Сокрытое в сердце. Секрет Крейга (1/2)

Унылые больничные стены... Я смотрю на них с отвращением, стараясь привыкнуть к разнообразию тошнотворных запахов. М-да, больница Ландгрена никогда не отличалась стерильностью, а уж если вспомнить, что в ней порой творилось... Одна только пересадка ?булок?, превращённая в настоящий погром чего стоит! Помню, мы с Санджеем нередко становились причиной погрома в этой несчастной клинике. Хех, вспоминать об этом было бы смешно, если бы не было так больно.

Боже, больница будто навалилась на меня всем своим зданием, насквозь протухшим больными и отвратной стряпнёй! Отовсюду сочится смерть — верный спутник подобных заведений. "Уползи скорее, иначе гнилая атмосфера чужого страха, горя и отчаяния впитается в плоть!" – вопили сводящие с ума инстинкты. Аж язык в трубочку свернулся! Пустой коридор. Приглушённый свет поминутно затухающей лампы напрягает. Боязно. Глядь, вон там, по-моему, что-то промелькнуло. Призрак? Да не-ет, всего-лишь санитар.

Вдруг в конце коридора послышались голоса и грохот каталки, всё это стремительно приближалось вместе с эхом, которое опережало источник, заставляя нутро вздрагивать. Самое время мечтать о тёплом террариуме, но я не обращал внимание на больничный холод, всецело отдавшись напряжению и звукам, настигающим меня. Знакомый аромат волной пронёсся мимо, окуная в будни прошлого, где я радовался жизни, и со счастливой улыбкой вдыхал его цветочный букет каждый день, когда встречал ту, кому он принадлежит: самую весёлую женщину на свете — Дарлин; не выдержав, я поднял голову. Честное слово, лучше бы стоял, пялясь в стену!

Бледное лицо Дарлин покрыла синяя тень. Она горькой печалью легла под веками, обозначив края опухших от слёз глаз, в которые я боялся заглядывать на протяжении двух бесконечных месяцев с той роковой ночи. Сжимаясь в несколько колец, я готовился быть пронзённым испепеляющим взглядом обвинения и въевшейся в сердце ненависти, но был проигнорирован — Дарлин ветром унеслась в операционную, помогая коллегам катить гремящую ?труповозку?. Для этой сильной женщины меня больше не существовало. Одним лишь Священным Магнитным Змеям известно, что она сотворила бы со мной, попадайся я ей под ноги чаще! И гнев её справедлив: я – говорящий ползучий гад, виновный в материнском горе, обрушенном ей на плечи. Теперь она называла меня так и только так. Дарлин права, я — причина беды: если бы не мой психоз, Санджей не лежал бы сейчас в душной палате, обставленной приборами жизнеобеспечения. Спасибо, что жив! Но и смерть вряд ли смогла сломать Дарлин, я уверен в этом, как и в том, что месть её была бы страшна и неудержима. С этой медсестрой шутки плохи, – так говорят о ней знакомые, и подозреваю, знает каждый на нашем районе. Больно осознавать, что она, возможно, вычеркнула меня из жизни сына, как и из своей; я оказался лишён опоры в лице дорогой мне женщины. Кто я такой, чтобы оспаривать её решение?! Да никто! Ладно, тихий час подходит к концу, время посещений вот-вот начнётся...***— При... Привет, — в горле застрял ком, и Крейг запинается, сглатывает подступившего к гортани недопереваренного хорька, настраиваясь на разговор — нервы. В палате холодный, будто сделанный изо льда пол, и он неосознанно приподнимает тело над его поверхностью, стремясь к нагретой непрерывной работой медтехнике. Её тихий шум и мерное потрескивание успокаивает.

— Крейг? Ты пришёл? Скорее залезай ко мне, а то тут прохладно... — Санджей кряхтит и протягивает руки к змею, призывая того спуститься, но змей не торопится покинуть горяченький прямоугольник машины АИК*, только что облюбованный его гибким тельцем. Санджей не отступает: слабыми подрагивающими пальцами подбирает одеяло и тянет вверх, жалобно умоляя взглядом забраться к нему под бочок — Крейг непреклонен. Змей всё ещё видит в глазах друга неприкрытую страсть, она пугает. А может, он сам себя накрутил? "Лучше пока побуду здесь", – опасения, как сорняк в огороде его мыслей — не выдернешь.— Крейг, мне плохо в этой комнатушке... Кх-кх-кх... Одному... Кх... — Санджей закашливается и умолкает, рука без сил падает на постель. Эта картина трогает змеиное сердце — Крейг сдаётся.

Грациозно, напоминая хищника диких джунглей, коим по сути и является, он сполз с прибора и, пошикивая, опустился на кровать вблизи локтя хозяина, который невольно залюбовался изяществом любимца — волшебный момент съел последние капли чего-то привычного, домашнего, вероятно, представления о прежнем Крейге, как о человеке, это будоражило. Кольцо за кольцом, змей медленно обвивался вокруг руки, раздвоенный язычок слегка коснулся кожи, и парень вздрогнул, наслаждаясь потоком мурашек, взявшим путь от основания шеи до копчика, отдаваясь в нём неожиданной щекоткой.

Протяжный вздох. Не глядя на питомца, Санджей вялыми пальцами другой руки нежно проводит по переливающимся под светам лампы зелёным чешуйкам. Движение далось с трудом и повлекло резкую боль в плече, – стерпел.— Мой Крейг... — шепчет ласково, с придыханием, а мутные глаза неотрывно следят за мухой на потолке. — Прости меня, Крейг. Но вместо ответа слышит всхлип — уткнувшись ему в подмышку, Крейг борется с желанием расплакаться. Слёзы так и просятся наружу, поэтому он просовывает голову в подмышку всё глубже и глубже: прячется.

Не думая ни о чём, позабыв о телесных страданиях, Санджей поворачивается и с упоением вдыхает любимые нотки запаха куриных крыльев с острым соусом — запах друга. Он так бередит воспоминания! Влечёт в прошлое, но Санджею не нужно прошлое: он смотрит в будущее.— Я люблю тебя, — вот так вот просто произнеся эти слова, целует своего змея, не соображая куда, во что, главное — дотянулся. Губы вкусили сухую змеиную плоть, кончик языка коснулся её гладкой чешуи — змей дёрнулся, и Санджей повторил поцелуй, чтобы снова вызвать дрожь и насладиться этим. Подмышка Санджея пахнет потом и каким-то терпким лекарством, и Крейг прячет язык в пасть, чтобы больше не чувствовать душок друга, однако не решается высунуть голову. Тело вздрагивает с каждым мокрым поцелуем, которые вынуждают клоаку вспыхнуть возбуждением, наполниться тягучим томлением. "Угораздило же попасть прямо в сезон спаривания! А у меня давненько не было самки... Чёрт!" – с досадой думает Крейг.

— Ты простишь меня, Крейг? — Санджей лепечет сквозь поцелуй, пытаясь подушечками пальцев нащупать вход в клоаку.— Идиот! Что за чушь ты несёшь?! — Крейг резко достаёт голову, срывается на крик и крепко стягивает руку Санджея, заключённая в живой браслет та постепенно немеет, вторая сжимает змея в ответ, до клоаки оставалось пара сантиметров. — За что я должен тебя прощать?! Тот, кто должен просить прощения — это я! По моей вине ты чуть не отправился путешествовать по кругу перерождений! Санджей никогда прежде не видел Крейга таким взвинченным, по этой причине он убирает свободную руку подальше от входа в его половое отверстие и двумя согнутыми пальцами проводит по чешуе вверх к голове, задержавшись под челюстью, большим пальцем принимается легонько щекотать, надеясь расслабить, но добивается обратного:— Санджей, твою мать! — чуть ли не с налитыми кровью глазами, гаркнул Крейг.— Крейг, не сдавливай мне руку... По... полегче, — просится Санджей, голос хрипит, а измождённое лицо смотрит на змея с такой неутолимой любовной тоской, что остаться равнодушным к этой картине невозможно — продолжать тираду нет ни сил, ни желания. — Крейг, пожалуйста, — шепчут голубоватые губы — это последняя капля, и змей разревелся, как будто только что вылупился из яйца — жалкое зрелище.

