Глава 29. И мед и песни — все пропало! (1/1)

— Поднимайся, ничтожество!

Хриплый крик, удар с носка под ребра, приглушенный стон. Юнис перевернулась на бок, поджала под себя колени и зажмурилась в ожидании следующего удара. Раз за разом она говорила себе, что больше не поднимется, раз за разом под хлестким ливнем слов и ударов она, вопреки всем доводам рассудка, вставала на свои две, чтобы раз за разом терпеть неудачу.Жалкая. Ничтожная. Слабая.Дрожью исходило все ее тело, вплоть до самой ничтожной малейшей мышцы. Задыхаясь и кряхтя от боли, девушка встала на четвереньки. Казалось, ее вот-вот стошнит, да только во рту был лишь привкус собственной крови и слюна. Сплюнув на землю, она попыталась избавиться от вкуса меди и страха, но живот тут же свело судорогой, и пришлось сцепить зубы, чтобы вновь не упасть. В следующий раз она могла бы не встать.

— Живее! Если ты оступишься в настоящем бою, противник не будет ждать, пока ты соизволишь подняться. И прикончит как есть. На коленях. Как трусиху и предательницу.Все это она уже слышала. Мотивационные речи Акасии Джонс не отличались своим разнообразием. Едва ли не единственное общее, что было у матери с отцом. Даже на совете они, обсуждая, как лучше убить ее и наказать сестру за непослушание, не могли прийти к общему мнению. Каждый винил в провалах воспитания другого. Якен твердил, что Мэй надо было закончить обучение в храме, на что Акасия возражала, что его методы напрочь устарели и у них уже есть один никто — младшая дочь. Полнейшая бездарь и ужасная ошибка. Слушая их речи, король мрачнел с каждой минутой, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы помощь не пришла, откуда не ждали: Локи напомнил, что в процессе сего скромного маленького совещания вроде как рождался альтернативный план.Известие о том, что никто из присутствующих даже и не думал меня убивать, было встречено скептически, а когда Мэй сообщила о том, что ее сестра сможет изгнать зло обратно в его далекое измерение, мать посмотрела на нее как на самое большое свое разочарование в жизни (второе после Юнис). Трандуил заявил, что он скорее закует все семейство Юнис в цепи, чем позволит ценой ее жизни и жизней всей Арды избавиться от неизвестного пришельца извне. Акасия решила, что убить чудовище, когда то завладеет ее бездарной дочерью, хоть и риск, но, возможно, шаг к спасению целого мира, что будет явно меньшим ударом по хронологии, чем бесповоротное уничтожение части Мультиверсума. Так совет и порешил, отныне и до момента, как Эрин Ласгален и Лориэн соберут силы для похода к Изенгарду, подготовкой Юнис надлежит заниматься матери, что она и проделывала изо дня в день с завидным рвением и упорством.Пошатываясь, Юнис пыталась выпрямиться и поднять голову, посмотреть в глаза своей матери. Плотно стиснутые зубы скрежетали друг об друга, немеющая боль доставала до самых корней. Холод и онемение постепенно разбивали все ее тело.— Эмоции. Из них ты черпаешь свою магию, а потому должна их контролировать, — наставляла ее Акасия. — Забудь жалость к себе, свои никчемные любови и сострадания. Ты не победишь врага вспышкой света и фейерверками из цветов. Не удивишь ожившим кроликом. Если ты оплошаешь, а так оно, судя по всему, и будет, то оживлять будет уже некого. Исчезнет все, глупая ты девчонка!Ненависть. Мать учила ее ненавидеть, питая оскорблениями и забытыми воспоминаниями детства. Но получалось что-то противоположное. Юнис, вместо того чтобы ненавидеть своих родителей за обманы, презрение и боль, которые они заставили ее испытать, прониклась к ним жалостью и состраданием. Она мучительно долго копалась в себе в поисках тех чувств, которые пыталась вызвать Акасия, но к своему удивлению не находила ничего похожего. Вспыльчивость — да, неприязнь, отвращение и даже мимолетный гнев. Но никакой испепеляющей сердце злобы. Обиды на Локи, какими бы серьезными и глубокими они ни казались ей вначале, давно изгладились. Ей даже казалось, что когда-то, возможно, не так быстро, как бы того хотелось, она сможет простить и понять даже своих родителей.В ней не было того, что так отчаянно искала мать. И это единственное, в чем она подвела своих родителей.— Еще раз! На этот раз хотя бы попытайся продержаться больше трех секунд. – Акасия сделала обманный выпад вперед, и Юнис, уворачиваясь от деревянного копья, едва заметила, как мать выпустила в нее заряд магической энергии. Вместо того чтобы воспользоваться ее уроком, девушка вновь сделала все не так. Слишком яркой была боль, которую оставляют по себе такие атаки. Она могла бы защититься. Уже умела. Но если был один, даже самый ничтожный шанс на то, что, срикошетив от щита, удар может прийтись по матери, она не могла этого допустить.Юнис исчезла в этом измерении. Прошила за несколько шагов Межмирье и еще несколько незначительных миров, чтобы запутать противника, и вышла за спиной матери. Древко копья описало полукруг и ударило ее в грудь. Девушка вновь оказалась на земле, жадно глотая воздух.— На сегодня все, — сказала Акасия, удостоив дочь презрительного взгляда, бросила оружие рядом с ней и ушла, не оборачиваясь.

