Глава четвертая (1/1)
А Генджи видит сны. Видит решетки, подвешенные над пропастью. Часы и годы проходят мимо, решетки покачиваются, он покачивается вместе с ними. Внизу - пропасть. Тьма. Ничего нет. Звуков нет. Он убеждает себя, что это - все еще комната. Обыкновенная квадратная комната, просто здесь нет света. А когда нет света, можно многое себе вообразить. Например, пропасть. Но тело ощущает пропасть.По спине ползут мурашки. В голове мечутся живые, яркие образы, картины из прошлого. Мама поет ему колыбельную. Отец ругается. Старший брат разбирает робот-пылесос. Брат? Нет - лучший друг. Вспыхивает и гаснет рыжий ежик волос.Плохие рисунки, хорошие, аккуратные чертежи, кляксы на пустых листах... Школьные драки. Первый поцелуй. Вкус сигарет на губах...
Вспыхивает яркий свет, заставляя все лицо сморщиться, причиняя невероятную боль. Вместо пропасти – пол. Круглая сцена. Атриум. Анатомический театр.
- Содрать с человека личность не сложнее, чем кожу, в которой он существует. Только здесь нужен не скальпель, а психологическая машина ужаса. Моральное и физическое унижение. Пытки. Создание оторванной от реальности обстановки. Длительная изоляция. Дезориентация во времени и пространстве. Все это дробит личность на осколки, стирает ненужные воспоминания и помогает ?переписать? психику заново. Однако, везде есть свои удачные и неудачные образчики. Посмотрите сюда. Кодовое имя объекта – Зеро.
Рука тянется к нему, расплывается в слишком ярком луче прожектора, направленного прямо в лицо. Глаза раздирает адская боль. Они ощущаются слишком твердыми, слишком большими для глазных впадин. Он хочет выть, хочет зажмуриться и отвернуться. Но продолжает таращиться в луч яркого света. Он должен разглядеть. Должен знать.
- Разум подопытного Зеро кристально чист от тревог и страхов. Он не умеет бояться, просто не знает как. Этот феномен невозможно объяснить, но именно он когда-то и привлек наше внимание. Считалось, что из Зеро выйдет идеальный солдат. Но в благословении подопытного заключается и его проклятье. Казалось бы, у него не должно быть границ. Тем не менее, он создает их себе сам.Его безрассудная отвага заходит так далеко, что возникает внутренний барьер, не позволяющий расстаться с собственной личностью. Налицо закоренелый эскапизм, нежелание выйти за грани коробки и развиваться. Пациент слишком дорожит воспоминаниями о своем жалком и незначительном прошлом и не собирается отдавать их нам, что бы мы ни делали. И это делает его тупиковой веткой развития в наших глазах.
Яркий луч испепелил зрачки и отвернулся куда-то влево. Проследив за ним взглядом, парень внезапно понял, кто лежит на соседней койке.