Санджея ошеломило поведение друга: в новинку видеть его сломленным, плачущим, как слабое дитя. Он знал смелого, смеющегося в лицо напастям, неунывающего Крейга, а того Крейга, что был сейчас перед ним, он не знал, вернее, не хотел знать.— Иди ко мне, чувачок-дурачок ты мой, — придавая голосу как можно больше мягкости, Санджей специально смягчает и обращение к другу. ?Чувачок? — так ему нравится даже больше, чем обычное, полюбившееся им, вечно вертящееся на языке ?чувак?. — Ну иди сюда, — манит, а на лице появляется неуловимая улыбка. Крейг расправляет кольца, высвобождая руку Санджея, и кладёт голову ему на грудь, сразу попадая в плен объятий.— Пс-с, — Крейг раздражается с полоборота.— Эй, ты же любишь мои обнимашки. Забыл?— Заткнись. Посмеиваясь над змеем, заодно разминая затёкшую руку, он осмелился поглаживать его, водя ладонью вдоль позвоночника, и змей, похоже, не был против.— Я вот удивляюсь, как я смог выжить. Это же чудо, не иначе! — Санджей волнуется, и голос дрожит, это бросается в глаза: Крейг замечает малейшие изменения в температуре, интонации речи и мимики — такое просто для змей, и ему не составляет труда понять и различить проблеск любого чувства, испытываемого человеком в каждый отдельный момент времени, но он обманывает себя, всё списывая на плохое самочувствие друга. Ясно, что Санджея мучает этот вопрос с самого пробуждения.— Ну ты же у меня выпускник школы каскадёров. Поэтому я вот, совсем не удивлён, — лёжа на груди, Крейг прислушивается к биению сердца друга и старается отвечать как можно непринуждённее.— Видишь, любимка моя, я не зря там учился, она, видимо, сделала из меня крепкого парня, так что тебе незачем переживать и уж тем более плакать: я выкарабкаюсь, — с этими ободряющими дух словами, Санджей, как бы балуясь, ущипнул Крейга.— Ау, держи свои шаловливые пальчики при себе, — аукнув ради приличия, Крейг поднялся и в шутливой манере потрепал друга по и без того растрёпанным волосам.— Эм-м, Крейг, у меня к тебе будет вопрос... — Санджей опускает глаза и нервно приглаживает волосы.— Какой, малыш? — змей пытливо вглядывается в друга.— Крейг, понимаешь? Я не помню, когда в последний раз ел крылышки... А у меня же на тебя аллергия, и... — Санджей сминает уголок пододеяльника, боясь взглянуть на змея. — У меня плохое предчувствие...— Э-э-э... Какое ещё предчувствие? Ты... Типа... Перерос свою аллергию. Да, точно, ты её перерос, друг, не волнуйся, хи, хи, — змей нервно хихикает, гипнотически уставившись на друга так, как смотрят истинные лжецы, а хвост закручивается в тугой узел, с каждым словам затягиваясь всё крепче и крепче, становится больно, но эта боль сейчас необходима ему, как воздух. — Мне Дарлин сказала, да, точно.— Мне ведь без разницы, чувак... Я же готов умереть за возможность прикасаться к тебе, мне не страшно пойти на свидание со смертью ради тебя, — Санджей поменялся в считаные секунды: заулыбался и, явно прикалываясь над змеем, приблизился, намереваясь поцеловать.— Зоофилюга, блин. А я то думаю, чего ты по зоомагазинам шлялся перед тем, как меня купить, — Крейг не растерялся, подхватил прикол и, смеясь, отстранился от друга.

— Ты прав, я искал себе жертву, — Санджей надул щёки, чтобы не заржать на всю палату.— Я только не пойму, чего ты и Ронни не купил для полной комплекции, ха-ха, — Крейг давится смехом и сам не замечает, как расслабляется тело, и распутывается хвост.— О, Ронни – этот знойный красавец с вставной челюстью! Думаю, он бы оказался посговорчивее тебя, — Санджей поиграл бровями, намекая на кое-какие шалости.— Уверен, Ронни бы не отказался зажечь с тобой под Луной, ха-ха-ха-ха! — Крейг прыснул безудержным смехом и тут же накрыл голову одеялом, чтобы заглушить хохот.— Эх, теперь жалею, что не взял его вместе с тобой. Толи я его не заметил... А может, денег не хватило? Ха-ха-ха, бля, у меня сча швы разойдутся! — хватаясь за живот, Санджей думал, что от смеха оздоровится быстрее, чем от лекарств и процедур.

— А давай ему позвоним и устроим секс по телефону. Прикольнёмся над ним, а? — Крейг зловеще улыбнулся, предвкушая потеху.— Ты что, серьёзно? Да этот стервец пошлёт нас на три буквы, и дело с концом, - Санджей скептически посмотрел на змея, скривил губы и почесал затылок.— Да брось, его попка давно жаждет тебя! Да его члены сами вылазят при твоём появлении! Ха-ха-ха... — уверял змей, чуть ли не плача от смеха.— Смотри не обосцысь. Ладно, подай мне мобильник, вон он, на тумбочке, — более серьёзным тоном сказал Санджей.

Крейг взял мобильный с прикроватной тумбочки и передал другу.— О-ох, ну и что ему сказать? — скучающе произнёс Санджей, принявшись перебирать колонку контактов в поисках необходимого.— А как ты его у себя вбил? — Крейг подполз ближе и заглянул в экран телефона. Заинтересованно следя за мелькающими именами контактов, он хотел поскорее прочесть имя брата, надеясь, что друг записал его как-нибудь по забавному.

— Увидишь, — уголки губ Санджея поползли вверх, а глаза заблестели в ожидании реакции Крейга. Листая список, он, наконец, добрался до искомого, и змей начал читать:— Баунти – это ещё не рай, но нам никто не запрещает мечтать, — зрачки змея расширились в изумлении. — Уйя-я-я, Сандже-ей... Я даже не хочу знать, как это расшифровывается.— А хочешь поглядеть, как я тебя записал? — покрываясь румянцем, спросил Санджей, улыбка не сходила с его лица.— Любимка, не? Хотя постой, я не хочу знать! — Крейг демонстративно прикрыл глаза хвостом и отвернулся. Но Санджей желая смутить змея, всё-же ляпнул, при этом ещё больше вогнал себя в краску:— Моя сексопилочка.

— Санджей, если бы ты выдал мне такое лет пять назад, я бы тебя прикончил, честное слово. А если бы ты случайно выжил, я подверг бы тебя осмеянию, и Белль с Таффлипсом перестали бы с тобой общаться, — искра злости полыхнула в сердце Крейга и тот час-же погасла, стоило ему взглянуть на помрачневшего друга. — Я это... Санджей... Я ж пошутил, малыш. Ну ты чего? Обиделся что ли? — Крейг примирительно замямлил, боясь увидеть в друге хозяина и, подлизываясь, прилабунился к его щеке.— Так, всё, я звоню, — ледяным тоном отчеканил Санджей, а сам самодовольно лыбился, откровенно наслаждаясь лебезящим перед ним змеем.

