Часть 1 (1/1)

В пабе слишком жарко. Вероятнее всего, именно по этой причине я не успеваю стирать со своего подбородка капли пота, и те нарочито медленно стекают по шее, проходят дорожку до кости на ключице и утопают где-то в вырезе футболки, оставляя лишь мокрый след на белье. В пабе запредельно душно. И я знаю, что виновницей этого является толпа мужчин; слышу их тяжелые вздохи, шелест купюр, звон рюмок, и все это, сливаясь воедино, создает излишне грязную атмосферу средневекового борделя, которая, как ни странно, не доставляет мне никакого удовольствия.— Неказистая фигура для подобных танцев, — слышится в толпе, но несколько человек в первых рядах оказываются совершенно другого мнения: я получаю энное количество скрученных долларовых купюр за пояс коротких джинсовых шорт и улыбаюсь мужчинам в ответ. Дрянной этикет этой прогнившей забегаловки во всей красе.— Слезай! — бармен аккуратно трогает меня за лодыжку и указывает на следующую девчонку, которая ждет своего выхода. — Я оставлю твой мартини около второй кассы. И он подмигивает мне как в лучших фильмах про любовь, а я ухожу в комнату отдыха, думая лишь о том, как бы не столкнуться ни с кем из посетителей паба. Но вместо посетителей прямо у зеркала в углу гримерной я нахожу администратора, стоящего с несколько недовольным лицом.— Тебя купили. Я ошарашено смотрю на Леона в течение нескольких минут, не до конца осознавая смысл сказанных им слов, и шумно выдыхаю. На языке появляется неприятный привкус желчи, а где-то между ребер я чувствую нарастающую панику.— С каких пор такие вещи происходят без моего согласия?— А при чем тут твое согласие? — он растягивает губы в полуулыбке. — На тебя указали пальчиком и положили толстую пачку зеленых прямо на стол.

Я нащупываю рядом с собой тумбочку, но не для того, чтобы присесть, а чтобы взять сигарету из пачки, оставленной здесь мной утром. Трижды щелкаю зажигалкой, однако в ответ получаю лишь редкие искры и очередной недовольный вздох администратора:— Не здесь, Эйса. От того, как резко он чеканит мое имя, становится не по себе, и я вновь смотрю на его сосредоточенное лицо: ни тени сомнения или сожаления, лишь глупая полуулыбка и едва заметное возмущение.— И что мне делать? — я развожу руками, все еще держа между пальцев сигарету. — В мои планы не входило развлекать на ночь глядя какого-нибудь урода с толстым кошельком.— Я бы не назвал себя уродом. Мы с Леоном одновременно переводим взгляд на дверной проем, в котором стоит молодой мужчина в синем пальто. Его лицо выглядит полностью непроницаемым, а руки вальяжно сжимают мобильный телефон.