- С другой стороны, обратите внимание на этот, более продвинутый, прототип. Кодовое имя – Чума*. Он многого боялся в жизни до эксперимента и совсем не прочь был избавиться от всех этих слабостей. С легкостью отказавшись от прежней личности и всех связанных с ней воспоминаний, он сформировался заново. Да, Чума изменялся, прогрессировал, и поэтому стал совершенней, чем кто-либо мог ожидать.Длинные прямые волосы сосульками свисали на лицо. Глаза не выражали ничего. Полное, незамутненное равнодушие.- Чума способен уничтожить любого. Ради великого блага. Ради мира во всем мире. Мы провели хорошую работу, разъясняя пациенту наши принципы и приоритеты, прививая ему элитарную идеологию, осознание собственной уникальности и абсолютной незначительности других. Все несогласные с этой идеологией расцениваются как помеха, как неугодный объект, не достойный рая на земле.В этом аспекте отражаются заложенные качества подопытного образца, его самоактуализация, стремление быть выше других, заслужить рай, во что бы то ни стало. Пусть даже ради этого и придется сполна напоить ?бога-из-машины? кровью ?грешников?. И этим богом для него стали мы.Фанатичная привязанность надежно фиксирует задачи в мозгу, а также позволяет с легкостью манипулировать воспоминаниями объекта. Иными словами, можно приказать объекту помнить или забыть определенные вещи. Разумеется, на все имеются свои кодовые фразы, словечки-триггеры и прочие рычаги воздействия на подсознательную программу.Об этом мы поговорим в следующем разделе, а сейчас - вопросы…Голоса, взметнувшиеся руки, отблески в стеклах очков – он видит все. Количество кресел в затемненном зале – он видит все. Слышит все. Шорохи, шаги за стенами, под полом, над потолком. Где-то жужжит дрель. Кто-то кричит. Дрожат динамики, усиливающие речь ?белого халата?. Он хотел бы не слышать. Он смотрит только на одно – лицо профессора.- Эй! Держите его!Оглушительный грохот, топот ног, холодный пол прижимает его к койке. Нет, это койка прижимает его к полу. Все перевернулось. Темный потолок. Чьи-то руки мелькают перед лицом. Ловкие пальцы в синих перчатках, ампулы, шприцы. Переполох в аудитории.- Так, все, лекция окончена! Продолжим в следующий раз. Когда наш... подопечный успокоится.
Только равнодушные глаза все так же смотрят с высоты соседней каталки. Он их не видит, но ощущает тяжелый, безжизненный, липкий взгляд. Будто гудящая свора мух-падальщиков в мутном летнем мареве.***** - Все готово, можно начинать! - крикнул Сатори, опуская рычаг.Свет люминесцентных прямоугольников на потолке помещения резко погас. Включилась мелькающая подсветка. Белые силуэты за перегородкой пришли в движение, хаотически замелькали сонмищем призраков. Идзаки поправил большие наушники на голове, выбросил руку с оружием вперед и произвел серию выстрелов. Сатори поднял рычаг в исходное положение. Вся тренировка не заняла и минуты.Местный инструктор по стрельбе, он же местный врач, он же когда-то известный в своей основной сфере деятельности контрабандист и вор преклонных лет, Сатори потыкал пальцем во внушительную дырку ровнехонько посреди головы одного из манекенов.- Не знал, что этот дерьмовый пистолет способен на такое. Смотри-ка, все поразил! - присвистнул старик, отбирая оружие у рыжеволосого и рассматривая его, будто сомневался, тот ли это дерьмовый пистолет.- А я же говорил, что проспоришь. Нечего было ставить свои антикварные часы. То есть, теперь уже мои, давай их сюда.- Эх, знал бы, - с досадой причмокнул инструктор, снимая с запястья старенькие механические часы на ребристом стальном браслете. – Сынок, зачем они тебе? Они ж тебя в бою погубят, будут отсвечивать за километр! А, что уж там, проспорил, так проспорил.Идзаки пригляделся к часам. Как и утверждал старый одноногий бандит, вещица была явно дорогая и, что особенно приятно, изготовлена на его, Шуна, родине. Потертости и царапины отчасти выдавали возраст предмета, хотя часы и были неоднократно отполированы. Но еще лучше были гравировки и еле заметные надписи, нацарапанные на обороте. Это он сейчас рассматривать не станет: у него будет куча времени потом - взять лупу и разобрать, что гласят мелкие букашки иероглифов. Пока же парень удовольствовался тем, что нацепил часы на запястье и торжествующе помахал им перед глазами Сатори.