Пошли гудки, и Крейг ощутил пульсацию кровеносных сосудов в теле друга: горячая кровь ускорила бег, чётким ритмом выбивая дробь, которая почти совпала с их тактом; капельки пота мелкой росой осели на трепещущей коже, — змей понимал, что он волнуется, но ничего не сказал в поддержку.— Не берёт твой брательник... — раздражённо пробубнив, Санджей хотел было отказаться от затеи и отложить телефон, но...— Да, — сухо ответили на той стороне. Из-за этого ?да? Санджей подскочил на постели и, вытянувшись в струнку с глупой улыбочкой и выпученными, как шары для пинг-понга глазами, спросил:

— Ронни?— Да. Что ты хотел? — последовали сдержанные безэмоциональные слова в сопровождении недовольного шипения. Санджей прикрыл ладонью динамик и, сконфузившись, как девица во время первого поцелуя, полушёпотом затараторил Крейгу:— Чувак, ёлки, с чего мне начать?! Чёрт, кажется, я не готов!— Санджей, это твой шанс проявить свою неуёмную, развратную фантазию. Давай, вперёд, я хочу поржать! — смеясь над другом, Крейг явно хотел поприкалываться не только над братом.— Вот изверг! Ладно, сейчас что-нибудь сообразим, — процедил Санджей, затем немного подумал прикусив губу и, убрав руку с динамика, заикаясь отморозил:

— К... к... какое на тебе б... бельё?— Что ты отмочил?! — обескураженный Крейг разочарованно хлопнул себя по морде. — Не так сразу! Надо было его подготовить! Да и не мешало бы немножко уверенности! Всё, капец, теперь он бросит трубку.— Тише, он тебя услышит, — неразборчиво пыхтя на грани слышимости, Санджей приложил указательный палец ко рту и с укором посмотрел на змея.— Вы там пьяные, что ли? — не выдержавший непонятного копошения, возгласов, принадлежащих несомненно Крейгу, и перешёптываний, Ронни решил подать голос; странный вопрос Санджея был им попросту проигнорирован. А спустя миг до него донеслась томная, струящиеся сахарным мурлыканьем песнь, услаждая слух приторным напевом, топила в омут сладострастия, распуская бутон влечения к дикой, первобытной близости, в которой всякий дышащий не прочь сгорать дотла, воскрешаться любовью и начинать всё сначала, пока не протрубит последний ангельский горн. Заколдованным хрустальным ручейком тянулась из динамика, заставляя Ронни до треска сжимать мобильный, судорожно сглатывая на каждом ласкающем слоге: ?Эй, красавец, с чешуйками цвета Солнца. Эй, прекрасная заря, что ты прячешь от меня свой лучезарный лик всякий раз, когда я желаю искупаться в свете твоих глаз? Я давно отравлен твоим ядом, и нет спасенья. Зачем же ты кусаешь меня, золотой дракон, одним лишь словом убивая, гася тлеющий уголёк надежды на краткое прикосновение твоего сердца к моему? Так скинь же оковы и обнажись передо мной, тогда я смогу понять, как ярко способен сиять твой страстный дух. Не бойся позвать меня, гордый король, и я пронесусь сквозь края мерцающего Космоса, ради робкого скитания возле врат твоих чувств.

Эй, сладкий померанец, позволь похитить тебя из райских садов и вкусить мёд божественного дара. Не мучь меня более, развяжи очи одинокому бродяге и спаси из тюрьмы вечной ночи, озарив любовью. Что же ты сотворил со мной, жестокий богач? Я накажу тебя, сделав рабом своих похотливых желаний. Там, в чертогах моей обители, я сорву с тебя ненавистное, ненужное тебе облачение, и вдохну аромат благоухающих болотных цветов — запах твоих родных краёв, запах дикой, нетронутой природы, с примесью дорогого одеколона, брызнувшего тебе на перламутровую чешую ранним утром.

Безумие... Не в силах сдерживаться, я валю тебя на пол и прижимаю — вырываться бесполезно. Ты боишься, что я причиню тебе боль, и неподвижно лежишь, подчиняясь моей воли. Я принимаю молчаливое приглашение и, не помня себя, пробую на вкус твоё оранжевое брюшко, нежно кусаю и, целуя, исследую тело, неторопливо приближаясь к сокрытому в нём — моей цели.

Ох, Ронни, какой сумасшедший художник расписал твою кожу? Смакуя красные круги, обрамляющие её, представляю спелые, сочные яблоки, перед соблазном которых невозможно устоять, и я ем их, как изголодавшейся нищий. Вижу твоё нетерпение и губами припадаю к тоненькой линии клоаки; покорность заводит, и языком я проникаю внутрь этого маленького отверстия. Знаешь? А ты глубокий внутри. Чувствуя меня в себе, жалобно постанываешь, но я не собираюсь прекращать: беру конец твоего хвоста и пальцами надавливаю на скрытые в вожделенной щели карманы, и жду, пока твоё сокровенное вывернется наружу. Боже, наверное, я сделаю с тобой что-то крайне ужасное... Останови меня, наивный змей, скажи, что не хочешь, сопротивляйся, зови на помощь, подай знак, хоть что-нибудь... Ведь я не могу себя контролировать?, - сказочная скрипка завершила чарующие трели и заиграла заново с противоположной ноты, контрастно отличаясь от изначальной — проникновенной, любовной серенады: ?Хватаю тебя за блондинистый парик и подношу твою тупорылую башкенцию к своему вставшему члену, и впихиваю его тебе в рот. Вдоволь наигравшись с твоей рожей в любимую игру ?всунь-высунь?, я переворачиваю тебя пердильником к верху и, короче, ха-ха-ха... порю... ха-ха-ха... в тугую... ха-ха-ха... В общем, жестко раздолбал твою шоколадницу... ха-ха-ха-ха-ха-ха... кончил тебе на лицо и умыл спермой... ха-ха-ха... Ронни, тебя официально накололи! Ха-ха...?. — Самжесть, и тебе хватает здоровья прикалываться надо мной в таком-то состоянии? — копируя интонацию обольщающей песни, ехидно проворковал Ронни. — А давай так? Я подкараулю тебя возле больницы, удушу, переломав все кости, и проглочу, как крысёныша. Прогулка по моему кишечнику будет долгой и незабываемой, это я тебе гарантирую, СаМЖЕСТЬ. Индийский выпердок, — добавил чуть тише.— Я Санджей, — поправил парень, его голос прозвучал как-то огорчённо, плаксиво, что немного удивило и смягчило Ронни, и он не удержался от дежурной фразочки, припасённой для подобных случаев, излюбленный возглас прилагался:

— Да я просто шучу с тобой, братюня! Хау-у-у!