Пока шаги матери не стихли вдалеке, она даже не пыталась двигаться, просто лежала на траве, ожидая, пока боль утратит свою остроту, тогда можно будет подумать о том, чтобы сесть, опершись о ствол дерева. Добраться до сумки, куда Руонна каждое утро складывала целебные мази и отвары, попытаться зализать раны.Сочувственные взгляды эльфов, ровно как и праведный гнев сестры, приносили ей лишь боль, потому она не спешила возвращаться во дворец сразу же, где бы ее тут же вверили в руки местных целителей.Шорох травы, сминаемой шагами. Юнис сделала над собой усилие и повернула голову в сторону, открыв глаза. Никто даже не приближался к их тренировочному месту: за эльфами не числилась любовь к жестоким зрелищам, а Мэй могла попросту не сдержаться, увидев, как проходят их с матерью занятия, потому Юнис и попросила ее держаться подальше. То же касалось и Трандуила с сыном. Они и так не пылали нежными чувствами к ее родителям.— Смертная, похоже, ты и впрямь бессмертная, — знакомый насмешливый голос.

Можно было даже не гадать, кто осмелится прийти сюда, чтобы позлорадствовать.— Тебе помочь подняться, или так и будешь прохлаждаться на земле?И ни тени насмешки? Юнис была удивлена, просто ошарашена этим своеобразным проявлением заботы асгардца, даже ответить смогла не сразу.— Пожалуй, что хватит, — бодро заметила она.

И только Локи взял ее за руку, чтобы помочь сесть, тут же пожалела о своей браваде. Болело, казалось, даже больше, чем может болеть в принципе. За недели тренировок с матерью она уже должна была выучить каждую мышцу и косточку в своем теле, но это был какой-то новый уровень боли. Застонав, она обессилено привалилась к дереву, и закрыла глаза. Иначе ее бы еще сильнее удивил обеспокоенный взгляд трикстера.— Клянусь я сыном матери родной, короче говоря, самим собой*, твои родители в разы хуже моих.Девушка слабо улыбнулась и закашлялась, морщась от боли.— Серьезно, смертная, это совершенно ненормально. Меня Один, конечно, недолюбливал, но ведь и было за что. А ты-то в чем так провинилась? Твоя мать просто изверг. Не она ли то зло, от которого надо избавить этот мир? Если да, то только скажи…

— Я не стану бранить ни одно живое существо в мире, кроме себя самой, за которой знаю больше всего недостатков*.— Твоя эта эльфья хрень тебя доконает, — заявил Локи. И Юнис услышала в его голосе нотки волнения.Эльфья хрень. Пожалуй, что так. Кроме явно провальных упражнений в ненависти, были другие, более приятные бонусы этой странной трансформации, о которой девушка даже не задумалась бы, если бы не слова асгардца. Ее слух значительно обострился, иначе, как бы она услышала шаги Локи издалека и вообще определила, что это шаги человека, а не местных непуганых зверей. Зрение тоже улучшилось, раньше она думала, что просто научилась различать эльфов, прожив с ними достаточно долго, но теперь все стало на свои места. Раньше они все казались ей довольно одинаковыми, особенно издалека, надо было подойти достаточно близко, чтобы распознать того, кто здоровался с ней. Теперь же она махала в ответ, точно уверенная, что приветствие предназначено ей. И вообще, казалось, что она наконец нашла гармонию со всем, кроме собственного тела, которое просто отказывалось принимать такие пытки как должное.

Но ведь это невозможно! С местным гражданством уши не вырастают. Это точно. Хоббиты так и уплыли за море хоббитами. Ей очень хотелось обсудить свои новые ощущения с Трандуилом, но он был занят куда более важными вещами, чем ее истерики.— Эй, смертная, может, тебе подать твой набор первой помощи, а то что-то совсем плохо стало, — Локи осторожно коснулся ее плеча, и Юнис зашипела от боли. — А по-другому ты не слышала.— Пожалуй, что да, — согласилась девушка. Пора было выбираться из этой глуши, пока кто-то еще не отправился на поиски. — Только не обижайся, но с чего это ты так добр ко мне? — она задала вопрос, мучивший ее с того времени, как мысли перестали полностью тонуть в ноющих кровоподтеках и синяках, острых рассечениях и головной боли.— Твоя сестра послала, — ответил он, открывая светло-зеленую полотняную сумку. Локи перебрал ее содержимое, что-то недовольно ворча себе под нос. Достал бинты, покрутил в руках баночки с растворами и даже понюхал несколько мазей. И, судя по его выражению лица, был крайне недоволен. Но увлечен. И тем не менее, когда Юнис раскрыла рот, чтобы задать ему еще один вопрос, он поднял на нее взгляд и сказал: — Ни слова больше.Удивительные и непонятные отношения Мэй и Локи двигались в одном, даже им неизвестном направлении, и Юнис было достаточно его нескольких сухих слов, чтобы не вмешиваться дальше. Из этого странного союза вполне могло что-то выйти, возможно, даже что-то хорошее, и ей не хотелось мешать случиться этому чему-то. Возможно, хорошему.— Ты же в курсе, что не обязана через все это проходить?Бровь перестала кровоточить, и Юнис, смочив бинт травяным отваром, вытирала засохшую кровь с виска. Вопрос застал ее врасплох, она промокала губы, сухие и растрескавшиеся, и решила смолчать, хотя слова явно не принадлежали ее сестре.

— С твоим даром ты могла бы столько всего увидеть и жить вечно.— Зная, что на моей совести смерть целого мира? Смерть тех, кого я люблю? И как прикажешь с этим жить?— Ты хотела сказать, что не хочешь жить, как я? — злость и обида сочились из его слов. — Хотя нет, твоя сестра ведь может последовать за тобой. А я ошибка хронологии. Мне не позволено знать, ни что сейчас происходит, ни чем все закончится!— Локи, я не это имела в виду! — оправдываться было слишком поздно: он поднялся на ноги и ушел. Так стремительно быстро, что Юнис было не по силам за ним угнаться. Да и стоило ли? Ведь она действительно считала, что он предлагает ей спасти свою шкуру. И заодно самому упасть на хвост. Она думала, что ему все безразлично, именно так, как он пытался всех убедить. И в конце концов, она тоже поверила, обманувшись. — Да подожди же ты!Тщательно обработав порез мазью, она перевязала руку бинтом. Нехорошая рана. Останется след. Тонкая белесая нить, которую и не заметишь, если не знать, где искать, но все же она есть. Таких тонких нитей на ее теле становилось все больше, будто Акасия старательно вышивала по ее коже. И нити сворачивались в слова.Жалкая. Ничтожная. Слабая.Правда, которую не скрыть никакими словами или нарядами. Сама того не понимая, она ранила людей. Как сегодня Локи. Глупая девчонка, из-за которой у всех бывают неприятности. И как бы сильно ни было чувство вины, которое день за днем вбивала в нее мать, оно не пересилило бы ужаса от того, что она накликала на Арду.

Тем больнее было видеть в их глазах сочувствие. Эльфы, отправляющиеся по приказу короля в поход, смотрели на нее с искренней тревогой, когда должны были злиться, презирать, игнорировать. Все, что угодно, только не жалеть.Холодный звон оружия, недовольное фырканье лошадей и молчаливая слаженная работа эльфов. Мешки припасов, полные колчаны стрел и безупречный блеск лат. За стенами замка каждый звук говорил о предстоящей битве, будь то звон металла в кузне или детский смех, который затихал так же внезапно, как и раздавался, растворяясь в напряженной тишине.Опустив голову, Юнис пробиралась сквозь оживленную толпу, стараясь не смотреть по сторонам без надобности, казалось, если она встретит еще один теплый сочувствующий взгляд, то просто закричит. Почему они не обвиняют ее во всем? Ей было бы значительно легче, если бы хоть кто-то один плюнул ей вслед или бросил камень. Все лучше чувства вины, которое среди приглушенного гула голосов звучало, как гром.Трандуила невозможно было не заметить. Даже если бы глаза ее были завязаны, она бы все равно почувствовала его присутствие. Внутри у него горел бледный лунный свет, неспокойный и бесконечно холодный, она узнала бы его из тысяч других, как и его тревоги о собственном народе и судьбе их угасающего мира, которые она чувствовала как свои собственные. Поддавшись искушению, Юнис взглянула на короля и тут же отвела взор. Король видел, как она пыталась скрыться за телегами, смешавшись с другими его подданными, юрко, как белка, свернула там, вильнула здесь, пока не скрылась за деревьями. Ловкая, как эльфийка, пока на нее никто не смотрит.

Она старательно избегала его общества после совета. Пряталась от сестры, его сына. И чем дальше, тем больше ее попытки превратиться в невидимку становились заметнее, ведь ото всех не спрячешься. Он позволил ей сбежать в этот последний раз, разделяя ее тревогу, как свою собственную.

— Полегче, сестричка, я тебе не враг.Увлекшись побегом, Юнис не замечала вокруг никого и ничего, кроме того, как ловко ей удалось уйти. И столкнулась с Мэй, едва не умерев со страху. Сестра взяла ее за руку, на кончиках пальцев угасал свет.—Мне точно не стоит вмешаться? — она пристально посмотрела Юнис в глаза, и немалых усилий той стоило, хныча, не упасть на колени, умоляя забрать ее отсюда подальше.— Я выдержу.— Пообещай мне, что скажешь, когда даже на вранье уже сил не останется, — усмехнулась Мэй.— А ты пообещай не быть слишком строгой с Локи. Он не такой плохой, каким хочет казаться.— Ты всегда пыталась защитить всех на свете, даже тех, кто в этом не нуждается.Завидев свою пациентку в еще более плачевном состоянии, чем вчера, вокруг засуетились целительницы. Мэй ретировалась, воспользовавшись суматохой, и добавила тихо, будто говорила себе:

