметь детей, мне становится жаль.— Знаешь, Эйса, я на самом деле хочу поделиться с тобой всем, что происходит со мной сейчас, — вдруг начинает Рэймонд. — Но мысли так путаются в голове, что…— Ничего, — перебиваю я, ощущая его замешательство, — ты можешь поделиться этим, когда будешь готов. Мужчина качает головой, растягивая губы в полуулыбке, а затем сжимает стакан в руке с такой силой, что, кажется, вот-вот он лопнет и осколки полетят в разные стороны вместе с остатками бурбона. Я перевожу взгляд на его горящие щеки и замечаю излишне томный взгляд на себе, после чего Рэй говорит:— Дело не в том, что я не готов об этом говорить, — он отставляет стакан в сторону и привстает со стула, чтобы наклониться через всю столешницу ко мне, — твой румянец и искусанные губы сводят меня с ума. Я бесшумно охаю, приоткрыв губы, и вдруг понимаю, что сейчас сгорю со стыда. Он находится слишком близко, а я оказываюсь слишком пьяна, чтобы держать ситуацию под контролем. Мне только сейчас приходит в голову, что, вероятно, сегодня выбор неспроста пал на бурбон.— Что ты этим хочешь сказать? Но Рэймонд молчит. Только тяжело дышит и смотрит на меня сверху вниз, потому что до сих пор опирается на столешницу и выжидает момент. Но какой момент?

Чтобы немного прийти в себя, я резко подрываюсь с места и несу пустые тарелки к раковине. Думаю о том, чтобы сперва облить свое лицо водой, но не успеваю включить кран, как мои руки перехватывают слишком горячие мужские ладони. Черт!— То, что я хочу… — я вновь слышу тот тембр, который отзывается мурашками по всему телу, и прикрываю глаза, понимая, что теперь схожу с ума я, — хочу поцеловать тебя. Моя реакция не заставляет себя долго ждать – я резко поворачиваюсь к нему лицом и первая касаюсь приоткрытых губ. Его борода слегка покалывает мне щеки, но я ощущаю только мускусный привкус у него во рту и уже не могу думать ни о чем другом. От крепкого алкоголя кружится голова и вяжет язык, а, может, это от того, как жадно Рэй сплетает его с собственным, полностью забирая инициативу в свои руки, – я не знаю. Мне становится жарко, я хочу снять с себя одежду. Я хочу снять ее и с Рэймонда, потому что, если вся эта пытка не закончится кроватью, я просто сгорю со стыда. Я тянусь руками к краю его футболки, но он умело убирает мои руки, и томно дышит мне в губы, чтобы еще раз увлечь в долгий поцелуй. Мужчина, наконец, делает то, чем свел меня с ума еще в первую встречу: ловко хватает за бедра и усаживает на столешницу рядом с раковиной, прижимаясь губами еще плотнее к моим. Мне становится мало. Мне мало только его поцелуев, мало того, что происходит сейчас, и я не бросаю попыток пробраться к нему под одежду, однако, когда он ловит мою ладонь на уровне паха, то резко отстраняется и слегка расстроено смотрит мне в глаза.— Я не могу, — его сбитое дыхание дает мне понять, что он хочет этого ровно так же, как и я.— Это из-за жены? Рэй отходит от меня на несколько шагов и разглядывает, не скрывая своего разочарования; раздвинув ноги, я сижу на столешнице, мои взъерошенные волосы неаккуратно спадают на плечи, куртка находится где-то на уровне локтей, а лямки сарафана наполовину приспущены, приоткрывая вид на кружевной верх моего белья.— Нет, я правда не могу, Эйса. Прости за это. Он хочет помочь мне привести себя в порядок, но я становлюсь на ноги напротив него и вытягиваю руки вперед, преграждая путь. Мне вдруг становится не по себе, но я не могу понять от чего именно: то ли меня огорчает тот факт, что мужчина отказал мне в сексе, то ли я ощущаю себя оскорбленной из-за того, что так быстро повелась на все его уловки.— Я не должна была, — бормочу я, прикрывая лицо руками, — ты еще женат, и это неправильно. Я все понимаю, поэтому…— Не в жене дело! — кричит Рэймонд. — Она тут совершенно не при чем. Дело во мне! Я замираю, чувствуя резкий прилив страха, но после смотрю в его расстроенные глаза. Он почти плачет и едва дрожит, глядя на меня в ответ. Его губы дергаются, и он еле слышно шепчет:— Я ВИЧ-положительный. И все внутри в один миг рушится, когда я в голове еще несколько раз прокручиваю сказанные им слова. Я ощущаю, как к глазам подступают слезы и нахожусь в полнейшем недоумении, потому что хочу поддержать его, но ровно так же сильно хочу и сбежать отсюда. Мне не просто страшно – я в ужасе. И этому ужасу невозможно противостоять, поэтому я впадаю в панику и начинаю кричать на Рэя. Толкаю его в грудь и кидаюсь словами без разбора, потому что не могу успокоиться.Я хватаюсь за голову и несколько раз обхожу столовую, пытаясь до конца вникнуть в смысл его слов, но от этого становится только хуже.— Ты должен был сразу мне сказать!— Я сделал все, чтобы ты была в безопасности, прошу, пойми меня! — он хочет взять меня за руку, но я успеваю отпрянуть. — Прости, Эйса! Но я уже не слышу ничего, потому что в слезах выбегаю из дома и широкими шагами двигаюсь прочь, надеясь лишь на то, что Рэймонд не пойдет за мной следом. Я уже не просто хнычу, а реву навзрыд, кричу так громко, что мимолетно замечаю, как загораются огни в окнах соседних домов. Мне больно плакать, потому что ребра почти сводит от напряжения, а грудная клетка тяжело давит и не дает сделать полноценный вдох. Я едва могу держать в руках мобильный и разражаюсь еще большими рыданиями, когда вижу на экране сообщение от Леона:

?Это был последний раз. Ты уволена?. Ноги не слушаются, голова уже кружится от того, как неистово я продолжаю кричать, а перед глазами появляется очередная пелена слез, из-за которой я только в последний момент замечаю, что прохожу мимо магазина у заправки. Мне стоит больших усилий, чтобы успокоиться и взять себя в руки, и лишь потом я присаживаюсь на скамью около входа и закуриваю. Пепел летит мне на ноги и путается в волосах, но мне настолько холодно, чтобы обратить на это внимание, что я только трясусь всем телом, едва держа в руках сигарету. В голове что-то щелкает, и я еще пару минут смотрю куда-то перед собой, чтобы окончательно прийти в себя, а после решительно захожу в магазин, доставая из кармана несколько зеленых купюр. И проходит не больше получаса, когда я вновь оказываюсь на пороге дома Рэймонда и смотрю прямо ему в глаза, пока он стоит напротив с растерянным лицом. Он хочет что-то сказать, хочет не то извиниться, не то попросить меня уехать, но я закрываю за собой дверь, скидываю с плеч куртку и прижимаю ладонью упаковку презервативов к его груди. Мужчина охает, но я громко шикаю и шепчу почти ему в губы:— Не говори ни слова и просто поцелуй меня.