Дружелюбность произнесённой фразы подкупала, стирала неприятный осадок, оставленный угрозой, и повеселев, Санджей настроился на то, что Ронни всё-таки посмеётся над их с Крейгом приколом, ну и сказанул на радостях:

— Так как, ты увлажнил трусики, мармеладка? Но добился прямо противоположного:— На сколько же надо быть безмозглым, чтобы прикалываться надо мной? Да ещё и умудриться опозориться, фактически признавшись мне в своих... кхм, наклонностях, — Ронни задыхался злостью, но была в его голосе какая-то изюминка, которая никак не хотела вязаться с содержанием речи, и Санджей заподозрил, что Ронни злится больше для проформы, чем взаправду: некие микровибрации воздуха, доносимые телефонной связью и уловимые восприимчивой натурой в колких словах, припёрли к стенке душу съагрившегося змея, вычленив в ней из сумбура эмоций смятение. Удрученность Ронни нашла отклик в сердце, и проникнувшись чувствами, Санджей задумал подбодрить животное на том конце провода, предложив навестить себя как-нибудь, но предложение сгинуло, снесённое ураганом пыла ликующего друга:— Да, а ты ротик раззявил, стоял и слушал всё это. Ха-ха... Правда, брат? — вмешался довольный, как сто чертей, Крейг. — Признайся, тебе ведь понравилось.— Ах вы оголтелые... Дабыл-дыбыл, бля. Да идите вы... — послав неразлучную парочку, Ронни бросил трубку. Санджей прикусил губу, предложение так и не сорвалось с его губ. Тревога зашкаливает. Ронни засуетился, не зная, куда себя деть. Мысли путаются — решение не приходит, и нарастает паника.— Срань! Крейг не воспользовался бы таким способом передачи информации, если бы не был по уши в каком-то дерьме! — вопил он, нарезая причудливые фигуры по комнате, поочерёдно то задевая, то врезаясь в мебель и другие предметы домашнего обихода. — ?Секс по телефону? — это закодированное послание, мы баловались таким в детстве. И, если это действительно оно, то... Брат в опасности! Почему-то он не смог говорить в открытую, и единственным выходом было сказать всё через глупого дружка, а это значит, у Крейга есть от него секреты: Самжесть не должен чего-то знать... и до своего телефона Крейг по каким-то причинам не может добраться, и в дом Патэлов, видимо, ему путь закрыт. Раз он с больным дружком, выходит, находится в больнице: на сколько я знаю, любителя пуков ещё не выписали; причём, скорее всего, что-то или, что более вероятно, кто-то, не даёт брату выйти из неё. Конец сообщения ясно даёт понять, что и мне тоже грозит опасность — необходимо бежать, срочно. Но куда?! Или лучше поторопиться на выручку Крейгу? Рискованно. Может, перезвонить и уточнить? — на грани истерики оранжевый змей поведал бездушным стенам свои оккупированные страхом мысли.— Солнышко, где ты спрятался? Иди ко мне, время принимать таблетку! — из прихожей послышался нежный женский голосок. — Детка, паразиты сами себя не вытравят!— Ай-яй-яй, она проснулась... — осознавая приближение неминуемого фаталити, напуганный Ронни притормозил и, заметавшись пуще прежнего, лихорадочно соображал в какую норку забиться. — Ищет меня.— Ро-онни-и-и, ты оглох?! Быстро иди сюда, иначе я заставлю тебя принять её одним местом! — яростный рык хозяйки, а это была именно она, вогнал змея в неуправляемый мандраж, с выступившими на глазах слезами он думал, что испугаться ещё сильнее просто нереально, но как же он ошибался... Стук её домашних шлёпанец на шпильках почти лишил Ронни сознания: она совсем близко. Трясясь, как осиновый листок, с горем пополам совладав с собой, он ответил, не узнав собственный, искажённый ужасом голос:— Госпожа Насилия, я позвоню другу и спущусь. Хорошо? — холодная кровь застыла у него в жилах.— Хорошо, медовенький... — пропел девичий голосок. — Постой. Как ты меня назвал?! Моё имя Сесилия! Ну ничего, я отучу тебя кривлять имена, маленький паршивец! — от её рёва, казалось, началось землетрясение. Была у хозяйки одна потрясающая черта: в неё, будто бы был встроен переключатель настроения, при том расшатанный на столько, чтостоило неаккуратно задеть его, брякнув что-то не то, настроение менялось молниеносно, и пиши пропало. К такой особенности характера требовалось привыкнуть, однако у горемыки-змея никак не получалось. Поскуливая, он набирал номер Санджея, готовый в случае чего совершить харакири; лучше уж смерть, чем глотать таблетки клоакой.— Молодец, Санджей, ты справился, умничка моя, мой хороший... самый любимый... — стрекоча, аки гремучая змея, Крейг обвивался вокруг шеи друга и, елейно нахваливая, прильнул к его щеке, поколебавшись, невесомо лизнул в знак признательности: охваченный природным инстинктом размножения, так некстати разбушевавшегося из-за сезона спаривания, не ведал, на что мог спровоцировать разгорячённого сексом по телефону друга, а быть может, именно этого и добивался. Так или иначе, с остекленевшим взглядом, затуманенным любовной поволокой, прошелестел ему на ушко что-то неразборчивое, за тем ткнулся в него прохладным носом.

Чувствуя гладкое, гибкое тело любимого взмокшей от волнения кожей, Санджей зачарованно поедал глазами плавно перетекающие змеиные узоры, закручиваясь кольцами вокруг оголённого горла, эти волнистые пятна цвета свежей луговой травы манили шёлковым блеском, и он не удержался, дотронулся, не встретив протеста, отважился накрыть их целой ладонью. Голова закружилось от нарастающего возбуждения, которое уже успело посадить свой росток с первым словом криповойчасти ?песни? для Ронни, а невнятный шелест рта у самого входа в ухо пробудил спящее воображение, сходу принявшееся рисовать греховные картины, изобилующие безумным, неестественным, а скорее, даже сверхъестественным сексом... с рептилией.

— О-о-о, ты прям сама нежность... — голос предательски дрожит, и Санджей ничего не может с этим поделать, да и кровь, присоединившись к голосу, решила подвести своего обладателя: приливая к члену, принуждает его подняться, а из ноздрей и ушей, кажется, вот-вот повалит пар, но надо постараться держать себя в руках — пытка для молодого мужчины. — Всё благодаря тому, что ты мне суфлировал, чувак. Если бы не ты, я бы наложил кирпичей... — пытаясь шутить, он ёрзает по постели и прикусывает нижнюю губу, чтобы не застонать.— Хах, зная твою извращённую натуру, суфлировать тебе было несложно, — не то простонав, не то хохотнув, соблазнительно играя голосом, змей словно флиртовал с наэлектризованным гормонами другом. Ферамоны от него разлетались по всей палате, и змей не мог не впитывать их каждой клянчившей интимную близость клеточкой. Придавая голосу толику кокетства, дурманя разум возбуждённому хозяину, он произнёс:— Кроме того, моя болтовня и отдалённо не напоминает змеиный секс...— М-да? Тогда я взаправду украду Ронни, чтобы вы вместе показали мне его наглядно, — тело обдало жаром, и Санджей заговорил в нос; дыхание участилось, а сердце дубасило по рёбрам, что он невольно представил футбольный мяч, беспощадно вбиваемый в стену уличными мальчишками.

Оглушённый жаждой секса, Крейг не придал значения тому, что Санджей, вообще-то, назвал имя брата, и, предавшись фантазиям с непосредственным участием Ронни, как ни в чём не бывало, без стеснения, в красках принялся расписывать особенности брачных танцев змей:— Лес, освещённый весенним Солнцем. Невдалеке слышится звон бьющейся о камни воды, и я ползу на дивные звуки капель, алмазным дождём рассыпающихся по пёстрому ковру орхидей, ажурным навесом украсившим ниспадающие волны. Однажды я видел этот пейзаж во сне... Потревоженная моим появлением всполошилась редкая красавица, взметнувшись ввысь, разлетелась прочь мириадами радужных первоцветов — бабочек. Ширма из беспокойных насекомых исчезла, и я увидел змея, выделяющегося огненным окрасом среди потемневшего серебра валунов. Он, как декор, созданный в Эдемском Саду, восседал на них, сверкая позолоченными чешуйками. Заметив меня, он хотел сбежать, но я преградил ему путь, стремительным фантомом оказавшись возле него. Мы сверлим друг друга взглядом, и между нами пробегает разряд. Я не выдерживаю, как бешеный пёс, сорвавшейся с цепи, кидаюсь на него. Секунда, и я обвиваю его тело своим, он делает то же самое. Не прерывая зрительного контакта, ритмично покачиваемся. Я приподнимаюсь как можно выше, стараясь нависнуть над ним, но он не собирается сдаваться: переплетаясь со мной в единый клубок, толкает, пытаясь опрокинуть. Доказывая своё превосходство и силу, каждый вытягивает голову повыше, отступать нельзя — победит сильнейший.