- Нет, я до сих пор не верю! Из SGT-40... у него же баллистика кривая, - то ли сокрушался, то ли восхищался бывалый контрабандист, озадаченно ковыляя на своем простеньком механическом протезе от манекена к манекену. - Из него невозможно два раза выстрелить в одно и то же место. Как тебе это удалось?- Не знаю, - просто ответил Идзаки. Его не распирало от гордости, и он не выказывал ни малейшего проявления превосходства. Все это давно осталось в прошлом. Теперь он все больше был равнодушен к своим успехам и неудачам. Его охватила некая апатия к происходящему за последние месяцы… или годы?– Эта штука изначально отличалась сыростью конструкции, - ровно сказал он. - Сказывается периферийное производство. Впоследствии его еще и попытались уравновесить пограничным способом – привесить что-то здесь, оттяпать там. В итоге балансировка – дерьмо, но если понимаешь, что не так в конструкции, то с этим можно работать. Когда-то командир взвода тоже очень удивился. Никто не мог положить и две пули в один ряд, а я смог целую очередь. Просто рассчитал силу отдачи, учел кривизну полета пули. Направил ствол под углом…Он снова взял пистолет из рук одноногого инструктора и показал как, целясь в продырявленный манекен. Сатори инстинктивно отодвинулся подальше, однако это было излишним – вторая пуля прошла ровно посередине головы силуэта. Аккурат там же, где и первая. Одноногий охнул.- Гляди-ка, ну просто стрелок от бога! Нет, второй раз я с тобой спорить не буду, и не проси.- А толку-то? Я уже получил все, что хотел, – рыжий снова помахал часами перед носом ?неудачника?, бросил незатейливую пушку на стойку и неторопливым шагом покинул стрельбище.- Ох, попадись мне еще! – напутствовал инструктор, снимая манекены с крюков и с грохотом сваливая их в кучу.За этим грохотом Идзаки послышалось что-то еще. Он обернулся, но в коридоре никого не было. Возможно, мыши шарились по громадному транспортнику? А может быть, призраки?Последнее время ему казалось, что за ним кто-то следит. Сперва он справедливо предположил, что у него обыкновенная космическая паранойя человека, находящегося в замкнутом металлическом ящике посреди необъятного вакуума. Пускай и в очень большом ящике. Однако эти предположения вскоре сменились дьявольской уверенностью в совершенно обратном: за ним действительно кто-то таскался.Будучи главным над подразделениями нескольких планет и, по всеобщему признанию, третьей по значимости фигурой после самого Хидео Такии, Шун имел право подозревать в слежке абсолютно каждую тварь на этом судне, начиная от самой простой шавки, мечтающей его подсидеть, и заканчивая любым из кёдай, действующим по распоряжению кого-то из старших по рангу.
Жизнь якудза вовсе не была сахарным пряником. Не была она и офисной работой по расписанию, впрочем, как и строго регламентированной службой в армии. Именно поэтому в якудза попадали и выживали чаще всего люди не столько умные, сколько с непрошибаемой психикой. Здесь каждый мог оказаться твоим врагом... а мог, как ни парадоксально, другом. И если чересчур заморачиваться на этом неизбежном факторе, можно было просто сойти с ума.На всякий случай, вакагасира предпочитал придерживаться всех обычных правил, которые приличествовали верхушке клана. Не пить и не есть ничего непроверенного, не ходить без сопровождения надежных людей – коими были для него сейчас, пожалуй, Тамура и Макисэ, - не говорить лишнего и никогда не расслабляться. Однако… невозможно же всегда жить в напряжении. Напряжение выматывает, высасывает душу. При условии, конечно, если она все еще осталась.Вот и сейчас, небрежно нацепив трофейные часы, он, можно сказать, шлялся по кораблю. Ловил на живца.Давай, выйди из своего укрытия. Покажись, если не трус. Сделай то, за чем тебя послали. Попытайся.Перед дверью, ведущей в камеру герметизации, а затем в ангар, Шун помедлил. Отголоски его собственных шагов догоняли, складываясь в нечто вроде параноидального эха. Подумав, он спрятал карту доступа и свернул в едва заметный узкий служебный коридор.Вакагасира был совершенно спокоен. До безразличия. В конце концов, не мог же он позволить себе начать шарахаться от собственной тени или пугаться звука собственных шагов. Но точно так же он не мог игнорировать и свою интуицию.Рыжеволосый откинул крышку сервисного люка. Повернул ручку. Ребристые стены коридора, равномерно подсвеченные бесстрастным белым светом, остались безмолвны. Стены, пол, потолок – все было настолько одинаковым, что в невесомости они легко менялись местами. Круглая червоточина шлюза с тихим шелестом раскрылась. Идзаки проскользнул внутрь.
