Часть 3 (1/1)

Тридцать, тридцать один, тридцать два... Я сбиваюсь со счета, когда настенные часы резко перестают размеренно тикать и спальня погружается в почти мертвую тишину. Мне кажется, я даже задерживаю дыхание и слышу, как бьется собственное сердце, заменяя звук часового механизма громкими ударами пульса в висках.

Я без стеснения начинаю разглядывать, как плотно забинтована правая ладонь Рэя и как неестественно нервно трясется левая, периодически сжимая пальцами ткань одеяла. В едва видимом свете, который проникает в комнату через открытое настежь окно, можно заметить серебристые капли пота на мужском лбу: либо у него лихорадка, либо такой жар вполне нормален, исходя из того, какими теплыми были его ладони, когда он прикасался ко мне. Мне хочется узнать, что с ним происходит, спросить, почему он так гневно просил меня уйти буквально полчаса назад, но я молчу, не в состоянии нарушить тишину своим голосом. Я чувствую себя излишне спокойно для человека, который еще недавно был в ужасе только от мысли оказаться вновь в этом доме, но внутри все равно что-то нервно трепещет лишь при одном упоминании Рэймонда в моей голове.

Одна догадка сменяет другую, и мне не удается трезво оценить ситуацию, потому что я не ощущаю себя трезвой вовсе. Весь алкоголь должен был выйти еще давно, если учесть, в какой холодный пот и сколько раз подряд меня бросило до того момента, как я оказалась в его спальне. Но либо компания мужчины, либо вся сумбурность ситуации держат меня в полуалкогольном, а может и полунаркотическом, опьянении до этой самой минуты.— Перестань, — внезапно произносит Рэй, от чего я невольно дергаюсь и перевожу взгляд на его лицо, которое, честно говоря, почти не вижу в темноте.— О чем ты?— Перестань думать, — он поворачивается на бок и прикрывает глаза, словно хочет уснуть. — Я даже тут слышу, как ты отрывисто дышишь. Хватит питать себя догадками, лучше ложись спать. Я возмущенно открываю рот, намереваясь возразить ему, но не могу придумать ничего стоящего, поэтому просто громко вздыхаю и прижимаю колени ближе к себе; моя спина неслабо затекла за то время, пока я сидела в такой позе в кресле, но мне не остается ничего лучше, чем просто молча отвернуться и попытаться задремать.— Ты собралась так спать? — я краем глаза замечаю, как мужчина привстает на локтях и, наклонив голову набок, смотрит на меня в упор. Я смотрю на него в ответ и внезапно спрашиваю, в который раз за вечер ощущая, как краснеют мои щеки:— Ты хочешь, чтобы я легла рядом?

Мужчина молчит. Кажется, он даже злится на то, что я каждый раз задаю подобные вопросы, но сдержанно выдыхает и принимает сидячее положение, опираясь крупными ладонями на край кровати. Он несколько секунд борется с головокружением, а после встает на ноги и поворачивается ко мне лицом, устало прикрывая глаза.— Ложись здесь, а я посплю в соседней комнате. Он хочет уйти, но я настойчиво хватаю его за руку и тяну на себя, в ответ на что Рэй лишь недоуменно вскидывает брови и слабо улыбается. Я чувствую, что ему хочется сказать какую-нибудь колкость или поставить мне в упрек мою же непредсказуемую смену отношения ко всей ситуации, однако далее не следует никакого продолжения: он остается стоять посреди комнаты, терпеливо разрешая мне держать его ладонь своими пальцами. И от всей неловкости положения, в котором мы сейчас находимся, я сама начинаю улыбаться. Ощущаю только согревающее меня изнутри тепло и почти смеюсь, отводя глаза в сторону.

— Ты такая странная, Эйса. Ты знала об этом? Мужчина внезапно тянет меня за руку, в точности, как это делала я, и, едва ли не падая на пол, усаживается на ковер рядом с кроватью, припадая к ней спиной. И мне приходится занять место рядом с ним, потому что теперь мои пальцы сжимает его горячая ладонь, а он сам откидывает голову назад и смотрит прямо в потолок, задумчиво произнося вслух:— Я всегда хотел быть как Джеймс Дин. Его слова приводят меня в замешательство, и я молчу, наблюдая за тем, как размеренно вздымается мужская грудь и как небрежно лежат светлые волосы, создавая причудливый вихор в районе лба. Я неохотно признаю, что Рэй хорош собой, если те чувства, которые вызывает он во мне только одним своим видом, можно описать настолько скудным на эмоции выражением.

— Хотел умереть в двадцать четыре года? — наконец говорю я, пытаясь поддержать мысль, хотя до сих пор не понимаю подлинный смысл сказанной им фразы.— Нет, — он смеется. — И не смей шутить про ориентацию, я не об этом. На моих губах появляется улыбка, и я ловлю себя на мысли, что мне нравится его общество в эту самую секунду. Либо потому что я медленно схожу с ума, либо потому что он действительно не дает мне чувствовать себя одинокой. И я искренне хочу верить, что он ощущает себя так же.— Я бы хотел, чтобы меня помнили после смерти, — вдруг продолжает Рэй, глядя куда-то перед собой, — хотел бы, чтобы мое фото люди видели на почтовых марках или моим именем называли придорожные кафе.

Его речь ненадолго прерывается; вытянув губы в тонкую линию, он осторожно касается подбородка перебинтованной рукой и поддается минутному замешательству. Я явно вижу, как трудно ему говорить, но не смею сказать об этом вслух, а затем он продолжает:— Но я не сделал ничего для этого. Даже не попытался, честно говоря, и сейчас лишь с сожалением понимаю, что мне сорок лет, а я все еще никто.— На самом деле, чтобы твоим именем назвали придорожное кафе, тебе бы правда пришлось разбиться на машине на том самом участке шоссе, где бы ты хотел его построить, — я пожимаю плечами, еще шире улыбаясь своим же словам.— В тебе нет ни капли сострадания, боже! Рэймонд крепче сжимает мои пальцы и театрально подносит к губам, чтобы изобразить возмущение, но я чувствую лишь мурашки от его теплого дыхания, которое невесомо касается кожи на тыльной стороне моей ладони. Я вновь словно погружаюсь под метровую толщу воды, потому что едва слышу, что он говорит дальше; мне кажется, мое тело впервые так яро реагирует на прикосновения мужчины, и я не могу найти этому никакого объяснения или оправдания — мне просто хорошо. Но в то же время у меня до сих пор не получается свыкнуться с мыслью, что с момента нашего не самого приятного знакомства прошло меньше суток, а я так быстро сменила свой гнев если не на милость, то на излишнее внимание к его персоне так точно. Я корю себя, постоянно стараюсь пресекать любые порывы в его сторону, хотя, как сама вижу, выходит у меня это очень плохо, раз я сижу рядом с ним, пока за окном ночь, а в его спальне настолько душно. И совсем неясно, этот жар исходит от раскаленного асфальта на улице, от стен дома, которые за весь день успели вобрать в себя солнечное тепло, или температура тела Рэймонда настолько испепеляюще действует на меня.