Самок поблизости нет, но мы продолжаем боевой ритуал, и мир для нас останавливается, постепенно сужаясь в одну точку — существует только здесь и сейчас. В конце концов, сплетённые в причудливую косу, оба падаем на землю. Настолько тесная близость пьянит, и я трусь кончиком хвоста о его половые каналы, бережно открывая вход в клоаку. Он понимает, чего я хочу, и начинает прижиматься ко мне, повторяя изгибы моего тела. Возбуждение накрывает — я на пределе. Приток крови увеличивает в размерах гемипенисы, и они самопроизвольно выворачиваются наружу. Свиваясь вокруг партнёра покрепче, я пытаюсь ввести один из них в его канал. Пусть он не самка, но, на самом деле, и цели у меня немного иные... Добравшись ?членом? до его клоаки, проникаю вовнутрь и надавливаю им на её стенки, стимулируя выход гемипенисов, полость отзывается на мои ласки, и я в нетерпении жду их появления. И вот... они появились...

Санджей наслаждался бархатными переливами голоса змея, заворожённый ими, задумывает довести змея до оргазма: не переставая поглаживать его чешуйки, неторопливо и осторожно ведёт в направлении хвостовой части. Без труда найдя конец хвоста, медлит. "Не начнётся ли у Крейга очередной акт самобичевания, после того, как я удовлетворю его гон? Если Крейг, конечно, ещё позволит мне это сделать... и не покусает..." — проносящиеся мысли пугают Санджея, но услышав фразу друга ?я на пределе?, незамедлительно приступает к задуманному:

Подносит хвост к губам и нерешительно целует — первый раунд пройден. Затем целует второй раз и снова медлит, выждав, целует три раза подряд — смелеет, и поцелуи сыплются на хвост один за другим, одни воздушные и трепетные, другие — алчные засосы, проникающие, наверное, во все трещинки в змеиной коже. Язык присоединяется к губам и страстно оглаживает кончик хвоста, спускается ниже, обильно смочив слюной чешуйки — второй раунд пройден, опасности нет.

Змей не протестует, и это сильнее раззадоривает Санджея: вобрав хвост в рот на столько, на сколько смог, берётся обсасывать его, как леденец, и будучи сам на пределе, второй, трясущейся от возбуждения рукой залазит под одеяло и проникает под резинку трусов, обхватывает член, всё это время стоявший башенкой, и начинает надрачивать себе, желая, наконец, кончить. А змей всё говорит и говорит, но Санджей уже не слушает, поглощённый процессом, намеренно задевая зубами, вынимает изо рта хвост. Тестостерон кипит в крови, и Санджей звереет. Распаляясь с каждым жёстким толчком в ладонь, плюёт на всё, грубо вгрызаясь в набухшую клоаку Крейга и, как пылесос, втягивает её содержимое.

— ... мы с ним... и так десять дней... Ай! — история прерывается, чувствуя проникновение, змей вскрикивает, карманы клоаки рефлекторно сжимаются, пытаясь вытолкнуть инородный объект. — А-ахм-м-м-м, — зубы и язык хозяина обследуют полости, забираясь всё глубже, и питомец протяжно мычит, уходя от властных прикосновений, — Санджей, имитируя французский поцелуй с губами девушки, развратно истязал клоаку Крейга, ощущая себя альфачом и полноправным хозяином стонущей от его извращённых ласк зверушки. Гемипенисы Крейга показались на свет, и Санджей поглотил их ртом. Пресекая неловкие попытки друга отодвинуться, периодически зажимал зубами нежную кожу репродуктивных органов.

— Са-а-андже-ей, а-ам-м-мне-е б-бо-о-ольно-о... — голосом, молящим о пощаде, Крейг буквально выстанывал слова, не решаясь заглянуть в глаза хозяину.

— Ты совершенство. Не зря Гурманд хотел сожрать тебя... Ты такой вкусный, моё совершенство... моё и больше ничьё, — отстранившись от налитых кровью гемипенисов, Санджей зашептал прямо в них и, лизнув, поцеловал в основание.— Санджей, я... — змей хотел, что-то сказать, но он не дал ему этого сделать: пошло облизав губы, начал любовно посасывать гемипенисы. Тёплый язык плавно огибал складочку за складочкой, капилляр за капилляром, тоненькими веточками распространённым по алеющему парному члену; помогая ему, губы зацеловывали каждый бугорок, с очередным засосом вырывая стоны из уст змея.

Почти доведя себя до пика блаженства, Санджей старался и для Крейга: вытянув губы трубочкой, имитировал клоаку женской особи змей и, плотно обхватив ими один из гемипенисов, прижал языком к нёбу, для активизации семяизвержения.

Тело запустило механизмы, отвечающие за спаривание — от клетки к клетке передавалась сладкая нега, и Крейг расслабился, а гемипенис,заключённый губами друга... нет, теперь уже любовника, подчинился зову инстинкта, выделил специальный секрет для того, чтобы закрепиться и принять устойчивое положение у него во рту.— Малыш мой, ещё чуть-чуть, а-а-х, не останавливайся... я почти зафиксировал... а-а-ах, прижми его сильнее, пожалуйста, — канючил змей; слыша, как пищит его изменённый возбуждением голос, как собственная пасть извергает противные ему стоны, он подумал, что, должно быть, в этот момент похож на одну из бывших тёлочек Санджея, а, возможно, на Белль, и сразу захотелось провалиться сквозь землю. Негативная реакция на свой голос напрягла тело, и змеиные путы сдавили кадык любовника, реакция которого не заставила себя долго ждать: придушенный живым ошейником, добавившему остроту ощущениям, Санджей приходит к финалу и, громко застонав, кончает, а половой орган змея вываливается у него изо рта. Крейг разгибает кольца, собираясь дать Санджею больше свободы для действий, и бесстыже подставляет ему под нос гениталии, требуя продолжения банкета. О, как же Крейг сейчас себя ненавидел!

Умилённо окинув взглядом просящего ласку змея, Санджей без возражений приник к влажным, ?смотрящим? в разные стороны гемипенисам и, накрыв ртом, круговыми движениями языка взялся облизывать их. Самозабвенно одаривая змея нежным вылизыванием и пылкими поцелуями, настроился кончить вторично, и всё бы ничего, но... "Торпеду мне в клоаку! Почему именно сейчас-то?! Вот знал же, что хорёк не вяжется с острыми крылышками! Теперь, если всё это не остановить, я разряжу всю обойму прямо Санджею в рот!" — паникуя, думает Крейг.

И без того сгорая от стыда за всё происходящее между ним и другом, понимает, что с минуты на минуту облажается, затушив пламя интимной страсти, которое после такого уже вряд ли когда-нибудь разгорится. Думать так, конечно, было полнейшей глупостью, потому что погасить пламя страсти Санджея не способен и Всемерный Потоп, не то что какие-то там писи-каки, а возможно, сам того не сознавая, Крейг хотел положить конец противоречащему законам природы непотребству, и внутреннее ?Я?, не определившись в чём заключается настоящая проблема, совершенно запуталось в приоритетах. Однако неудобно просто взять и вот так вот отобрать у Санджея ?конфету?, придётся хитрить.

"Кошмар, снаряды готовы! Что же мне сказать?!" — кричал зашедший в тупик разум, пока Крейг всеми силами удерживал накопленное. И тут заскочила сомнительная идея, сочтённая почему-то гениальной, воспользовавшись ей, он уже пожалел, что вообще раскрывал пасть:— Санджей, если ты не перестанешь лизать меня, я выкрикну твоё стыдоимя, и Вселенной конец! — возбуждение, охватившее тело, воздействовало на ширину отверстия в гортани, создав узкий проход для воздуха, и Крейг ломано пропищал какое-то нечленораздельное месиво из слов.— Что? Хочешь поинтенсивнее? — слова, сорвавшееся с занятых ублажением губ, приплыли от куда-то сверху, будто материальные, нежными вибрациями касаясь Крейга, обнимали его напряжённое тело, но, увы, в данном его состоянии были не способны расслабить. Зато юркий язычок, выписывая виражи на змеином достоинстве, растягивал стенки клоаки. Крейг знал, это трындец. "До него не дошло!" — в ужасе осознавая этот факт, сжимая мышцы до хруста позвоночника, он повторил:— Санджей, если ты не перестанешь лизать меня, я выкрикну твоё стыдоимя, и Вселенной конец! Невероятно, но на сей раз Санджей разобрал сказанное, а Крейг увидел, что, оказывается, осечка с голосом спасла его шкуру, ведь ?гениальная? идея ляпнуть такое, была отнюдь не гениальной, и пожалел повторно.

С замиранием сердца Крейг наблюдал за тем, как выражение лица друга-любовника обретает зловещие черты, хвост, как ни странно, был деликатно отстранён ото рта и положен на хозяйский живот. От греха подальше Крейг решил раскрутиться и покинуть любезно предоставленную для этого шею, дабы успеть себя защитить или сбежать. Тем временем прикрыв глаза, Санджей грудью набрал побольше воздуха и медленно выдохнул, мысленно считая до десяти, успокоился, открыл глаза и произнёс, стараясь поласковее смотреть на устроившегося у него на животе змея:— Крейг, у тебя что, детство в жопе заиграло? — прозвучало не ахти как спокойно, но хоть не взорвался, и на том спасибо.— Нет, у меня там заиграло кое-что другое и оно сейчас громко возвестит о себе... — Крейг кряхтел, пряча хвост под одеяло, пронесло его или нет, он мог пока только гадать.— Может, мне тебя к психотерапевту сводить, а, Крейг? Давно было пора. Не находишь? Ну а что, наденешь майку и кепку, как ты любишь, и пойдём с тобой, расскажешь ему про то, как от моего стыдоимени уничтожилась Вселенная, и появилась новая, где мы поменялись ролями. Или, о, расскажешь ему про Балзалдерак! Вот доктор то удивится! Ты ж даже дневник вёл, куда записывал все наши приключения по сериям и сезонам, а потом тайком показал его какой-то детворе, те, видимо, заинтересовались... Помнишь? А я по простоте душевной ещё удивлялся, откуда у нас ни с того ни с сего фан-клуб нарисовался, верил дурак, что за нами дети следят, благо Гектор отвадил эту малышню, а то я не знаю... — положив болт на проблемы крейгавской задницы, Санджей сложил руки на груди и воспитательным тоном возвращал друга из мира детских иллюзий во взрослую реальность.— Ну так, это же всё правда было, они следили за нами и... — жалостливо блестя глазками, Крейг с полуулыбкой поглядел на его строгое лицо.— Конечно, следили, но после того, как ты их обработал, этому удивляться, в общем-то, нечего: если их сумел заинтересовать Гекторсвоим ?шлёп задом?, то змей с силой внушения тем более, — стена Санджея непоколебима.— Но тебе же это нравилось: фанаты, игры, приключения... Всё это было только ради тебя. Я из кожи вон лез, чтобы тебя развеселить, чтобы тебе было со мной нескучно, малыш мой, — печально объяснил Крейг. Санджей видел влагу, скопившуюся в глазах друга, понимал, что одним неосторожным словом сейчас способен добить его, но так, словно это доставляет ему удовольствие, решил довить по больному:— Да ты ж мне все уши тогда своим бредом прожужжал! Этим Балзалдераком; проклятой пиццей, из-за тебя я видел её почти что в каждом предмете и чуть не прибил маму; симпатяжками - это за тобой, кстати, и до сих пор водится... Так, что я ещё упустил? Причём, чем ты старше, тем хуже. А как начнётся брачный сезон... Бывает, тебя так колбасит, что мне приходиться уходить из дома, чтобы не начать ловить глюки вместе с тобой! Я ж варюсь в поле твоего псих-воздействия без перерыва на обед! Интересно ещё, какой у него радиус поражения, потому, что, когда тебя нет дома, мне другой раз является я из будущего или захаживают персонажи, которых я знать не знаю! А будущий ты, как правило — двухметровый мускулистый рептилоид! Ты в глубине души хочешь быть таким, а, чувак?! Да не за горами тот день, когда ты сломаешь мне мозг! — Санджей терял контроль над эмоциями, переходя на крик. — Посмотри на себя, ты уже до растроения личности докатился, и по твоей милости меня сбила машина... — он осёкся, испугавшись, что перегнул палку, и змей покинет его, посчитав себя ненужным мусором, доставляющим одни проблемы, но вопреки всему, змей лежал, прижавшись к его животу и ронял слёзы на постель: сказанное жгло хлеще калёного железа, разъедало душу, которая словно попала в самый настоящий Ад, но Крейг давно признал свою вину и не сердился, а видя Санджея на больничной койке, был готов проглотить любую обиду и простить всё, что угодно.

— Я думал, что делаю тебя счастливым, ведь для того и заводят домашних любимцев... Санджей, когда ты купил меня, я был так рад, что наконец-то выберусь из кишащего клещами зоомагазина. Мне улыбнулась Удача, и счастью моему не было предела: вместо хозяина я встретил друга! И тем не менее моё предназначение — быть преданным и служить хозяину: тебе нужен был друг — я стал им; ты скучал — я развлекал тебя; ты хотел дружить с человеком — я притворился им; ты фанател от Таффлипса — я стал его фанатом тоже. Куриные крылышки? Не вопрос! Я полюбил и их, – так я считал, но выходит, я делал что-то неправильно, — Крейг обнажил свою душу, преподнёс сердце на блюдечке и теперь ждал, пока его раздавят, но Санджей молчал, и это было невыносимо, пришлось говорить, только бы не слушать гнетущую тишину:— Я справился со своей задачей? Тебе было хорошо со мной? — обливаясь слезами, Крейг вопрошал своего господина, как верный пёс, надеялся услышать положительный ответ, обратное бы просто его убило, растоптав морально. "Что я за любимец, не сумевший дать хозяину то, что он желает?! Стал ли я ему лучшим другом, как он того хотел?!" — сейчас эти мысли терзали его, как и молчание хозяина, но, к счастью или к беде, оно продлилось недолго:

— Ага, было, - сарказм так и сочился из Санджея. — А сказать тебе, что конкретно было? Мы играли, представляя всякую дичь и как больные бегали по двору, выкрикивая чепуху, — он как-бы вколачивал в змея незыблемые истины, силой снимая розовые очки. Вдруг со змеем произошло то, что любого могло перепугать до смерти или ввести в замешательство: змей часто-часто задышал, напоминая рожающую женщину, и застывшим взглядом буравил окно, расположенное сразу за кроватью. Впрочем, Санджей, за годы совместного с ним проживания, усвоил, что бороться с глюками змея с силой внушения, можно только с помощью самого змея с силой внушения и, повернув голову к тому окну, посмотрел на него, повернулся обратно и, вытаращившись на змея, изображая крайнюю заинтересованность, спросил:

— Что, неужто там зеленоватый пацан в кепке?! Он там, Крейг?!

Но Крейг продолжал неистово наполнять лёгкие и глазел на это окно так, будто там стоит сама Смерть.— Ну ничего! Смотри, я беру протонный бластер и навожу на чудище! Бах! – я выстрелил! Крейг, он в ловушке! — Санджей победоносно поднял над головой воображаемое оружие и, тряся в руке такую же ловушку, гордился ?трофеем?. — Всё, Крейг, я заточил зверюгу, он у нас в руках, теперь не выберется! Санджей знал, зачем играл этот спектакль, ведь сила внушения Крейга могла проецировать из сознания буквально всякую всячину: Крейг хочет, чтобы окружающие видели его мальчиком — пожалуйста; хотите мир магии или вселенную в заплесневелом молочном коктейле — получите и распишитесь; вам нужно загипнотизировать родителей или денёк побыть змеёй — нате. То же самое касалось и путешествия в грустный мир музыкальной пластинки, и приключений в до жути осознанных сновидениях, где они, видя одно и то же на всех, спасали Белль или, наевшись просроченного детского питания, превратились в младенцев, и тупой псины, неожиданно ставшей трансформером, стреляющим мороженым, и многого другого. Несомненно, всё это были миражи, навеянные разумом змея. Существа, попадающие под его влияние проваливались в мир своих или чужих фантазий полностью либо частично, а иногда всё сворачивалось в хитросплетённую психоделику: результат зависел от сцепки между мозгами через змея или его непосредственного вмешательства. Так кем же на самом деле являлись говорящие змеи? Никто из посвящённых не знал ответ и не пытался найти, даже Санджею это было не нужно — напрашивается вывод: змеи не позволяют искать. Как бы там ни было, пользуясь возможностями разума Крейга, Санджей хотел помочь ему избавиться от видений и думал, что сейчас именно они терроризируют друга, однако...— Са-а-андже-е-ей, а-а-а-а! Я больше не вытерплю! БУТЬ ПРОКЛЯТ ЖАРОПАРК!!! — не своим голосом заорал Крейг, и в туже секунду прогремел залп, мощной канонадой прокатившейся по палате. Санджей застыл с прифигевшей рожей и, спустя короткую паузу,запальчиво осведомился:— Чувак, ты так передрейфил, что решил подорвать нас?!

Реакции от друга не последовало, и он продолжил куда более доброжелательнее, приправляя голос весёлым задором:— Вот, когда пожалеешь, что нет газен-банкина, этот пук, определённо, стоит коллекции!— Да-а-а, — согласился Крейг, переводя дух.— Так, ты мне там бельё не изгадил? — резко отдёрнув одеяло и не обнаружив какашек, раздражительно, с некоторым отвращением прорычал Санджей, но от Крейга, знающего его не первый день, не укрылось, что хозяйский гнев наигран, да и со стороны, вероятно, он выглядел комично в своём раздражении, или так только казалось, но порадоваться тому, что не усрался, однозначно, стоило. И только-только Крейг открыл рот для ответа, как был бестактно перебит:— Слушай, а ну-ка повлияй-ка на меня, чтобы и я мог увидеть твоего зелёного гоблина! — глаза Санджея зажглись огнём энтузиазма: интерес узреть этот галюн зашкаливал, и парень смотрел на змея мелко подрагивая кулачками от нетерпения. — Ведь я один вижу тебя змеем, когда ты в человеческих шмотках, родичи с дружками не в счёт. Хотя, уверен, порой и они... Ну давай, напряги извилины, чтобы и мне перепало!— Дело не в этом... Да и тебе он бы не понравился, к тому же на мне нет никакой одежды для того, чтобы войти в образ... — опустив взгляд, Крейг натужно пыхтел, колдуя над хвостом, силясь запихнуть в него гемипенисы.— Да? Тогда не будем об этом, — Санджей разочаровано откинулся на подушку, скуксившись, как будто перед ним поставили невкусное блюдо. — Крейг, скажи, а почему тебе приспичило заставить меня заняться с Ронни сексом по телефону? Ну ладно, допустим, ты хотел приколоться надо мной — это понятно. Но разве не прикольней ли было бы, если бы этим с ним занялся ты? Он же так по тебе с ума сходил! Припоминаю, как он дурил мне голову, что я, мол, отнял тебя у него, — сияя лукавой улыбкой, Санджей перевернулся на здоровый бок и, подперев голову рукой, пожирал глазами змеиные гениталии, а змей, повинуясь движению, сам собой съехал с живота на край кровати.

Подползая ближе к Санджею, Крейг потупился, не зная, что ответить.Санджей смерил его нахальным взглядом и насмешливым тоном возобновил разговор:— Помогли бы друг дружке справиться с зовом природы... Бабёнок то вашего говорящего вида на горизонте всё равно не видать... и, полагаю, что и не будет видать, гы-гы. Так договорились бы, спланировали... и встретились для этих ваших... Ну как их? О, Шуры-мур, точно, ха-ха! Всяко лучше, чем трахать местных гадюк в парке. Или мне подыскать тебе угря для сношения? Ты же любишь отвратных мерзких угрей, правда, Крейг? Ха-ха-ха, — запрокинув голову, он закрыл половину лица ладонью и залился фальшивым смехом.— Прекрати! — не выдержав, рявкнул Крейг, но мельком взглянув на обнаглевшего друга, сразу попятился назад, как раненый острой лопатой ужик, ускользающий от следующей атаки.

Сузившееся глаза Санджея молниями пронзали забившегося к противоположной спинке кровати змея, а губы растянулись плотоядным оскалом и проворковали, вскрывая вены напуганной душе своей преувеличенной мягкостью:

— А то что? Санджей приподнялся, рука взметнулась вверх, сжавшись в кулак для удара, и змей остолбенел, в то же время память подкинула слова из прошлого: "В таком порочном мире, как наш, кулаки — лучший способ показать другу на сколько он на деле тебе дорог", – слова Санджея, после которых он влетел в гараж.

В детстве, надев боксёрские перчатки, они частенько играли в дружескую драку, и это творящееся безобразие на лужайке перед домом Крейг в сердцах обозвал ?побей домашнего питомца?: ползающей рептилии с перчаткой на хвосте нормально дать сдачи прытко бегающему и бьющему человеку весьма затруднительно, поэтому зачастую, если не сказать всегда, змей получал на орехи, и у него закрепилось устойчивое представление, что избивать своих любимцев — проявление любви. Но наблюдая за поведением чужих хозяев по отношению к их питомцам и, вместо ожидаемого мордобоя видя животных, окружённых заботой, Крейг быстро поменял мнение, возжелав ласки до ломки, а тут ещё назойливая реклама корма... — Крейг, Кре-е-ег. Что с тобой? Крейг увидел побледневшего Санджея, смирно лежавшего на постели и беспокойно вглядывающегося в его лицо.— Крейг, чего ты туда забился, малыш? — он протянул ему руку, а голос сипел, как у умирающего. — Что-то померещилось, да? Обнимашка ты моя... Полные ласки слова, словно запутывали разум, дурачили, нанося сердцу ножевые раны, разделывая на части, и змей, не веря глазам своим, кинулся другу в объятья, чтобы затем расплакаться.— Санджей, ты сказал... ты сказал... ты хотел меня... — глотая слёзы, Крейг никак не мог выдавить из себя признание: нутро сводило судорогой, и лёгкие прерывисто набирали воздух, препятствуя речи — поверхностный вдох, короткий выдох. Вжимаясь в грудь друга в поисках защиты, он, кажется, хотел слиться с ним воедино, а хвост нащупал покоившейся неподалёку позабытый мобильник и обмотался, до треска сдавив оболочку. Попутно змей удивлялся спрятанным гениталиям, а ведь просто так по волшебству они не спрятались бы: для полноценного змеиного секса требуется десять часов, а гемипенис даже не успел закрепиться! "Но, но, как?! Я же был так возбуждён?!" — шокированный этим обстоятельством он никак не мог его объяснить. Так что же из происходящего в этой палате было реальностью, а что нет, аналогично затруднялся ответить.— Всё хорошо, малыш, мы справимся с этим, я буду рядом и не оставлю тебя, обещаю. Мы победим вместе, она пройдёт, — имея в виду неведомую болезнь, портившую жизнь бредом и галлюцинациями, Санджей придвинул Крейга ближе и, уместив на руках, обнял, как мать обнимает плачущего ребёнка. — Любимка моя, всех отбалзалдерачим, они у нас попляшут, — нежно поглаживая, убаюкивал, пробуя успокоить.

