Глава 20. Богатство чувств чуждается прикрас (1/1)

Никогда еще Юнис не доводилось предаваться штудиям так усердно. Изо дня в день она яростно истязала свой мозг, пытаясь разом постичь все наставления мудрой владычицы Лориэна, и, чтобы не ударить в грязь лицом, поселилась в библиотеке, перелопачивая тонны дополнительной информации. Даже орки вряд ли штурмовали Хельмову падь так же яростно, как Блумквист эльфийские премудрости.

Вот и сейчас, когда солнце близилось к горизонту, она старательно конспектировала одну из самых невостребованных (судя по внушительному слою пыли на корешке) книг королевской коллекции. Галадриэль не была одной из тех наставниц, которые сознательно давали своим ученикам невыполнимые задания. В колледже была у нее одна такая: все любила задавать конспекты редких изданий, за право просто посмотреть на которые надо было принести библиотекарю волос с головы девственницы, призвавшей единорога. Эльфийская владычица наоборот всегда радовалась успехам Юнис, щедро хвалила ее и успокаивала, когда та сомневалась в себе, говоря, что только время и практика способны отточить мастерство. И чем больше хорошего девушка слышала от Белой Владычицы, тем больше нервничала и пыталась прыгнуть выше головы.

Конспекты тоже были целиком и полностью ее идеей: механическим монотонным трудом она пыталась вбить в себя те излишки информации, которые после продолжительных занятий норовили сбежать из головы, как кипящее молоко из кастрюли. Галадриэль же, чтобы та не подумала, что ее ученица плохо усваивает материал, Юнис объясняла свои упражнения в каллиграфии необходимостью строго классифицировать полученные знания. Эльфийская владычица хоть и сомневалась в эффективности такого подхода в сферах метафизических и трансцендентных, но озвучить свои мысли ученице не решалась, чтобы та не охладела к наукам. Судя по тому, что Гэндальф узнал от изумрудного узника, времени у них не так уж и много. Простые эльфы тоже смотрели на то, как Блумквист марала листок за листком, переписывая то, что уже написано, с явным недоверием и любопытством.

— Такие чудесные летние вечера не созданы для того, чтобы проводить их за книгами, — приветствовал ее хранитель библиотеки.В колледже ей даже напоминать об этом не пришлось бы. Наоборот, она бы удивилась, если бы сама первой не предложила свинтить из душных стен библиотеки. Блумквист не считала сессию серьезным препятствием на пути к летнему кинотеатру, вечеринке на заднем дворе сестринства или даже свиданию с одним лузеров из оркестра. Как и многие другие студенты, она не могла усидеть в библиотеке, когда жаркие летние ночи манили обещанием приключений, но, в отличие от того же множества, которое заваливало экзамен за экзаменом, даже не слышала о том, что такое пересдача. Хорошая память, натренированная в театре, позволяла ей не зубрить материал ночи и дни напролет. Обычно хватало несколько раз перечитать конспект. Только в последнее время слово ?обычно? кто-то стремительно вычеркнул из ее обихода.Совсем недавно она удивилась и наличию смотрителя в библиотеке, но очень скоро он вошел в привычку, так же как и ночная учеба.— Пожалуй, я еще чуть-чуть задержусь, — улыбнулась девушка.— Как обычно, — ничуть не удивился он.

— Как обычно, — согласилась Юнис, ее внутренний голос с кашлем произнес ?Задрот?.Эльфийская магия для девушки была чем-то сродни падению в кроличью нору сознательно-бессознательного, где к тому же надо было следовать строгому самурайскому кодексу, иначе полное харакири. Основные понятия были ей уже знакомы, благодаря ранним хаотичным набегам на библиотеку, но вот более глубинные понятия, на которых строились все местные чудеса, были не менее сложными, чем у немецких классиков философии. И начали они, судя по всему, с Канта, ибо без чистого разума постичь осанвэ не представлялось возможным.Душа и разум были любимым предметом ее наставницы. После того как Галадриэль задвинула ей спич о каменьях, Юнис живо припомнила, как лесная владычица мило болтала с Фродо и прочитала намерения всех его спутников не хуже, если бы они сами выложили все на психоаналитической кушетке. Сама девушка в первое время едва понимала, кто кому влезает в голову, чьими усилиями слышит голос Галадриэль и наоборот: понимает ее наставница, потому, что все ее мысли будто открытая книга лежат на поверхности, или потому, что наконец научилась отфильтровывать то, что должно быть сокрыто, от того, что должно быть высказано.Занятия помогли ей понять, что эмоциональный раздрай — просто ничто по сравнению с тем, что творилось в ее мыслях и разуме. Ее мозгу требовалась генеральная уборка с мытьем окон, батарей и натиранием до блеска сервизов, пылящихся в коробках на чердаке.