Никто и никогда не смотрел конструктивных планов транспорта, на котором находился, и никто бы точно не подумал, что вакагасира Идзаки знает всякие пыльные закоулки корабля, интересные только технической обслуге.Всего пара лишних движений, несколько шагов и разворот в тесном пространстве, где кто-то оставил открытый ящичек с инструментами. Пара-тройка метров под свисающими проводами. Кто-то играл в крестики-нолики плазменным карандашом на стене. Это уже не оттереть обычными средствами, можно только отшлифовать, при большом желании и рвении.Еще один раскрытый шлюз, и маленькая хитрость удалась – он в радиорубке ангара. Здесь только связист, Ишимура, и тот сидит спиной к шлюзу, поглощенный тремя мониторами, а точнее – одним из них, где как раз происходит весьма недвусмысленное действо с участием обнаженной натуры. Идзаки скривил рот, но воздержался от соблазна прокомментировать картину. И тем самым, скорее всего, довести молодого связиста до раннего инфаркта. Вместо этого он бесшумно вышел в одну из дверей комнатушки, дружелюбно мигающей разноцветными индикаторами. Аппаратура благодушно шуршала ему вслед, из динамика Ишимуры доносились характерные крики и стоны, но рыжий был поглощен другими мыслями.Ангар был практически пуст. Небольшой боевой корабль причалил к первой площадке, из него высыпали парни, волоча одного из своих под руки. Дежурный доложил что-то по рации. Через пару минут принесли носилки и уложили теряющего сознание беднягу. Один из ребят присоединился к эскорту носилок – видимо, друг пострадавшего, - и вся процессия скрылась в направлении лазарета господина Сатори.Шуна никто не заметил, а сам он удержался от вмешательства. В своем укрытии, в тени маленьких пассажирских суденышек, стоящих в ряд, он был похож на застывшее изваяние. Нет, сегодня он был в себе уверен. Никто за ним не наблюдал. Никто не сверлил взглядом темечко. Парень немного расслабился и закурил, неторопливым шагом преодолел расстояние до личного межзвездного флаера. Остановившись у массивного цилиндра орбитального драйвера, он взглянул на часы. До вылета оставалось еще немного времени.Но это было не все. Отполированная поверхность часов выдала чуть больше информации, чем от нее требовалось. Всего-навсего что-то серое. Что-то серое и еле заметное сформировалось в отражении циферблата часов; оно просто сжалось на маленькой площадке, не больше двадцати сантиметров шириной, чуть ниже мостка, в пятидесяти метрах над гладкой поверхностью пола. Казалось, оно было неподвижно, пока Шун не заметил. Вакагасира сразу вспомнил слова инструктора. Вероятно, отблеск часов попал прямо в лицо существу и спугнул его.Когда Идзаки обернулся и нашел взглядом нужный выступ, там уже никого не было. Рыжеволосый успел заметить, как нечто серое карабкается вверх, прямо по отвесной стенке. Взбирается на мост. Если бы Шун не видел это своими глазами, если бы кто-то другой рассказал ему, он бы не поверил никогда.Тлеющая сигарета упала, рассыпая искры и пепел. Совершенно механически рука выхватила ?Раптор?, компактный и мощный огнестрел с оптическим прицелом. Последнее, что он успел заметить, прежде чем несколько раз выстрелил, – существо было темноволосым и тощим, судя по всему, парнем.К его удивлению, выстрелы не достигли корпуса беглеца. Парень перемахнул через перекладины моста быстро и ловко, как нинзя. Но, насколько было видно, одна из пуль чиркнула по его ноге.Идзаки не стал тратить время на бесплодные размышления. Он со всех ног припустил к подъемнику и через несколько нестерпимо долгих секунд оказался наверху. На решетчатом полу моста блестела свежая кровь. Только в этот момент рыжеволосый понял, что это был не сон и не галлюцинация, спровоцированная паранойей.Как зачарованный, не понимая толком, во что он ввязывается, Идзаки пошел по кровавому следу. Вакагасира чувствовал себя книжной Алисой, бегущей за белым кроликом. Он чувствовал, что прикоснулся к тайне, в которой просто обязан разобраться. Человек не мог так двигаться, это было ненормально.
Вот след, ведет вперед, ровно и четко по коридору. Если существо ослабнет, Шун нагонит его без труда. Следы ведут в жилой отсек и затем… прерываются. Идзаки недоуменно морщится. ?Раптор? в руке, предохранитель снят.Следов больше нет. Жилые отсеки следуют один за другим. Повторяют друг друга. Одинаковые толстые пластиковые двери, разные номера.Шун не верит своим глазам. Возвращается. Осматривает стены, пол, потолок. Вот. Росчерк крови прямо под потолком. След наверху. Дырка… как он мог не заметить? Дыра на том месте, где должна быть решетка вентиляционной шахты. Ее выбили.Идзаки думает, что, наверное, не стоило бы ему вмешиваться в это. Не стоит преследовать странное существо. Странного парня, поправил он себя. И в то же самое время он уже бежит вдоль шахты. Возможно, вмешиваться и не стоит, но ведь человек – если это человек – следил за ним. Это так странно… так странно. Это вонзается в мозг, вскрывает его, словно консервный нож. Опасность разливается по крови, заставляет бездумно идти вперед. Зачем кому-то посылать прыгающего по стенам ниндзя, чтобы шпионить за Идзаки? И зачем Идзаки его преследует?Не успев закончить мысль он натыкается на развилку: туннели вентиляции расходятся. Влево или вправо? Велик соблазн позвать кого-нибудь на помощь. Прямо сейчас вызвать по рации подмогу и больше не заморачиваться самостоятельно. Заставить кого-нибудь прочесать комплекс и найти засранца. Но что-то удержало его. Он прикинул. Левый воздуховод вел к жилым отекам. Правый – к техническим.Руководствуясь скорее интуицией он выбрал правый. Убрал пистолет. Сделал рывок. Однообразие обитых мягкой пластиковой изоляцией коридоров пронеслось перед глазами, сменилось жестким темным металлом и красноватым освещением. Простор шахты реактора оглушил. Опьянил необъятностью, пошатнул порывом холодного ветра. В космосе мало где можно реально ощутить ветер.Рыжеволосый выскочил на узенький внутренний мостик, опоясывающий громадную шахту. Вверх и вниз уходила бесконечность. Он никогда прежде не был здесь. Синие разряды сверкали тут и там, между ядром реактора и бездной. Разумеется, бездны там не было, это была всего лишь оптическая иллюзия. Недостаток освещения.Тьма скрадывала нижний и верхний уровень шахты. Но прежде, чем об этом подумаешь, успеешь почувствовать себя крошечным и жалким червем, зажатым между молотом и наковальней. Только придя в себя от шока при виде этой пугающей картины он заметил – кровавый след на перекладине моста. Наверху створка воздуховода была выбита, совсем как в ангаре.Шун двинулся в направлении следа и обмер. Мостик оканчивался бездной. Дальше ходу не было. Только безумная металлическая глубина внизу. Он отшатнулся.Ядро испускало короткие, хлесткие разряды. Вверх и вниз вели шахты подъемников, но ни одного из самих подъемников не было на месте. Беглец мог пойти куда угодно. Но Идзаки чуял, что тот точно был здесь.Парень сплюнул вниз, в бездну. Он даже не чувствовал злости. Он вообще не знал, что чувствовать, потому что это было слишком странное происшествие.Очередной ледяной порыв вырвался из выходной решетки системы охлаждения. По разгоряченному телу побежали мурашки. Подумав, рыжий вакагасира Шун Идзаки развернулся и ушел туда, откуда пришел. ******Генджи не знал, будут ли руки и ноги слушаться его до конца или только ближайшие пару минут. Он стоял на двух перекладинах, подпирающих мостик. Вжимался спиной в стену так, словно та была живой и могла втянуть, удержать его. Одна из босых ног была скользкой от крови, и он молился бы, если бы помнил хоть одну молитву. Впрочем, если бы он раскрыл рот, то неминуемо взвыл бы от боли. Но выть было категорически нельзя. На мостике стоял его рыжеволосый брат. Ген не должен был показываться брату. Это могло подвергнуть брата опасности, суть которой не была до конца ясна даже для самого Генджи.Капелька крови сгустилась на кончике большого пальца ноги, оторвалась и улетела в пропасть. Парень проследил взглядом за тем, как она растворяется во тьме. Он не боялся сорваться в пропасть и умереть, но его трясло от холода, нога скользила и болела, и он подозревал такой исход весьма вероятным. Он боялся не этого. А того, что Шун глянет вниз и увидит его сквозь решетчатый пол. Риск был велик.Наконец, Генджи услышал раздосадованный плевок, увидел, как ноги нехотя удаляются с подмостков. В шахте стало тихо и спокойно. Разряды молний то и дело плясали вокруг генераторов поля, сверкали и шипели, будто разъяренные кобры. Генджи прыгнул вперед, безошибочно уцепившись за перекладину моста, и одним махом втянул себя наверх. Как только он обрел твердую почву, ноги подкосились.Решетчатый пол открывал прекрасный вид на глубокие своды шестигранной шахты. Многочисленные охладители, отводы, ускорители и ограничители усеивали ее словно лес препятствий. Монотонный гул здесь был слышен так явственно, как нигде на корабле. Парень прижался ухом к стене, прижался всем телом, впитывая вибрации. Под "кожей" стен разбегалась сеть проводки, унося с собой сияющую энергию, наполняющую силой весь исполинский комплекс.Бессмысленность этой идеальной машины могла поспорить только с ее целесообразностью. В центре шахты цвело ?дерево?. Раскрывало цветы импульсов, разворачивало ветви разрядов.Генджи закрыл глаза, погладил ладонью холодный металл, ища спасения от боли. “Юна” разговаривала с ним, шептала ему, спрашивала что-то. Но он не понимал ее языка. Скользил по грани высоковольтной волны, ощетинившейся многоступенчатой защитой. Сделав усилие над собой, он оторвался от стены, не в состоянии больше выносить это противоестественное напряжение. Пошатнулся, словно пьяный, выходя в коридор, ударил по панели, закрывающей дверь. Прислонился к стене, пачкая кровью сизый металл, уже украшенный какими-то окислившимися разводами.Он все еще слышал шаги Идзаки, удаляющиеся вниз по коридору, еле-еле подавляя острое желание кинуться следом. А потому решил не испытывать злую судьбу и неловко втянулся в вентиляционную шахту, оставляя за собой алые следы.Он давным-давно уже перемещался таким нехитрым образом, омываемый потоками бесценного кислорода. Так было проще не попасться. Так было проще смотреть, где что происходит. Вот, например, в одной из кают, отмечают чей-то день рождения. Люди толпятся над тортом со свечами и кричат всякую чепуху, смеются и пьют, растворяя в низких стаканах прессованные кубики синтетического виски.Генджи прижался щекой к решетчатому окошку, зачарованный. Сам он не знал или забыл свой день рождения. Он вообще уже не был уверен, с какого момента следует отсчитывать существование своей личности. С момента зачатия или рождения? Или может, с момента его становления тем, кем он был сейчас? Что важнее - тело или разум, живущий в нем?Он больше не ощущал себя тем, кем был в гакко или на Синоне. Он больше не знал ничего о себе так, как тогда. А может быть, он просто никогда себя не знал? Как может механизм знать сам себя? Только человек знает, как использовать механизм. Только человек знает дату его изготовления. У механизма нет дня рождения. Ему не полагаются торты и подарки.Генджи заметил, что кровь просачивается в решетку вентиляции, и поспешно пополз вперед. Странно, но будучи червем в тесном чреве огромного корабля, он ощущал себя уютнее всего. Парню даже стало как-то не по себе, когда он выбрался рядом со своей камерой и проскользнул внутрь. На полу возле двери остался четкий ярко-красный отпечаток ступни.