— Всё потому, что ты бил меня раньше, — неуверенный упрёк ушёл куда-то в сторону, а сам Крейг снова попытался нырнуть другу в подмышку.

— Вот я там тебя бил, аж переночевать негде! — возмутился Санджей. — Эх ты, на себя бы посмотрел, я сейчас столько всего могу припомнить, закачаешься! Тему о том, как Санджей однажды чуть не довёл его до болевого шока, сдавив так, что вызвал выход испражнений, Крейг затрагивать не стал.— Как думаешь, Ронни завёлся? — Санджей сменил тему, желая поднять Крейгу настроение.— Что? — не понял змей.— Ну секс этот наш, телефонный, завёл его или нет, ты как думаешь? — в смеющихся глазах Санджея танцевали похотливые искорки, представляя возбуждённого Ронни, он волей-неволей подумывал однажды повторить прикол.— Это вряд ли, хозяйка пичкает его не пойми чем, лишь бы на случки не водить, но это не точно, — приём Санджея сработал, и старый добрый Крейг-приколист фениксом возродился из пепла.— Так призвал бы своего громилу-телохранителя, — перестав качать змея, Санджей позволил себе расслабиться и насладиться житейским трёпом с лучшим другом.— Менни?! Тот самый верзила с буйволом?! — вспомнив того мужика, Крейг весело взметнулся, колыхнув одеялом.— Ну да, он же, кстати, судился с Сесилией из-за Ронни. Ты не знал?— Да? Оживлённо перемывая косточки Ронни и его спутникам жизни из пустого в порожнее, друзья вновь почувствовали себя счастливыми, как в детстве.

Муха, перелетающая с потолка на окно и обратно, неожиданно приземлилась на нос Крейга, который не заметив её, как ни в чём не бывало продолжал жизнерадостно шутить про брата и прочее. А вот Санджею было не до смеха: заметив ползающую по Крейгу муху, он поперхнулся слюной, не успев высказать подготовленной остроту. "Муха — дурной знак", – заключил для себя Санджей, для него она являлась символом смерти и горя.

Предатели-мысли волокам притащили сопротивляющейся рассудок к ячейки памяти, где хранилось пробивающее до костей кино, в нём, запертые страхом, крутились разбитые на кадры моменты: кровь, мясо, посреди всего этого бездыханный Крейг, и муха, муха, МУХА. Треклятое насекомое кружило вокруг него, пытаясь отложить яйца, и тошнота подступает к горлу... "Забудь об этом, Санджей, забудь, может сделаться плохо", – уговаривая себя, он концентрировался на голосе друга, чтобы задраить им вход в ячейку с воспоминаниями.— Санджей, я хочу попросить тебя... Для меня это очень важно... - Крейг переменился на глазах — места для приколов в нём больше не осталось:серьёзно посмотрел на Санджея, а хвост быстро-быстро сворачивался и разворачивался, если приглядеться к змею повнимательнее, то станет заметно, как под чешуйками дрожат мышцы. — Друг, родной, я... в общем, такое дело... — замявшись, он повернулся к стене и, сморгнув слезу, хвостом переплёлся с пальцами друга, ища поддержку.— Положись на меня, я готов на всё, даже нырнуть в помои, ты же знаешь, — Санджей поднёс хвост к губам и, с чувством поцеловав, приложил к щеке и потёрся ею об шелковистые чешуйки, одновременно с этим пальцы нежно пробегались по ним и, замедляясь, оглаживали контуры, как бы слаживая мозаику узора змеиной кожи.

Собравшись с духом, Крейг начал:— Санджей, детка, ты только не перебивай... Значит так... Если со мной что-то случится... Обещай позаботиться о Ронни. Хорошо? Пригляди за ним, а ещё лучше забери себе.— Что это на тебя вдруг нашло, чел?! Я валяюсь в больнице или ты? — ошеломленный Санджей не знал смеяться ему или плакать: просьба друга сразила его наповал. — Да и не пойдёт он ко мне! Он же меня ненавидит. Забыл? Для него я вражина, забравшая тебя. Хотя... — и тут Санджея резко переключило на романтическую волну:

— Звёздной глухой ночью, я чёрным таинственным ниндзя проникну в его жилище и, укрыв плащом, вынесу из окутанного призрачным полумраком дома. И под светом заката ты и он будите соблазнять меня витиеватыми танцами, а я, как падишах, восседая на подушках, буду любоваться вами и поедать финики. Пока Санджей мечтательно закатив глаза, пускал слюни, Крейг пытался разобраться, это сейчас взаправду происходит или причуды разума куражатся над ним. Спонтанно что-то застыло внутри, и комната завращалась, предметы волнообразно склеивались, превращаясь в желеобразных чудовищ, постель рухнула в бездонную яму, и наступила густая голодная тьма, сквозь которую глядел белый квадрат окна, притягивающий ослепительным светом. Открылась форточка, и обдало гнилостным зловонием. Вслед за этим, в какой-то момент зазвучала окаянная песенка:

?Санджей в магазин зашёл,Змея говорящего нашёл,Змей тот дружбой их связал,Когда подпрыгнул и сказал:- Чувак!- Привет!Санджей и Крейг!Чего только вместе не творят.Санджей и Крейг!В зале славных друзей их портреты висятСанджей и Крейг!Нет никакого зала, брат,Они всё придумали! Да!?

Песня не собиралась заканчиваться — змей забыл, как дышать: выдох, будто заблудился, попал в лабиринт и не сумел выбраться из пасти; вдох — таранил себе проход, но так и не пробился внутрь. "Мамочки... Помогите мне, кто-нибудь..." – выли в страхе забившиеся мысли.

Чьи-то лапы обхватили сзади и сдавили трепетавшую чешуйчатую плоть, и низкий голос прошептал:— Хочешь, я освежеваю тебя столовым ножом, красавица? Потом я выряжу тебя в прелестную куколку и сделаю снимки. Мы выложим их на Сердцеед. Что скажешь, моя красавица? Твоя нечеловеческая красота сведёт всех с ума — Козявка Джонсон обзаведуется! Представь себе, они забросают твои фотографии лайками и даже не додумаются, что это ?пост-мортем?**! Воздуха катастрофически не хватает, и змей бьётся, извивается в конвульсиях — последние болезненные усилия отстоять свое существование. Мозг отключается, раскрывая благодатные объятья обморока, но вязкая мгла рвётся монотонной трубной песней: