Часть 2 (1/1)

Багровый румянец выдает меня с потрохами, отчего во рту резко пересыхает, а на лбу выступает несколько капель пота. Что со мной не так, черт возьми? Немой вопрос к самой себе застывает на моем лице, в ответ на что мужчина непозволительно долго смотрит мне в глаза. По его выражению невозможно понять, о чем на самом деле он думает, а я, в свою очередь, трезво осознаю, что и не хочу об этом знать наверняка. Его губы сжимаются в тонкую полоску, а легкие довольно шумно наполняются воздухом, пока он делает вдох. Настолько тяжелый и болезненный, что я начинаю винить себя в этом, хотя опять же не могу определить, с чем это связано. Рэй осторожно дотрагивается до моей ладони, которая замирает в воздухе на уровне его подбородка, и высвобождает из нее бритву.

— Я все-таки сам, — будто не замечая меня, сидящую напротив, он переводит свой взгляд на зеркало и увереннее скользит лезвием по щеке. Я борюсь с желанием исчезнуть отсюда вовсе, но все, что могу сделать, это вернуться в гостиную и вновь занять место напротив телевизора. Какая-то часть моего сознания требует найти причину остаться с ним в ванной комнате, но я трясу головой, в надежде, что это поможет отогнать ненужные мысли. Наивно. Я взглядом упираюсь в свои грязные ботинки, и мне становится тошно. Как можно так глупо повестись на внешность и манерность взрослого мужчины, чтобы буквально за несколько часов испытать весь спектр эмоций, начиная от презрения и ненависти, а заканчивая слишком явным возбуждением! Я ясно понимаю, что чувствую дикое отвращение к самой себе, к собственному максимализму и к мыслям, которые все еще не могут оставить в покое мой изнуренный мозг.

Становится тяжело сохранять самообладание, поэтому я обессилено падаю лицом в ладони и начинаю плакать. Ощущаю влагу, которая стекает вниз по запястью, и хочу из последних сил собраться, чтобы он не увидел моих слез. Чтобы он не узнал, как мне хочется, чтобы кто-нибудь был рядом.*** Когда мы садимся ужинать, стрелки на часах показывают почти полночь, а настроение остается все таким же упадническим, если не брать в счет довольно вкусный стейк и несколько бокалов красного вина. Я продолжаю молчать, как делала это уже на протяжении полутора часа, а Рэй и не думает выводить меня на светскую беседу за трапезой. Но все-таки мое любопытство вновь берет верх над чувством собственного достоинства, и я будто бы невзначай обращаюсь к мужчине:— Твоя жена не против того, что ты водишь девушек домой? Он перестает жевать и переводит взгляд на меня, пытаясь выразить свое недовольство, но затем вытирает губы салфеткой и отвечает:— Мы почти в разводе.— Из-за того, что такие, как я, частенько захаживали к вам? — ядовито бросаю я и только потом осознаю, что взболтнула лишнего: его глаза блестят от резкого прилива злости, а ладони, в которых оказываются сжаты столовые приборы, располагаются по обе стороны от тарелки.— Нет, — ненавистно выдавливает Рэй. — Она хотела детей, а я не мог ей этого дать. На языке снова вертится колкость, которой я не даю вырваться наружу и опозорить меня окончательно, из-за чего заметно прикусываю губу и тяжело выдыхаю. Откуда столько храбрости сейчас, и где она была раньше?

— Ах, да...— шепчу я себе под нос, глядя на почти пустой бокал, но мужчина замечает мое негодование и спрашивает:— Налить еще?— Спасибо, не стоит, — я выпускаю из рук хрустальную ножку и смотрю на время — уже полночь. Наступает слишком давящее молчание: я не могу решиться задать очередной вопрос, а Рэй все еще увлеченно доедает свой стейк. Я думаю о том, что должна станцевать для него сейчас и уехать поскорее домой; думаю, что не хочу больше работать в дрянном пабе; думаю, что все-таки единственное, на что бы я согласилась после нескольких бокалов вина, это стонать под ним его же имя. И когда я уже встаю и собираюсь расстегнуть на себе рубашку, он вдруг говорит:— Присядь обратно.— Я просто хотела станцевать...— Мне это не нужно, — прерывает он меня. — Я уже сказал, что заплатил деньги не за тебя, а за то, чтобы ты ушла из той грязной забегаловки. Я хочу помочь тебе наладить собственную жизнь, а не смотреть, как ты продолжаешь унижаться там, на барной стойке.— Зачем все это? Зачем ты делаешь это для меня?— Я слишком долго рушил свою жизнь, чтобы сейчас, когда у меня есть шанс спасти чью-нибудь, не воспользоваться этой возможностью, — он громко вздыхает и переводит на меня свой взгляд. Изучающий, настороженный и излишне властный для человека, которого я знаю меньше суток. Но в то же время чертовски правильный в моем отношении: я хочу, чтобы мной управляли, хочу, чтобы обо мне заботились. Я просто не умею жить иначе, а он прекрасно видит меня и дает то, в чем я не могу сама себе признаться: дает спасательный круг, потому что я тону; потому что я и есть утопающий, который не может спасти себя сам.— Это все какой-то абсурд! — я вскидываю руки и поднимаюсь со своего места. — Я не верю в бескорыстную помощь, поэтому вопрос напрашивается сам собой: что ты хочешь взамен? По мужскому лицу проносится волна непонимания и едва заметного возмущения, но вскоре он лишь откидывается на спинку своего стула и складывает руки в замок. Кажется, он задумывается, пока осматривает меня с ног до головы, но я отчетливо вижу по его поведению, что он и без дополнительных размышлений знает, чего хочет.

— Я попрошу тебя всего о нескольких вещах, если ты согласишься принять помощь, — в его взгляде появляется удивительная отрешенность. — Ты должна забыть про работу в пабе, закончить учебу и... — он запинается, как будто ему сложно это говорить, но после я понимаю, что заставило его голос дрогнуть, потому что он тихо продолжает:— Мне бы хотелось, чтобы ты пожила здесь. Твоя съемная квартира не внушает мне доверия. И моя челюсть медленно, но уверенно, ползет вниз от сказанных им слов. Где-то внутри начинает тянуть то ли от ужаса, то ли от нарастающей паники, и я не могу ничего ответить ему, не могу возразить, не могу даже пошевелиться, потому что ощущаю себя в ловушке. Мой личный капкан,в который я ступила в тот момент, когда закрыла за собой дверь его машины, сейчас победно захлопнулся.

Но на лице охотника не видно и тени ликования: Рэй выпивает остатки вина из своего бокала, встает и отходит к раковине, чтобы вымыть посуду. Все слишком сухо, слишком обыденно, как будто все происходящее уже вошло для него в привычку. А я продолжаю стоять, полностью обескураженная и потрясенная тем, что не могу взять себя в руки и покинуть дом мужчины.— А если я не соглашусь? — неуверенно бормочу я, точно зная, что он все равно услышит. — Ты сам мне говорил, что у меня есть выбор. Рэй резко выключает кран и, взяв в руки полотенце, пристраивается спиной к арке между кухней и столовой. На его лице нет ни тени злобы, ни подобия возмущения, он лишь задумчиво смотрит перед собой, изредка моргая.— Я тебя не держу, — он пожимает плечами. — Можешь уехать прямо сейчас, такси я оплачу.— Тогда для чего все это? — мой голос вдруг срывается на крик. — Ты заплатил за меня деньги, убедил в неизбежности того, что я должна уехать с тобой, и все, что ты получил в итоге – это ужин. Он вдруг улыбается, сбивая меня с мысли и заставляя до ужаса разозлиться. Я начинаю открывать рот в тщетных попытках снова завести разговор на эту тему, но в миг все становится таким сумбурным, что я вовсе забываю, о чем говорить. Мои щеки не то от ярости, не то от смущения вновь заливаются краской, как тогда в ванной комнате, и я сжимаю в кулаке край своей рубашки, наблюдая за медленно приближающимся ко мне мужчиной. Рэй останавливаетсяв шаге от меня, засовывает руки в карманы и по-детски нелепо наклоняет голову в сторону, пристально изучая мое лицо. Опять.— Хочешь сказать, что могла бы дать мне что-то еще? Я резко смыкаю губы и, кажется, даже перестаю дышать от наглости и интимности его внезапного вопроса. Что он творит со мной? Во рту становится сухо, а в голове, на удивление, настолько ясно, что я отступаю назад и гордо поднимаю подбородок вверх, произнося:— Вызови мне такси. Мужчина уходит за телефоном так же внезапно, как отступает моя неконтролируемая ярость; он называет в трубку свой адрес и добавляет что-то еще, медленно двигаясь вновь в мою сторону. Его поведение и походка полностью свидетельствуют о том, что он расслаблен: то ли от вина, то ли от того, что до приезда автомобиля я все еще полностью в его власти. Мобильный скрывается из виду, утопая в кармане его брюк, и Рэй уверенно становится напротив меня. Мы оба молчим. Не знаю, сколько времени проходит до того момента, пока я решаюсь вновь отступить назад, но мужчине явно этого хватает, чтобы полностью рассмотреть мое лицо вблизи. Он медленно протягивает руку, желая убрать прядь, выбившуюся из общей копны моих волос, а я делаю очередной шаг назад. И зря. Я натыкаюсь на высокую спинку дивана, едва удерживая равновесие, чтобы не сделать весьма ?привлекательный? кувырок назад, и чувствую теплую ладонь на своих ребрах. Он опять касается меня. И опять зря.— Не нужно.— Такси уже наверняка приехало, — вдруг бросает он и отходит в сторону, освобождая путь к двери.

Я не говорю ни слова, хватаю с кресла куртку и покидаю дом, боясь даже обернуться. Внутри все бурлит от негодования и внезапного чувства незащищенности, когда я оказываюсь уже за порогом его жилища. Машина действительно ожидает прямо у подъездной дорожки, но я почему-то стою. Стою как вкопанная из-за внезапной неспособности идти, а может просто настолько хочу отсюда сбежать, что от волнения забываю, как двигаться. Но, когда водитель настойчиво нажимает на сигнал, я стараюсь как можно быстрее занять свое место в салоне, пока Рэй не вышел на громкий звук клаксона.

В машине пахнет древесным лаком и лимонным освежителем, который болтается на зеркале заднего вида почти перед лицом молодого парня за рулем. Я мимолетно оглядываю его, задерживая взгляд на худощавом лице, называю свой адрес и терпеливо жду, пока он скажет хоть слово, но тот только кивает в ответ и трогается. Его ладони слегка нервно ложатся на руль, а он сам неестественно горбит спину, слегка настороженно глядя на дорогу. Сегодня у меня день фриков или что? Мы едем в тишине. Он несколько раз подряд бросает на меня почти презрительные взгляды и все так же угрюмо смотрит вперед, пока я снова пытаюсь словить глазами едва видные в темноте силуэты людей, идущих по тротуару вдоль длинных городских улиц. Погода держится знойная с самого утра: от асфальта чувствуется сильный жар, а от духоты в салоне не спасает даже кондиционер. Я старательно убеждаю себя перестать думать о Рэе, но мысли вновь и вновь возвращаются к нему. То резкое и мимолетное возбуждение, которое было вызвано излишне близким его нахождением рядом со мной, сошло на нет еще тогда в гостиной, и сейчас я чувствую только облегчение. Хотя где-то внутри назойливо свербит от одной лишь мысли, что теперь весь персонал паба знает историю о том, как меня купили. Прикрыв глаза, я шумно выдыхаю, засовываю руку в карман куртки и, к своему удивлению, не обнаруживаю там ничего. Обследую другой — натыкаюсь на пачку сигарет и кошелек и уже слабо понимаю, что происходит. Только через долю секунды, когда по всему моему телу волной проходит холодок, я осознаю всю тупость ситуации: мои ключи остались на кресле в гостиной Рэймонда.— Черт! — я кладу ладонь на лоб и прикусываю губу, чтобы не закричать от безысходности. Водитель удивленно вскидывает брови и смотрит на меня, ожидая, видимо, продолжения, но я молчу, потому что не могу заставить себя произнести и слова; не могу сказать вслух о том, что мне нужно вернуться обратно.— С Вами все в порядке? — почти шепчет парень, а я испуганно смотрю на него в ответ. Его голос слишком тихий, и с первого раза мне сложно понять, чего он действительно от меня хочет. Появляется непреодолимое желание свернуться калачиком и закричать, а может очень громко заплакать прямо в плечо странного незнакомца, но я нерешительно выдавливаю из себя:— Отвезите меня по тому адресу, откуда забрали, — мне самой становится тошно от той горечи, которая слышится в моем голосе, но я еще более жалобно добавляю:— Пожалуйста. И он не задает больше вопросов, разворачивается через сплошную полосу на почти пустой улице и начинает двигаться в обратном направлении, все больше отдаляя меня от собственной квартиры и вновь приближая к ненавистному теперь дому около искусственного водоема. Я смутно успеваю следить за дорогой, чтобы понимать, где мы едем, потому что борюсь с непреодолимым чувством страха и злостью на саму себя. Сжав руку в кулак, я в очередной раз громко вздыхаю и неистово начинаю бить себя по колену, сдерживая тихие всхлипы. Забыть чертовы ключи!— Девушка, что с Вами?— водитель неуверенно протягивает ко мне ладонь, но я отрицательно трясу головой и утираю слезы с лица. — Мы почти приехали, не волнуйтесь. А это как раз-таки меня сейчас волнует больше всего, ведь я снова здесь, умник! Мне не хватает слов, чтобы описать свою ненависть к происходящему, но я из последних сил беру себя в руки, невозмутимо смотрю за тем, как мы проезжаем мимо невысокого холма со скамьей и останавливаемся. Пальцы не слушаются, и с первой попытки у меня не выходит достать кошелек, на что парень только качает головой:— Ваша поездка оплачена картой, не нужно денег, — он пытается улыбнуться, но я уже захлопываю за собой дверь машины и спешу к входу в дом. Лишь когда останавливаюсь у порога, понимаю, что стоило бы попросить водителя подождать меня, но красные фонари уже едва видны между деревьями, а мое тело не настолько слушается сейчас, чтобы я смогла догнать стремительно отдаляющийся автомобиль. Я стою минуту, а может и все десять, не решаясь постучать, однако потом обнаруживаю, что дверь не заперта. Внутри оказывается слишком темно; часы на панели духового шкафа освещают только маленький кусок кухни, но я быстро привыкаю к темноте и более решительно двигаюсь к креслу. Бинго! Связка ключей с красным брелоком покоится ровно у подлокотника, на котором висела моя куртка. Я хватаю ее и начинаю двигаться к выходу, но, услышав внезапный грохот, замираю на месте. Либо он услышал, что кто-то внизу, и сейчас спустится пристрелить меня, либо на втором этаже что-то случилось. Я зажимаю свой рот ладонью и ненадолго закрываю глаза, прислушиваясь, не идет ли кто-нибудь, но в доме вновь наступает мертвая тишина. Жаль, ненадолго: я делаю шаг, и громкий стук вновь сотрясает воздух, а потом еще и еще раз. Я уже боюсь двигаться. Боюсь дышать, а мысль о том, чтобы произнести хотя бы звук, приводит меня в полнейший ужас. Монотонный стук резко прекращается, а потом столь же резко вновь отражается гулким звоном от стен. И черт бы побрал мое любопытство, но вместо того, чтобы поскорее сбежать отсюда, я нерешительно делаю шаг в сторону лестницы, дабы посмотреть, что все-таки происходит. Чувство самосохранения в миг отключается и на смену приходит неприемлемое сейчас беспокойство. Раз, два, три. И мне уже совсем неясно: я считаю количество ударов или количество ступенек, которые едва слышно скрипят под тяжестью моего веса. Я останавливаюсь прямо на пороге в комнату перед открытой настежь дверью, но боюсь пройти дальше, да и вообще не понимаю, как я здесь оказалась. Изнутри веет прохладой и слишком горьким мужским парфюмом — это его спальня. Мои ладони резко потеют, а лицо наоборот обдает жаром от внезапной паники. Я слышу, как, отдаваясь громким пульсом в висках, бьется собственное сердце и как сбивается мое дыхание из-за тщетных попыток успокоить саму себя.— Рэй. Я, наконец, оказываюсь внутри небольшого помещения и осматриваюсь вокруг. Не нахожу мужчину ни на кровати, ни у окна, и это заставляет меня заметно напрячься, однако, когда в углу комнаты слышится тяжелый вздох, я обращаю свое внимание на темную фигуру, полулежащую на полу.— Рэй! Мне, кажется, уже наплевать на все, что было сегодня вечером: я бросаюсь в его сторону и падаю на колени перед едва дышащим мужским телом, пытаясь привести его в чувства.— Не трогай меня и проваливай отсюда, — бормочет он в попытках отогнать меня рукой, но я лишь пододвигаюсь ближе и кладу ладонь ему на лоб. Он горит.— Рэй, давай я помогу тебе подняться, и ты ляжешь на кровать.— Не прикасайся ко мне! — он почти рычит. — Не трогай! Он внезапно набирается сил и поднимается на ноги, а я так и остаюсь стоять на коленях перед ним, уже ощущая лишь непреодолимый страх. Мужчина тяжело дышит, еле удерживая равновесие, а когда я, спустя несколько минут замешательства, становлюсь перед ним в полный рост, внезапно кладет свою голову мне на плечо и разражается рыданиями. Плачет так громко, что в ушах начинает звенеть. Плачет навзрыд и только сотрясается всем телом от всхлипываний. А я молчу. Не знаю, что сказать, да и не думаю, что стоит. Пытаюсь протянуть руки и приобнять его, но он уворачивается, внезапно отстраняется от меня и так же внезапно прекращает лить слезы.— Что с тобой? — аккуратно спрашиваю я.— Почему ты вернулась?— Не отвечай вопросом на вопрос, Рэймонд. Он удивленно охает, слыша свое полное имя, а я только потом задумываюсь о том, что ему это может не понравиться. Но мужчина поджимает губы, смотрит на меня заплаканными глазами из-под бровей и жалобно вываливает:— Я, кажется, сам нуждаюсь в спасательном круге, Эйса. Потому что мне страшно умирать.