— Да и кошелек мой, — он делает паузу и наигранно хмыкает, — не так уж толст. А я продолжаю осматривать гостя с ног до головы, примечая тот факт, что ему очень идет аккуратная борода и что на безымянном пальце левой руки плотно сидит золотое обручальное кольцо — он женат!— У нас не действует доставка на дом, мужчина, — негромко говорю я, приковывая к себе взгляд сперва администратора, а затем и новоиспеченного клиента. — Вам стоит лучше ознакомиться с правилами нашего заведения.— Выйди, — он кивает Леону и тот, слегка помедлив, покидает комнату. Я снова поднимаю взгляд на мужчину и жду, когда он добавит что-нибудь еще, но слышу лишь короткое:— Можешь звать меня Рэй. И я ощущаю всем своим телом, как меняется тон его голоса и как полностью улетучивается мой враждебный настрой. Его глаза начинают изучать меня, вторя моим же действиям, а я стараюсь собраться с мыслями, чтобы не сказать ничего нелепого ему в ответ. При других обстоятельствах я бы, скорее всего, неимоверно желала провести ночь с кем-то вроде него, но сейчас меня воротит от одной лишь мысли, что из студентки, танцующей в пабе, я за несколько минут стала девочкой по вызову.— Не знаю, зачем такому как Вы нужна стриптизерша на вечер, но если это все же необходимо, то советую обратиться в другое место.— Слишком громкое название для студентки, танцующей на барной стойке этой богом забытой пивнушки, — мужчина медленно двигается в сторону маленького дивана и пристраивается на подлокотнике, шумно поправляя часы на запястье. — И не надо делать из этой ситуации трагедию: я просто заплатил владельцу паба, чтобы воспользоваться вашими услугами во вне. ?Вашими услугами?, — повторяю я про себя еще несколько раз и вновь осматриваю помещение, в котором мы остались наедине, чтобы найти хоть одну вещь, способную помочь мне избежать дальнейшего разговора с ним или вовсе уйти. Но вместо действий я лишь произношу свои мысли вслух, по-детски наивно сводя брови на переносице:— Я не буду спать за деньги!— О сексе речи даже не идет. Мне сорок лет, и я не нуждаюсь в малолетней подстилке, — ядовито бросает он, а я удивленно приоткрываю рот, совершенно не ожидая такого ответа. Это был хлесткий удар по остаткам моего самолюбия, половину которого я растеряла еще устроившись сюда, но я сохраняю самообладание и легко улыбаюсь, вызывая волну недоумения на бледном мужском лице. Он зол. Вероятнее всего, даже в ярости, потому что он опускает мобильный телефон на дно кармана и встает, слегка откидывая полы пальто.— Я хочу дать тебе шанс уйти отсюда и забыть о проблемах с деньгами на ближайшие несколько лет. Я покупаю не тебя, как это видишь ты, я покупаю тебе будущее. Почему ты противишься помощи?— О какой помощи идет речь? Вы просто платите деньги за то, чтобы я станцевала перед Вами дома! Я сдерживаю себя, чтобы не съязвить о приватном танце для него и его жены, и, сама того не замечая, слишком внимательно смотрю мужчине в глаза. Но он не стесняется, а наоборот увереннее делает шаг навстречу и тихо обращается ко мне по имени, вновь используя свой мягкий баритон:— Эйса, мы уедем отсюда, и я все тебе объясню. Даю слово, что не трону тебя. Я недоверчиво в который раз осматриваю гостя, пытаясь найти подвох, но тот с исключительной искренностью смотрит на меня из-под густых бровей и робко протягивает ладонь. На лице не остается и следа от былой злости, а губы трогает легкая улыбка, которая как бы невзначай придает его чертам мягкость и такую притягательную красоту, что я ловлю себя на мысли, что уже несколько минут откровенно пялюсь на него без малейшей капли стеснения.— Почему я должна тебе верить, Рэй? Его имя звучит иначе, когда я произношу его вслух: как-то по-детски мило или излишне интимно. Рэй. Сочетание букв еще в течениенескольких секунд играет у меня на языке, и я стараюсь перестать думать о том, что в таком же тоне к нему обращается его жена.— Ты и не должна, — он пожимает плечами. — Просто, прежде чем говорить о доверии к другим, перестань обманывать саму себя и делать вид, что работа здесь тебя устраивает. Кожей чувствуя его пристальный взгляд на себе, я отвожу глаза и понимаю, что на протяжении уже почти четверти часа мы с ним только и делаем, что играем в никчемные гляделки друг с другом. У меня больше нет сил противиться действительности, поэтому я просто сажусь на мягкий табурет у зеркала и закуриваю. Держу сигарету на уровне лба и вижу, как дым медленно оседает на столешницу, стелется вдоль нее, а затем полностью исчезает, оставляя лишь запах табака.— У меня совсем нет выбора? Рэй хмурит брови, явно удивляясь такому вопросу, но сдержанно отвечает:— Сейчас, вероятнее всего, нет. Но позже ты будешь вольна сама выбрать, что делать дальше. Я еще больше запутываюсь в его высказываниях и прикрываю лицо ладонью. Скорее всего, что не так с моей жизнью, я перестала понимать еще несколько лет назад, но сейчас вся сложившаяся ситуация не то чтобы пугает, а больше показывает всю абсурдность происходящего.— Что за нелепая акция по спасению утопающих? Мужчина слабо улыбается, издавая легкий смешок:— Не каждый ведь может спасти себя сам, — он поворачивается ко мне спиной, делает несколько шагов к выходу и вдумчиво добавляет:— Я буду ждать тебя в машине ровно столько, сколько еще ты просидишь здесь. Главное, не усложняй ситуацию.— А иначе? — несколько резко спрашиваю я. Он задумывается или только делает вид, что упорно размышляет, а затем молча уходит, так и оставляя меня наедине с немым вопросом и порцией жалкого негодования.

И в этот момент я ловлю себя на мысли, что совершенно упустила суть всего, о чем мы с ним говорили: я поняла, что все его странные выражения смешались в сумбурную кашу и что моя паника достигла своего апогея, выдумав несуществующие проблемы на пустом месте.— Он всего лишь недолюбленный идиот, — шепчу я себе под нос, оставляя тлеющий окурок в стеклянной пепельнице, — а это моя работа. Я из последних сил стараюсь держать себя в руках и не впадать в отчаяние от безысходности, но понимаю, что выходит это у меня конкретно не ахти; к горлу подступает сухой ком, от которого хочется то ли расплакаться, то ли вызвать рвоту в уборной — главное только не чувствовать себя настолько погано впредь. Сняв со спинки стула свою плащевую куртку, на негнущихся ногах я начинаю двигаться к выходу, закрывая за собой каждую дверь. Где-то отдаленно слышу, как кто-то произносит мое имя, но все звуки, кажется, проносятся мимо меня словно в вакууме.

— До завтра! — вежливо бросает мне бармен, пока я забираю свой мартини у второй кассы и впервые за вечер обращаю внимание на его бейдж — Коннор.

Он улыбается, натирая коньячные бокалы до блеска, и выжидающе смотрит на меня, а я только сухо выдавливаю:— Спасибо. И на его смуглом лице уже нет даже тени былой улыбки: он приостанавливается, выпуская полотенце из рук, и забирает у меня стакан, прежде чем я успеваю поставить его на барную стойку. Еще один недолюбленный! И в следующий момент, когда я оказываюсь на улице с надеждой, что Рэй уже уехал, я натыкаюсь на него, стоящего у своей машины с телефоном в руках. Он, не отводя глаз от экрана, открывает пассажирскую дверь и кивает, приглашая меня занять свое место в салоне. И я сажусь: нерешительно устраиваюсь на велюровом сидении его внедорожника, пристегиваясь и аккуратно складывая руки на коленях. А его лицо озаряется легкой улыбкой, пока он захлопывает за мной дверь.— И куда мы едем? — мое любопытство берет верх, и я нетерпеливо обращаюсь к мужчине, который даже не успевает завести автомобиль и отъехать от тротуара.

— Сперва ты не хотела даже говорить со мной, а теперь с таким энтузиазмом желаешь знать, куда мы едем? — он смеется так тихо, что по звуку это больше напоминает одышку после бега. — Все увидишь, но чуть позже.— И все же, можно узнать хоть что-то о месте, куда меня везут? Рэй качает головой, явно показывая, что ждать ответа на вопрос не стоит, и отводит взгляд в сторону. Уголки его губ едва заметно дергаются, а руки более расслабленно устраиваются внизу кожаного руля, пока мы достаточно быстро двигаемся в потоке машин по главной улице.

Вывеска над китайским рестораном сменяется горящим постером к новому фильму, красный спорткар – серебристым минивеном, заполненным детьми. Я не успеваю даже читать названия переулков, мимо которых мы проезжаем, поэтому просто упираюсь затылком в подголовник и перевожу свой взгляд на Рея, наконец позволяя себе рассмотреть его получше. Мужчина не отрываясь смотрит на дорогу, слегка хмуря брови. Свет от фонарей, стоящих вдоль тротуаров, быстро бегает по его лицу, словно боясь задержаться дольше, чем на долю секунды, поэтому его кожа то приобретает тепло-розовый оттенок, то вновь погружается в тень. Алые губы оказываются скрыты за аккуратной бородой, до которой он резко дотрагивается, когда мы останавливаемся на светофоре, а мышцы на скулах то и дело играют в тон мелодии, звучащей по радио.— Почему я?— Потому что я так захотел. И больше он не добавляет ни слова, а мы медленно подъезжаем к узкой дороге, ведущей сквозь высаженные вдоль бордюров деревья, где от яркого городского колорита остается лишь парочка иномарок, припаркованных у обочины. Я перевожу взгляд чуть дальше и замечаю небольшой дом, деревянная веранда которого выходит прямо к искусственному водоему. Рядом на холме одиноко стоит металлическая скамья, а над ней нависает раскидистая крона лиственного дерева, которое от тяжести склонилось слишком низко к земле.— Мы приехали, — почти шепчет мужчина, и я неохотно перевожу взгляд на него. Он сидит ровно, слегка улыбаясь и вновь не сводя с меня глаз. Я медлю, но вскоре покидаю салон автомобиля и более уверенно иду к дому, по пути снимая с себя куртку и высвобождая волосы из крепкого хвоста. Но мужчина не отстает: он быстро оказывается у меня за спиной и, едва осязаемо прижимаясь своей грудью к моему плечу, отпирает дверь.— Где мне предстоит… — я запинаюсь, оглядываясь вокруг, — работать? Рэй вешает связку с ключами на крючок у входа и приспускает пальто со своих плеч, тихо отзываясь:— Сперва ты поужинаешь со мной. Я замираю на месте, слыша эти слова на запредельно близком расстоянии от своего уха, и начинаю чувствовать себя слишком скованно и неуютно. Ко мне только сейчас приходит осознание того, что мы с ним одни в его доме, который находится в десятках миль от города, а я все еще не до конца понимаю, что делаю здесь вовсе. Хотела ли я домой? Не знаю. Хотела ли остаться тут? Вряд ли. Врала ли я себе? Определенно, да.

— Могу я присесть?— Конечно, — мужчина закатывает рукава рубашки вплоть до локтя и направляется в сторону ванной комнаты, смежной с гостиной и столовой. — Я сейчас приду и приготовлю нам ужин.

Внутри меня трепещет что-то теплое от мысли, что кто-то проявляет ко мне подобие заботы. Хотя, скорее всего, я лишь успокаиваю сама себя или ищу плюсы в ситуации, в которой увязла по уши. Мне больше не хочется противиться происходящему, не хочется грубить ему или клещами вытаскивать ответы на бесчисленное количество моих вопросов — легче просто сделать то, за что он заплатил деньги, и уехать домой.

— Черт! — доносится до моего слуха, и я мгновенно перевожу взгляд на дверной проем.

Кажется, это не должно меня заботить, но я нерешительно встаю и двигаюсь в сторону ванной, где уже несколько минут пропадает мужчина. Ноги не слушаются, и я несколько раз чертыхаюсь, понимая, что один стакан мартини излишне здорово повлиял на мое состояние.

— Все в порядке? — я останавливаюсь у порога и смотрю на Рея. Он смотрит на меня в ответ, держа в руках бритву, но потом отводит взгляд, и я замечаю, как поверх пены для бритья выступают редкие капли крови — он порезался. Его пальцы дрожат, плечи понуро опущены, и весь плотный корпус вместе со ссутуленной спиной нависает над раковиной.— Я могу помочь?— Не стоит, — он выбрасывает руку перед собой, не пуская меня внутрь комнаты. — Я сам справлюсь. Из трясущейся ладони выпадает бритвенный станок, на что мужчина громко выдыхает, а я, пользуясь случаем, проскальзываю в ванную и становлюсь напротив.— Я все же помогу. Я хочу наклониться за бритвой, но Рэй одергивает меня, протягивая комплект медицинских перчаток и новый одноразовый станок со словами:—Спасибо тебе. Он наклоняет голову вниз и смотрит на меня, слегка пачкая ворот рубашки остатками пены на подбородке. Его губы едва приоткрыты, а дыхание только-только приходит в норму после приступа злости от неудавшейся процедуры бритья. Я сглатываю. Достаточно шумно или даже слишком интимно, а после вытягиваю руку, чтобы дотянуться до его щек, но чувствую, как теплые ладони оказываются на моих бедрах.— Тебе неудобно?— Ты выше меня, — я поджимаю губы. — Но все в порядке, стой и не двигайся. Но в ответ мужчина только улыбается, подхватывает меня под ягодицы и усаживает на холодный мраморный выступ около раковины. Далее его ладони упираются по обе стороны от моих бедер, а лицо оказывается излишне близко.— Лучше? Но я не слышу, что он говорит, потому что оказываюсь под настойчивым влиянием его взгляда и явно ощущаю, как кровь приливает к щекам от стеснения.

— Сойдет, — мой голос почти пищит, а руки замирают в нескольких дюймах от его щеки.— Почему ты дрожишь?— Ты ведь не будешь…— я умолкаю, ощущая еще большее стеснение, — не будешь трахать меня? Рэй внимательно смотрит на меня, сдерживая улыбку, но после заливисто смеется. И я замечаю, что звучит это достаточно чудно, чтобы воображаемая корка вокруг моего сердца дала очередную трещину. Он еще несколько раз пускает смешки, прикусывает губу и обращается ко мне:— Если ты еще раз спросишь меня о таком и в настолько грубой форме, то я начну думать, что ты наоборот хочешь затащить меня в постель. И после его слов я мгновенно сгораю от стыда: возможно, он как раз-таки попал в самое яблочко.