Глава 19. Взяться за ум, и дело с концом (2/2)
Если бы авторитетный совет не вынес единогласное решение о ее полнейшей (и почти обидной) безвредности, то, наблюдая за тем, как девушка внимательно изучала все доступное ей пространство, можно было легко записать ее в шпионы. Она наблюдала за тем, как эльфы собирают травы, вышивают, мастерят, предаются мукам вдохновения, записывают стихи собственного сочинения и музицируют. Тяги к рукоделию и высокопарной лирике у нее отродясь не было, а единственным инструментом, на котором она с горем пополам играла, была гитара. Несколько раз она видела, как воины упражнялись с луком и мечами. Видения, где она, словно амазонка, на скаку бьет белке в глаз и одним взмахом меча разгоняет треклятую тьму, будь та неладна, соблазняли воображение Юнис и подогревали тягу к приключениям. Но стоило ей только заикнуться о своем желании, как Леголас побледнел сильнее Гриммы и попросил ее даже не упоминать об этом в присутствии короля.
Мечты о том, чтобы стать прекрасной воительницей вроде Эовин, разбились об решительный отказ принца, и Юнис едва не потеряла надежду найти себе занятие по душе.
В расстроенных чувствах она опять поплелась в сад, где в сени деревьев можно было спрятаться от деловитых эльфов и еще раз пораскинуть мозгами на предмет своего плачевного положения. Мозги раскидываться в нужной комбинации, как кости в казино, не желали, а медовые ароматы цветников больше не вызывали ничего, кроме тошноты.
Бесцельно бродя по знакомым не хуже кампуса дворцовым территориям, Юнис внезапно для себя наткнулась на что-то новенькое. Она вообще частенько замечала, что если не знаешь, куда идти, приходишь туда, куда надо. И если этот странный, несколько кэрролловский закон мироздания действовал в ее мире, почти полностью лишенном чудес и магии, так почему бы ему не работать и здесь, где условия куда более благоприятны. В тени деревьев, кроны которых образовали непроницаемый купол, стояла замшелая лавочка, в которой угадывалась некогда искусная рука мастера. Камень истерся, покрылся мхом и стал прибежищем для всякой мелкой живности, но даже в таком плачевном состоянии хитросплетение орнаментов не могло не вызывать восхищения.
— Гномы и те способны создать что-то прекрасное и долговечное, — пробормотала Юнис, нахмурившись, будто приобрела в лавочке нового злейшего врага.
В сердцах она пнула что-то, что ошибочно приняла за шляпку гриба. Это нечто издало весьма немузыкальный ?брынь?, девушка подскочила от неожиданности, оступилась и тяжело опустилась на лавочку, которая совершенно не была в обиде на злобный взгляд Блумквист… разве что слегка отыгралась на ее мягких частях.
— Ух!.. — Удар выбил из легких воздух вместе с возгласом удивления.Юнис наклонилась, чтобы поближе рассмотреть находку. В высокой траве виднелось нечто выпуклое и деревянное. Потянувшись за находкой, девушка обнаружила у этого странного и деревянного еще и струны. Она уже видела такие инструменты у музыкантов из Минас Тирита. Некий дивный гибрид гитары и лютни, которую Блумквист про себя окрестила бас-балалайкой. Вот уж поистине рояль в кустах, подумала девушка, отряхивая инструмент от листьев и прилипших к корпусу травинок.— Finders keepers, — провозгласила она истину римского права и обняла бас-балалайку, словно старого друга.
Инструмент сам приплыл к ней в руки, и Юнис ухватилась за возможность расширить свои горизонты, восприняв забытую лютню как знак свыше. Кто она такая, чтобы отказываться, если сама судьба намекает ей на то, что пора бы излить свои душевные страдания в преисполненной красоты и изящества балладе, от которой даже у эльфов глаза бы защипало от слез.Музыкальная грамотность Блумквист сводилась к тому, что девушка могла наиграть на гитаре несколько несложных мелодий и промурлыкать пару песенок. В прежнем мире такие ее таланты расходились на ура, стоило устроить творческий квартирник с глобальной попойкой, но здесь это было все равно что ничего. Ей много чего предстояло узнать о новом инструменте, но она смело смотрела в лицо трудностям и старательно терзала инструмент по нескольку часов в день, пытаясь понять, к чему там так много струн. И хоть выбирала она для своих занятий исключительно отдаленные части дворцовых садов, терзались ее неуверенными шагами на пути к совершенству только уши эльфов.
Птицы не срывались с деревьев, улетая прочь, когда видели ее с лютней, лесная живность не начинала массовую миграцию, цветы не вяли, и ни одна букашка не умерла, услышав, как Юнис поет. А значит, все звучало не так плохо, как представляла себе самокритичная девушка. Да, в сравнение с эльфийской музыкой ее потуги не шли, но она и не была сверхчеловеком с тысячелетней практикой за плечами. Вот только как объяснить это снобам от искусства эльфам, она не знала. Остроухие посматривали на нее с беспокойством, но были привычно молчаливы. Возможно, когда-то их истинные эмоции ускользнули бы от Юнис, но проведя бесчисленные недели при дворе, она научилась различать в их напускном спокойствии оттенки вполне человеческих чувств. Могли бы и предложить свою помощь, раз ее тоскливые завывания вызывали у них дискомфорт, думала девушка, и чем больше трудностей она испытывала, пытаясь освоить эльфийскую лютню, тем упрямее становилась в желании добиться совершенства.Одну из репетиций прервал Леголас, он, в отличие от прочих своих собратьев, уже давно отбросил в общении с Юнис технику безмолвного невмешательства, а потому не только выглядел по-настоящему озабоченным, но и попытался разговорить ее.— Зря я не вмешался раньше, только услышав толки во дворце о том, что гостья короля подвержена меланхолии, — сокрушался принц. — Не надо было оставлять тебя одну после совета. Дело в том, что тебя встревожили слова Гэндальфа, я прав?— Неужели так заметно? — усмехнулась девушка. Страшилки о подкатывающей тьме были только вишенкой на тортике из взбитых переживаний.— Никто не терзает так лютню своей печалью, если на душе нет тревог, — дипломатично заметил Леголас.— В последнее время меня много чего беспокоит, — согласилась Юнис. — И самое сложное — справляться с этим в одиночестве. У себя дома я бы записалась к психоаналитику и после половины потрясений, пережитых за все это время, он бы выслушал меня, задал пару заковыристых вопросов, заставив самой искать на них ответы, и в конце концов я бы приняла все произошедшее и справилась с угнетаемыми эмоциями. Но здесь же… я совершенно не знаю, что со мной происходит. Локи пытался понять это, руководствуясь собственной выгодой. Вы, эльфы, по обыкновению молчите, даже если знаете что-то. Гэндальф и тот вытащил из меня все, что мог, и ушел в туман, попыхивая трубкой.— Не в туман, — возразил Леголас, в пространной речи девушки было много непонятных моментов, неудивительно, что и за последними словами он не уловил тонкого символизма. Туман был понятием знакомым, и тут у принца нашлось, что сказать, тем более он доподлинно знал, чем занимался Белый Странник все эти дни. — Гэндальф в последнее время тесно общается с заключенным, находя его прелюбопытнейшим экземпляром.Не успела Юнис и слова сказать, задыхаясь от негодования, как их беседу прервала Руонна.— Юная госпожа, владычица Галадриэль послала за вами.— Не стоит заставлять ее ждать, — попрощался Леголас, вставая.
Учеба началась, подумала Блумквист, рассеянно улыбнулась принцу в ответ и, поднимаясь следом, ощутила волнение в трясущихся коленках.
— Только бы не облажаться, — прошептала она про себя мантру, скрестив пальцы за спиной.