— Каждый из нас – сад, а садовник в нем – воля*, — ответила как-то на невысказанные сомнения Галадриэль словами Шекспира, вызвав на лице Юнис улыбку. Девушке было приятно, что эльфы считают культурное наследие ее мира достойным упоминания, даже несмотря на то, что это означало провал упражнения. В такие моменты ей казалось, что утаить что-то от Белой Владычицы невозможно, но тот факт, что она уступает в мастерстве существу, прожившему тысячи лет, ее не расстраивал.Настоящим предметом для печали и разочарований была природа ее собственной силы. Несмотря на общие старания Гэндальфа и Галадриэль, загадка ее происхождения оставалась таковой, а сами способности вели себя непредсказуемо и были единогласно сочтены опасными в первую очередь для их обладательницы. Так что до выяснения обстоятельств на них было наложено строжайшее вето (если эти самые способности вообще были в курсе, что это такое). То, что это была магия, сомнений не вызывало, но было что-то еще, что-то неподвластное ни эльфам, ни магам. И это таинственное что-то было частью ее природы, ключиком, одним из двух, которые надо повернуть синхронно, чтобы выпустить ракету точно в цель и самой не подорваться.

Никто не знал, что с этим делать. Казалось, у Гэндальфа даже идей не было, в каких манускриптах искать ответ, хотя он, как универсальный каталог, всегда знал, где находятся нужные знания. А Галадриэль продолжала учить ее как эльфа. И никто ничего не говорил Юнис. А сама Юнис боялась, что скоро у нее самой проклюнутся острые уши и склонность к хранению секретов.Опасно было и выбираться за дворцовые стены поздней ночью, что не мешало ей нарушать негласные правила безопасности, как и тогда, когда они с Локи пытались разобраться с ее барахлящей телепортацией. Юнис просто необходимы были свежий воздух и одиночество, чтобы проветрить голову от учений. Все тропы в королевских садах были давно исхожены, укромные места перестали таковыми быть после встречи с Леголасом, да и вообще всегда был риск наткнуться во время прогулки на прочих его остроухих сородичей.Вряд ли ночная стража не замечала вылазок (не увидеть ее синяки под глазами было сложно, уж больно они контрастировали с выбеленным лунным светом лицом, как и не услышать шороха, издаваемого неуверенной походкой), но, видимо, была солидарна с девушкой в необходимости целебного лесного воздуха и прогулки на сон грядущий, а потому ни разу не преграждала ей путь. Юнис не знала, что до этого ей попадались исключительно лояльные смены, но была рада, что в этот раз караульные оказались непреклонными в исполнении инструкций. Их исполнительность, вполне возможно, спасла ей жизнь.Как и в любую другую ночь, Юнис беспрепятственно покинула дворец, даже не заметив стражников. Они позволили гостье пересечь мост, прежде чем после непродолжительного спора один из них отправился на поиски командира стражи.— Тилион, — суровый голос короля остановил спешащего разделаться с ответственной миссией эльфа, — разве ты не должен быть сейчас на посту?— Так и есть, мой повелитель, — подтвердил он, заметно нервничая, — но срочное дело к командиру стражи…— Перед тобой король, — перебил его Трандуил, — можешь сообщить о нарушении мне и возвращаться обратно.Тилион был уверен в правильности их с напарником решения ровно до того момента, как начал рассказывать о ночной прогулке юной гостьи королю. Владыка был противоположного мнения о свободе передвижений Юнис Блумквист вне дворцовых стен, и чтобы понять это, достаточно было мимолетного на него взгляда.

— Приказа задержать нашу гостью, если она покинет стены дворца, не было, но мы решили, что об этом все равно стоит знать…— Все верно, — подтвердил король, идя следом за стражником. Раздражение вперемежку с волнением занимали его гораздо больше терзаний юного воина по части правильной трактовки приказов. Куда больше его интересовало, как часто до этого Юнис Блумквист безрассудно отправлялась навстречу опасностям, таящимся в лесу, вооруженная лишь собственной глупостью и удачей. И как долго после этого она и шагу не сможет ступить без сопровождения в качестве наказания… если окажется жива. Волнение перевешивало раздражение.Трандуил прибавил шагу.В лесу было необычно тихо. Как-то даже зловеще. Юнис засомневалась, следует ли ей завершить моцион как обычно или ограничиться урезанной дистанцией, вспомнила о девочке, которая любила Тома Гордона, и боге заблудившихся, который грозным медведем шнырял в мэйнских лесах, терроризируя кроху, вздрогнула от пары-тройки шорохов, едва не завопила, когда что-то начало ломиться ей навстречу, а когда оно оказалось зайцем, отругала себя и пошла дальше. Чудовищные медведи-шатуны водились только в лесах имени Стивена Кинга, все местные пауки удрали кто куда (если успели) от Леголаса, который в последнее время удвоил показатели по зачистке Эрин Ласгалена от вредителей, а вот тараканам в ее голове пора преподать урок, уж больно они разнежились, превращая ее в принцессу, заточенную в башне. Раньше-то она знала, что с любым драконом можно договориться, а теперь больно часто начала полагаться на чужую силу и зависеть от нее.— Сильная и независимая, — проворчала Блумквист себе под нос, уповая на силу собственного слова в борьбе с надуманными чудовищами.

Магия работала ровно до того момента, как угрожающий рев заглушил ее бессмысленное бормотание. Таких звуков леса Юнис слышать еще не доводилось. Обычно нечто подобное появлялось в звуковом сопровождении фильмов ужасов… а потом глупая визжащая блондинка умирала бессмысленной и беспощадной смертью. Вздрогнув, девушка подняла взгляд и обнаружила в нескольких шагах от себя существо, которое выглядело так же ненатурально жутко, как актерская игра Перис Хилтон (кстати, о блондинках). Существо не отличалось покладистым нравом, а его злобный оскал не оставлял сомнений в намерениях. Как пелось в ?Тюремном танго?, были у них с Юнис некие художественные разногласия: она видела для себя жизнь, а орк — смерть.Орк еще раз прорычал что-то на своем варварском наречии и замахнулся мечом, который обещал если не быструю смерть от летального ранения, то долгую и мучительную от сепсиса. Вид у клинка был отвратительнее некуда. Правду говорят, что за мгновение до смерти перед глазами проносится вся жизнь. Юнис хоть и не вспомнила о лучших моментах собственной, но впала в другую крайность: философствования. Она задумалась о судьбе несчастных эльфов, которых недобрыми чарами и пытками превратили в чудовищ, и ей стало даже жаль нападавшего и всех представителей его вида, настолько, что инстинкт самосохранения был нагло отодвинут на задний план. Забыв о том, что еще недавно переносилась сквозь пространство от одного угрожающего чиха Локи, девушка неловко подняла ладони над головой в защитном жесте.

Ночная мгла озарилась вспышкой яркого света, и замешательство врага спасло ей жизнь. Мгновения было достаточно Трандуилу, чтобы заслонить собой Юнис и отразить удар. Еще одного — чтобы обезглавить орка и спрятать меч в ножны.

Обычно благодарная и за меньшее, теперь Блумквист молчала, потрясенно глядя на свои руки. Свет, вырвавшийся из ладоней, постепенно растворился в темноте, и только странные узоры на ее ногтях пылали так же ярко. Они напоминали девушке творение собственного мира, походили на геометрические узоры микросхем. Были частью технологии. И сейчас ей куда больше пригодились бы глубоко скрытые таланты радиотехника любителя, а не сверхъестественные способности к языкам, чтобы еще на шаг приблизиться к разгадке.— Я не понимаю… — пробормотала она вслед исчезающим светящимся узорам, которые поглотила ночь следом за прочими проявлениями ее магии.— Зато я понимаю более чем достаточно, — отозвался король, и внутри у Юнис все похолодело от его взгляда. — Какое безрассудство покинуть дворец ночью и отправиться в лес! Безоружной и беззащитной. Какой изощренный способ свести счеты с жизнью!..Девушка хотела было возразить, но осеклась. Лучше всего было стоять, вперившись взглядом в носки туфель, и помалкивать, иначе можно было сказать что-то не то или подумать лишнего. Стоило Трандуилу узнать, что она не просто безрассудная, а совершенно безмозглая, раз совершала самоубийственный променад далеко не в первый раз, и воспитательным речам не было бы конца. Ему и так, судя по количеству затрачиваемых слов, разнообразию голосовых модуляций и прочих средств выразительности, доставляло удовольствие видеть Юнис притихшей и раскаивающейся.— Было более чем опрометчиво с моей стороны отправиться на ночную прогулку в одиночестве, — согласилась девушка. — Я могла заблудиться или, того хуже, погибнуть. Кажется, я зашла в лес достаточно далеко, чтобы подвергнуть себя обеим опасностям.Средневековые теософы оказались внезапно правы о пользе покаяния. Правда, о спасении души и прочих возвышенных материях речь не шла, но Юнис от простого осознания того, что ее ждет прогулка в обществе короля, почувствовала себя значительно лучше. А если учесть, что он только что спас ее жалкую жизнь… лучше, впрочем, не учитывать, а то долг будет больше, чем кредит за учебу.— А не боится ли юная дева, что среди моего народа пойдут толки? — самодовольно усмехнулся Трандуил, явно поживившись мыслями Юнис, которые та, размечтавшись, опять выставила на всеобщее обозрение, как на витрине Пятой авеню. — Уж больно часто гуляешь по ночам в сопровождении мужчины.

— От клеветы и святость не уйдет*, — небрежно заметила девушка, надеясь, что упрятала куда подальше бурлящее внутри удивление. Неужто от загадочного эльфийского хождения вокруг да около они наконец перешли к нормальному человеческому флирту?Трандуил насмешливо изогнул бровь и фыркнул себе под нос.— К тому же ваша рыцарская честь, мой король, не даст расползтись гнусным и неправдивым слухам, если таким суждено будет появиться, — поспешно добавила Юнис, опираясь на неоспоримый авторитет зеленолесского насмешника. Шекспир, будь он неладен!Очень скоро Юнис поняла, что возвращались они неизвестным ей путем. Более живописным, надо признать, но и опасным — стоило отстать от короля, потерять ориентир, как кинговская девочка, и она окажется беспомощной, как котенок.

Котенок шел за эльфом, глядя вперед широко открытыми глазами, и втайне радовался своей временной беспомощности. Эльф шел немного впереди и молчал, задумавшись, видимо, то ли о Шекспировых неладах, то ли о других высоких материях. Он остановился, приподняв ветвь молодого орешника немного выше, чтобы Юнис могла беспрепятственно пройти вперед. Галантность хоть и вымерла во многих городах и весях Мультиверсума, но эпидемия эта явно обошла стороной эльфов.

Возможно, и о рыцарстве, подумала девушка, благодарно улыбаясь королю.Лунный свет беспрепятственно проникал на поляну, не сокрытую развесистыми ветвями древних гигантов, серебрил траву и наполнял сиянием скромные соцветия ночных цветов. Красота простых, казалось бы, вещей была настолько поразительной, что Юнис забыла не только все свои остроумные комментарии о японской философии минимализма, но и как дышать. Можно было стоять так целую вечность и впитывать в себя каждую мелочь, испытывая простую радость бытия; Юнис, увлеченная идеей, повернулась к Трандуилу, чтобы сообщить ему о своем открытии.Взор лесного владыки был устремлен к звездам. Сам он сиял в своем непоколебимом совершенстве, точно царственный лунный лик. Никогда еще она не осознавала с такой силой и болью разительную несхожесть между собственной смертной слабостью и несовершенством и его древней силой, превращавшей эльфа в бесконечно далекое созидательное божество. Смотреть на него было ни с чем не сравнимым наслаждением, о таких, как Трандуил, слагают легенды и баллады, они будоражат чувства любого неравнодушного к красоте и вдохновляют величайшие творческие умы. О таких, как Юнис, слагают глупые четверостишия, которые записывают в выпускной альбом то ли в насмешку, то ли боясь признаться в чувствах лично.

Слова чистого восхищения застряли в горле. Юнис запретила им звучать, сочтя очередной своей мимолетной глупостью, и, вздохнув, отвернулась в надежде вновь обрести безмятежность.— Разве вокруг недостаточно красоты, чтобы забыть обо всех горестях? И все же в сердце твоем печаль.— Моя грусть не омрачит этого места, ибо светла она, — ответила девушка и, набравшись смелости, добавила: — Как же прекрасен и недостижим месяца лик.— Не менее прекрасен, чем блеск цветущих на небосводе звезд, Эдлотиэль, — возразил Трандуил.Эдлотиэль. Дочь цветов.

Сердце затрепетало у Юнис в груди от радости и волнения. Не думала она, что несколькими витиеватыми фразами и устаревшим поэтическим пафосом так легко будет разделаться с ее защитной оболочкой из цинизма и здорового пофигизма. Но то ли звезды этого мира, то ли любовь к сценическому слову смогли сохранить в ней эту странную трепетную нежность, от которой так щемило в груди, чистую радость, возносившую до небес, и умение по-детски искренне удивляться.Ради такой прогулки стоит рисковать жизнью, подумала Юнис.— Не стоит, —ответил Трандуил. — Достаточно просто попросить.