Шумно выдохнув, я прихожу в себя и замечаю, что все это время мужчина на самом деле ничего не говорил — он молчал и наблюдал за тем, как менялось выражение моего лица, когда я перескакивала с одной мысли на другую. Его губы застывают в слабой полуулыбке, а он сам устало прикрывает веки и обращается ко мне:— И все-таки ты здесь. И я понимаю, что мне нечего ему ответить уже в который раз. Мне хочется закричать, хочется ударить его, хочется резко вырвать руку из его цепких пальцев, но больше всего при этом всем мне хочется его обнять: просто обхватить его чертово тело своими руками и проспать так до самого утра.— Ты ведь не расскажешь мне, что с тобой произошло? — нерешительно произношу я, ощущая, как слабеет его хватка и как медленно моя ладонь выскальзывает из его руки.— Тебе лучше не знать об этом, Эйса.— Потому что я всего лишь малолетняя подстилка? Он удивленно охает, поджимая губы, но все-таки отвечает мне:— Потому что мы друг другу никто, — Рэй медленно поднимается на ноги, разводя руками. — Зачем тебе знать о том, что произошло сегодня, если завтра ты уже будешь на другом конце города вновь танцевать на барной стойке перед десятком таких, как я. И он, наверняка, знает, что задевает меня этими словами; понимает, что сейчас бьет прямо под дых и размазывает остатки моего самолюбия о мое же лицо. Он выплевывает эти слова одно за другим в такой едкой форме, что я буквально чувствую горечь на корне языка и борюсь с желанием заплакать. Все умиротворение и спокойствие в миг сходят на нет — я не хочу больше находиться здесь, не питаю уже никакого влечения и в который раз поражаюсь своей же способности бросаться из крайности в крайность. Мне неохотно приходится признать также то, что я бы была совсем не против сейчас дать ему пощечину: хлестко вмазать по щеке, чтобы привести его в чувства и отрезвить точно так, как это делают его слова со мной.— Я действительно хотела помочь тебе, — я встаю напротив мужчины и наклоняю голову, наблюдая за выражением его лица, — но ты не собираешься принимать помощь. Ты ждешь ее, это видно, и я слышала, как ты говорил, что не справляешься сам. Как говорил, что боишься умирать, хотя я до сих пор до конца не понимаю, о чем ты, ведь тебе сложно объяснить мне. Тебе сложно признать, что вся эта ситуация с геройством просто твоя никчемная выдумка, Рэймонд: ты помогаешь не мне, а себе! Я прерываюсь от переизбытка чувств и не успеваю даже опомниться, как мои ноги уже несут меня прочь из этого дома. Мне удается на удивление быстро преодолеть весь путь до двери в темноте, а после еще и обернуться, всем своим телом ощущая, что мужчина остановился посреди гостиной и смотрит мне в спину.— Ты не герой, Рэй, — шепчу я, — и до Джеймса Дина тебе уж точно далеко. Он делает шаг ко мне, тихо произнося: ?Послушай?, но я резко прерываю его, напоследок добавляя:— Если действительно хочешь кому-то помочь, то разберись сперва в себе.*** Сентябрьская погода приносит желаемую прохладу. Я ощущаю эту приятную влажность по утрам на балконе, ощущаю, как свежо дышится ночью, когда выхожу покурить. Я даже успеваю замечать, как громко поют птицы, прячась среди опавших листьев, и как бегают бездомные кошки по двору в поисках еды. Мне кажется все это настолько удивительным, потому что я впервые осознаю, что смотрю на мир вокруг себя и вижу. Наконец-то вижу, что мое одиночество не убивает меня. После той ночи я долго думала о том, что повела себя слишком грубо с ним, долго считала себя виноватой, чтобы в конечном итоге понять, что мои слова были лишь ответной реакцией на его невразумительное поведение. И вскоре скитание между двумя крайностями прекратилось так же резко, как и началось — я практически забыла, сделала все, чтобы воспоминания о том вечере больше никак не трогали меня и не вызывали такую бурю эмоций. Я наконец пришла в себя после моего жалкого плавания среди выдуманных чувств.— Леон, я вызвала такси и скоро буду, — ключи валятся из рук, пока я стараюсь быстро обуть босоножки, прижимая мобильный телефон плечом к уху. — Я знаю, что сегодня не танцую, а заменяю Коннора на баре. Может, дашь мне собраться? Я ощущаю, что моей злости нет предела: парень на том конце провода настойчиво твердит, что мне стоило бы уже находиться на работе, а я сама который день не могу смириться с тем, что после произошедшего месяц назад должна корпеть на две ставки в этом богом забытом пабе.

Внизу, прямо у подъезда, уже стоит черный седан, поэтому мне остается лишь занять свое место сзади и спокойно выдохнуть: я почти не опаздываю. Внутри приятно пахнет мятной жвачкой и терпкими вишеневыми сигаретами, которые я редко могу себе позволить из-за их стоимости — почти пять баксов за пачку! — но я отвлекаюсь от разглядывания салона и утыкаюсь в телефон, надеясь, что на экране не высветится еще десяток пропущенных звонков от Леона; уже наперед думаю, что вечером стоит зайти в магазин и купить несколько готовых обедов на неделю, но тут автомобиль останавливается у обочины, не проехав и квартала, а водитель поворачивает зеркало заднего вида так, чтобы я видела его глаза. Его глаза.— Рэймонд, ты…

— Стоит быть более внимательной, Эйса. Мужчина отстегивает ремень безопасности и поворачивается ко мне лицом; я недолго разглядываю его очки, аккуратно сидящие почти на кончике носа, смотрю на вновь отросшую бороду, а после тянусь к двери, чтобы как можно скорее покинуть машину, но слышу только негромкий щелчок блокировки замков. Черт возьми, почему это опять происходит со мной?— Я опаздываю на работу, выпусти меня!— Ты больше там не работаешь, — уверенно заявляет он, пожимая плечами.

И я не могу понять, чем именно я возмущена больше: тем, что я вновь рядом с ним, или тем, что он считает, будто бы может решать что-то вместо меня. Мои глаза начинают нервно изучать его лицо, но Рэй держится достаточно бесстрастно, чтобы я заметила хотя бы одну эмоцию и поняла, блефует ли он. В голову внезапно приходит мысль позвонить Леону, и я трясущимися руками пытаюсь правильно нажимать клавиши, но после мой телефон просто ускользает из моих же пальцев и оказывается в кармане у Рэймонда. Да это издевательство какое-то!— Что тебе нужно?— Поговорить с тобой, — мужчина садится ровно и смотрит на дорогу, вновь заводя машину. — И это не вопрос. А это и не звучит как вопрос, придурок!

Я злюсь, я просто на грани истерики, потому что вновь не понимаю, что происходит. Мне хочется кричать, бить кулаками ему в грудь, но я только ударяю ладонью по спинке пассажирского сиденья перед собой и тихо всхлипываю. Понимаю, что сейчас не время и не место, и рядом уж точно не тот человек, который должен видеть мои слезы, но я не могу держать себя в руках. Я прикрываю лицо, вытираю пальцами слезы и вижу на них черные разводы от туши — только этого не хватало! Продолжаю судорожно приводить себя в порядок, но понимаю, что делаю только хуже, потому что теперь моя косметика растерта по всему лицу, а я сама сижу с красными глазами и опухшим носом.— Возьми, — Рэй протягивает мне синий платок, но я игнорирую его и отворачиваюсь к окну.— Подавись им.— Как грубо, Эйса, — я не смотрю на него, но слышу в голосе улыбку. — Почему тебя назвали Эйса? Разве это не мужское имя?— А Рэймондом тебя назвали, потому что собака в вашей семье появилась первее и именно ей досталась кличка получше? Я почти давлюсь от яда, которым пропитаны слова, слетающие с моих губ, но не могу остановиться. Мне хочется унизить его, вывести из себя, чтобы он вышвырнул меня из своей машины и больше никогда не попадался на глаза. Мне хочется стереть эту слабую улыбку с его лица, увидеть, как ему может быть плохо, поэтому я выжидаю, чтобы добавить еще, но мужчина только шире улыбается и тихо хмыкает, обращаясь ко мне:— Кстати, скорее всего так и случилось. Мою собаку звали Чарли. И мне нечего сказать, потому что я понимаю: он не воспринимает мои слова всерьез. Он, скорее всего, не воспринимает всерьез и меня, раз без моего согласия увозит куда-то, забирает телефон и делает настолько громкое заявление, вроде того, что я больше не работаю в пабе.

Я не могу разобраться, что чувствую сейчас кроме злости и обиды. Это либо смирение, либо усталость, потому что я сдаюсь. В который раз сдаюсь перед ним и делаю так, как говорит он. Вновь потакаю его прихотям, даже не имея сил воспротивиться. Как же я слаба!— Прошу, останови машину и отпусти меня, — мой голос дрожит, — пожалуйста, Рэймонд, я умоляю тебя.— Я бы мог тебя отпустить, если бы это было похищением, но мы просто едем ко мне, чтобы поговорить. Я не собираюсь причинять тебе боль, Эйса. Конечно, просто ты уже причинил ее сполна!

Мое тело не слушается. Я запрокидываю голову назад и замечаю белесую пелену перед глазами, а после наблюдаю за тем, как резво пляшут черные круги и тяжелеют веки. Мне становится дурно от того, как сильно я нервничаю и как громко звенит в ушах от внезапно накатившей на меня паники. Я понимаю, что теряю контроль над собой и начинаю задыхаться, но молчу, потому что не нахожу в себе силы обратиться к Рэю за помощью. И даже в таком состоянии мне кажется, что я не могу позволить ему помочь мне, не могу разрешить прикоснуться, хотя он сам понимает, что никак противостоять этому я не смогу. Ведь уже через несколько секунд я окончательно теряю сознание, буквально чувствуя, как мое обмякшее тело валится в бездонную яму.— Я думал, ты будешь менее впечатлительной, — сквозь заложенные уши слышится мне, и я чувствую холодную ткань на своем лице. — Эйса, очнись, все хорошо. Я едва различаю перед собой мужской силуэт и, кажется, даже замахиваюсь, чтобы ударить его, но мое запястье обвивают горячие пальцы, а далее слышится слабый смешок:— Я смотрю, ты быстро приходишь в себя. Мне хочется узнать, сколько я была без сознания, но вместо этого тихо шепчу:— Где я?— В моей спальне, — кровать вдруг проседает сбоку от меня, и я чувствую запах резкого парфюма, который исходит от мужчины. — Ты отключилась всего на минут пятнадцать. Я принес тебя сюда, а после ты очнулась и решила сразу пустить в ход кулаки. Его мягкий голос звучит как хорошо настроенный рояль, и я просто молюсь, чтобы мне вновь не ударило в голову поменять мнение о нем. Я боюсь открыть глаза, потому что чувствую, как он близко. Чувствую, как мне в ногу врезается ремень его брюк и как вжимается в кровать большая ладонь рядом с моими ребрами.

— Посмотри на меня, — властно шепчет он, и в этот момент я осознаю, что сегодня мое тело вновь слушается не меня: сегодня здесь полностью хозяйничает Рэймонд. Я медленно открываю веки и сперва натыкаюсь взглядом на потолок, по которому изредка проползают тени от автомобильных фар. Пытаюсь постепенно спускаться все ниже и, когда встречаюсь глаза в глаза с Рэем, нервно выдыхаю, словно все это время я не дышала вовсе. На его лице блистает озорная улыбка, поэтому сначала я действительно думаю о том, что он пьян, но после того, как эта улыбка сменяется гримасой излишней озабоченности, мне уже становится на самом деле не по себе.— Я хочу, чтобы ты была рядом, — внезапно говорит он, а я ошарашено открываю глаза еще шире. — Мне это правда нужно.— Мы ведь чужие люди, Рэймонд, ты сам мне об этом сказал! Мужчина отводит взгляд в сторону и умолкает. Не знает, что сказать мне, и я вижу это по его дрожащим губам — он волнуется. Он обхватывает руками голову и настолько сильно прижимает пальцы к затылку, что они белеют, а на тыльной стороне ладони выступают вены, которые спускаются извилистой нитью вниз до запястья.

А потом он внезапно садится ровно, смотрит на меня покрасневшими глазами и цедит сквозь зубы:— Но мы с тобой почти одинаковые, поэтому ты здесь! Поэтому еще тогда я выбрал тебя! Я медленно присаживаюсь на кровати, находя спиной опору в виде резного изголовья, и закрываю глаза, в очередной раз борясь с потоком слез. Рэй говорит загадками, Рэй просит меня быть рядом, Рэй сходит с ума так же стремительно, как и я.

?Мы с тобой почти одинаковые?,— эхом отдается в моей голове. ?Я выбрал тебя?,— мой мозг повторяет эту фразу еще десяток раз, пока я буквально трясусь от напряжения. Мне не хватает мужества оттолкнуть его, но также и не хватает, чтобы признать, что мне нравится слышать эти слова. Я вижу, как мужчина переступает через себя, хотя до сих пор даже понятия не имею, что с ним происходит: мы действительно чужие люди, совершенно непосвященные в прошлое и настоящее друг друга. Тогда почему я все еще здесь? Я не знаю. Почему он все еще хочет видеть меня? Я не знаю ровно в той же степени, что и он.— Может, ты все-таки объяснишь мне хоть что-нибудь? — я удрученно качаю головой. — Хотя бы расскажи, почему твой выбор пал на меня?— Я долго наблюдал за тобой и потом просто понял, что мне не нравится видеть тебя полуголой на барной стойке, — сухо выдавливает Рэй. — Просто понял, что хочу позаботиться о ком-нибудь, даже не получая никакой отдачи от этого. Мне лишь нужно было иметь кого-то рядом, поэтому все свелось к одному – к тебе. Мне опять становится не по себе, потому что даже после этих слов я слабо понимаю, чего он ждет от меня. Слабо верю, если уж говорить начистоту, и не знаю, должна ли доверять ему вовсе. Вся ситуация вдруг предстает передо мной настолько никчемной и бессмысленной, что я не могу сдержать нервной ухмылки. Он возится со мной, я — с ним, но никто из нас не может до конца вникнуть, для чего мы это делаем.— Я бы хотел принять душ и выпить чего-нибудь. Мужчина поднимается с кровати и медленно двигается в сторону двери, словно ожидая какой-либо моей реакции, но я молчу. Пытаюсь совладать с чувством жалости, которое вызывает он во мне, и вразумить себя не наделать глупостей. Наивно!— А я бы была не против немного поспать, — вырывается у меня, и я нерешительно отвожу взгляд в сторону. — Могу я попросить у тебя какую-нибудь одежду? Рэй внезапно замирает прямо в дверном проеме и слабо улыбается; его рука утопает в глубоком кармане брюк, и он негромко отвечает на мой вопрос, закусывая щеку:

— Ты можешь брать здесь, что угодно. Теперь это и твой дом.