— Я знаю, только бы он сам это понял.Просторная светлая комната ничем не напоминала Юнис больничные палаты, которые ввергали ее в страх и трепет. Белые из струящейся ткани шторы смягчали солнечный свет и, казалось, парили в воздухе, извиваясь на ветру. Того же цвета была и постель, свежая и чистая, вот-вот захрустит, словно снег на морозе, только на ощупь она была мягкой и приятной. Такими, по мнению Юнис, должны быть облака. И хоть ей было немного неловко от того, что она может запачкать их лекарственными мазями или проступившей сквозь перевязки кровью, желание с разбегу запрыгнуть на кровать, завернувшись в одеяло, было гораздо больше.Во многом потому, что здесь ей не снились кошмары. Строго говоря, сны ей тоже не снились. С каждым разом она все больше убеждалась, что путешествует по Дуге. Точно так же, как некогда оказалась в Межмирье с отцом. Только все было куда ярче. И безопаснее. А еще возвращалась она всегда полной сил и не чувствовала, будто опять что-то сделала не так. Дело ли было в травяных ваннах или целебных снадобьях, а может, в том, что в этих странствиях она обретала частичку себя. Ту, которую от нее прятали на протяжении многих лет, ту, что казалась навсегда утраченной. Юнис чувствовала себя цельной. Такой, какой она хотела быть все эти годы.Когда Юнис путешествовала, тело ее обволакивала мерцающая дымка, будто сотканная из звездной пыли. Через нее сама девушка выглядела бестелесным призраком, что немало напугало эльфов-целителей, наблюдавших явление впервые. Они доложили королю, а тот обратился за разъяснениями к Мэй, которая рассказала о путешествиях, мерцание же возникало как защитный механизм, чтобы никто не тревожил Юнис во сне, потому что пробуждение меж миров может стать опасным и даже смертельным опытом.Трандуилу было довольно знать лишь о путешествиях, ведь в Эрин Ласгален не было ни единого живого существа, которое желало бы Юнис зла. В его владениях она была в безопасности. И кроме того она каждый раз возвращалась счастливой. Когда не знаешь, куда идти, то зайдешь всего дальше*, ответила она как-то, когда король, проявив любопытство, спросил, где она любит бывать в своих сновидениях.Что-то было не так. Он ощутил это за доли секунды до того, как мерцание развеялось, а девушка, очнувшись от сна, растерянно поглядывала по сторонам. Ей всегда требовалось время для того, чтобы полностью осознать себя, физически и духовно, как единое целое. Юнис не улыбалась и продолжала беспомощно смотреть в пустоту, будто не верила, что вернулась. Или же не хотела. По правде сказать, король именно этого и боялся больше всего. Что неутомимая путешественница найдет себе мир куда интереснее и уйдет туда после битвы у Изенгарда. В отличие от Акасии и Якена, он разделял оптимизм Мэй, верил, что Юнис со всем справится.— Мой король, — приветствие прозвучало, скорее, вопросом, Юнис давно не виделась с Трандуилом. С того самого переполоха, когда за разъяснениями пришлось обратиться к Мэй, он вверил ее лечение целителями и больше в их палатах не появлялся. — Но как…— Я чувствую твое смятение, Эдлотиэль. Увидела ли ты что-то, достойное беспокойства, во время странствий?С тех пор как Мэй поведала ей о том, как стерла из памяти ее приемных родителей любое упоминание существования Юнис, в мыслях она частенько возвращалась в свой старый дом в Новой Англии. Не хотела верить, что почти четверть века можно вот так вот стереть одним мановением волшебной палочки. Приемные родители, несмотря на явные ошибки в воспитании, все же были лучшим, что с ней случилось, и ей не хотелось терять их, даже зная, что так будет лучше для всех. Вместо боли утраты целый ворох счастливых и насквозь фальшивых воспоминаний. Юнис боялась увидеть, как им хорошо без нее, и все же пошла. После разговора с Локи по душам она как никогда ощутила близость смерти и поняла, что хочет их увидеть в последний раз.

Жалкое и слишком личное желание, чтобы говорить о нем.— Слишком много дурных мыслей, — почти не лукавила Юнис, боясь признаться, что ее расстроило счастье родителей, которые благополучно о ней забыли. Ни единого отголоска или следа ее детства в Новой Англии. Ни одной фотографии или мягкой игрушки. Пустота.Зная, о чем она думала, король позволил ей найти для ответа другую, более удобную правду, не показав своим видом, насколько разочарован тем, что она не подпустила его ближе.— Мы отправляемся на рассвете третьего дня, — сообщил он.— Что ж, кто помрет в этом году, застрахован от смерти на будущий год*, — девушка попыталась скрыть, насколько ошарашила ее перспектива скорого отъезда.— А потому я поговорил с Кейси о смягчении режима тренировок.— Кейси? — переспросила Юнис. Акасия Не-Называйте-Меня-Кейси Джонс снесла бы голову любому, кто позволил себе такую вольность.— Несмотря на разногласия в некоторых ключевых вопросах, мы не могли отказать друг другу во взаимном уважении, — отрезал Тарндуил, дав Юнис понять, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут.