Помада (1/1)

Люсия попрятала свои сморщенные ?яблочки? в корсет и только тогда пошла открывать Хэнку: он уже потерял терпение и злобно колотил в дверь. Отчего Хэнк? А оттого, что колотит монотонно, но попадает в четкий ритм, будто он?— автоматон в человечьей шкуре, потому и можно узнать чуть ли не с первого удара.—?Сейчас-сейчас, бегу-бегу! —?сладеньким голоском, каким приманивают котят, сказала Люсия и поспешила сунуть ноги в сапожки. Добротные такие, из кожи. Снял Хэнк с какой-то аристократки и приволок. Но эти были поплоше, потому что те, что покрасивее, унес другой любимой.Люсия это Хэнку не простила и решила, что если подхватит какую-то дурную болезнь, ни за что не скажет. Хэнк вот апельсины ей не носит, а у Люсии уже зубы шатаются. Доктор говорит: цинга. Надо витамин есть. А где взять кромешной зимой витамин?Когда Люсия Хэнку все-таки открыла, он ввалился в комнату, точно пьяный. Но по глазам видно было: в рот ни капли не брал. Это он так?— от горя и усталости. На плечах его?— бремя величиной с гору. Тут у любого ножки разъедутся, а этот суровый человек держится.Этот всю твердь земную унесет. Потому что двужильный.—?Что ж ты… не бережешь себя?.. —?Люсия подхватила его и крякнула от натуги, но выдержать?— не выдержала. Хэнк сам вдруг получше оперся на левую ногу и постарался выпрямиться и аккуратно переставить другую. Так они и пошли, едва переставляя ноги, точно краб на пляже, но у самой кровати Хэнк все-таки завалился и потащил за собой Люсию. Та стукнулась коленками и клацнула зубами, а потом часто-часто ими застучала.От шубы Хэнка слишком несло холодом.—?Подарок принес… не мог подождать… —?усевшись на полу и откинувшись спиной на толстую перину, слабым голосом сказал Хэнк и протянул Люсии дрожащую руку с жесткой, будто необработанная древесина, ладонью. Но пальцы были сжаты в кулак, и потому прикосновение так сразу не обожгло. Люсия подставила свою еще пока нежную ладонь и вдруг ощутила на пальцах металлическую тяжесть.Опустив глаза, Люсия чуть ли не вскрикнула.Помада!Это была кругленькая маленькая жестянка с розой на облезшей позолоченной крышке, но тут не ошибешься?— помада!—?Хэнк… я… —?Люсия задохнулась от восторга и в первое мгновение не смогла из себя и слово выдавить. —?Как это… как это… благородно! —?невпопад выпалила она.?Стоило юбки пред тобой задирать и ноги раздвигать, чтоб и мне кинул подачку! —?со злобным торжеством подумала она. —?Но помада… наверняка последняя, больше никто такую не сделает!?Люсия ощутила странную радость, завернутую в обертку из горечи. Ревность тонкой иглой кольнула сердце и стала пробираться глубже, прорастая морозным деревом. Почти сразу же Люсия поняла, что помада была не ей, а той, другой.Просто та другая уже мертва. Сын, говорят, топором зарубил. А Хэнк, повыв в юбки Люсии, потом мальца заморозил и собственными же руками разбил. Потому что в поселении правило: око за око.—?Куда ходил? —?скрыв ядовитые мысли, спросила Люсия, сунула жестянку между сплюснутых корсетом грудей и стала стягивать с неподвижного Хэнка шубу. Тот не сразу ответил: собирался с силами, чтобы вообще говорить.—?К мосту. Была группа из аристократов. Они… не дошли.—?И женщины? Там взял помаду? —?деловито поинтересовалась Люсия: одну руку Хэнку она уже освободила. Жесткая ладонь оцарапала пока что свежее плечо.—?Там,?— кратко ответил, как выдохнул, Хэнк и устало уронил голову на грудь. Люсия, покончив с шубой, провела по его мокрым от снега и грязным от пота волосам, почувствовала, что под ногтями как будто шевелится вошь, и с удивлением поняла: виски у Хэнка абсолютно седые. А уходил молодым.—?Что-то страшное видел? —?пожевав губами, несмело спросила Люсия.—?Смерзшихся в груду людей,?— неохотно пояснил Хэнк, не поднимая головы. Будто вот-вот начнет каяться. Или сразу пойдет вздернется?— так чуяло сердце Люсии.—?Не ты же их убил, а… —?беззаботным тоном начала она, но ее прервал грубый голос Хэнка:—?Я.Он медленно-медленно поднял голову и ожег Люсию холодным взглядом?— та поежилась, но послушно нацепила на лицо ласковую и понимающую улыбку.—?Я отозвал перед бурей пост. Забрал еду и топливо. Они могли спастись, почти дошли до убежища, только там… шаром покати.—?Ты не виноват. Ты же их не знал! Да и аристократы… Мы же их не любим… или нет? —?едва скрывая дрожь в голосе, спросила Люсия.—?Детей держали в центре, укрывали телами. Почему… детей? Колония с детьми не выживет… —?забормотал вдруг Хэнк, а Люсия украдкой отвела глаза и поглядела на себя в зеркало: остро блеснули в полумраке белки, выбилась из прически белокурая прядь. Когда-то она отливала золотом, теперь?— что солома. А все потому, что нет витамина.А Хэнк все бормотал и бормотал:—?Они говорят быть человечнее, про Бога говорят, а я что, не знаю?.. Но где их Бог, когда надо строить барак или завод? Где он бродит, когда такой сучий холод? Или это кара? Или он отвернулся? Нет, нам не нужен такой спаситель… Нам такой Бог не нужен. Генератор?— вот наш единственный Бог, другого нам не осталось… Но детей в центр… зачем они так? Вся сотня легла под снегами…—?Хэнк, милый, может, я отмою тебя от грязи, расчешу… —?изо всех сил борясь с зевотой, прервала его Люсия. Хэнк вздрогнул и поднял на нее взгляд. В зрачках у него плескался то ли ужас, то ли безумие, то ли все и сразу.—?Воду в котле нагрели, надо только из бака ковшиком набрать. Набрать тебе, Хэнк? —?спросила она у него как у ребенка.Только в борделе у каждой комнаты была ванная, а у каждой ванной?— печурка с продолговатым котлом. Хитрая система трубок и вентилей могла подать горячую воду сразу в стальную ванну, в которой и отроку сидеть тесно?— так мала, почти ведро или бачок по глубине и ширине,?— но больше чугуна на ванну и котлы проституткам не выделили. Спасибо Хэнку, что вообще это выдумал и воплотил. Однако воплотил лишь потому, что любил с женщиной покувыркаться, но грязным брезговал. И выходило так, что ради проституток Хэнк и мылся. Ради проституток и Рождества.Но не в этот раз. Видимо, скорбь сильно душу ела.Хэнк молча поднялся и, пошатываясь как при корабельной качке, медленно-медленно побрел к двери. И каждый шаг его был шагом живого мертвеца?— Хэнка вела лишь воля да упрямая жажда жить. Разум уже ничего не хотел?— Люсия видела, что Хэнк болен отчаянием,?— но тело крепко держало всем животным Хэнка. Инстинкты в нем не позволят погибнуть. А где выживет Хэнк, там выживет и поселение.Пока что жизни пятидесяти трех человек ничего не стоили по сравнению с жизнью Хэнка. Вот он и брел, и бузил, и решал, и требовал, и угрожал, и делил как вздумается припасы, потому что весь такой Хэнк?— важнее всего и всех.Но когда он, неловко отворив дверь, вышел, Люсия мигом сбросила с лица маску угодливости и в ярости схватилась за нож, который прятала под периной. Схватив его, она кромсала и рвала атлас, добытый Хэнком с таким трудом, потрошила подушки, чье перо Хэнк выделил ей с боем, обидев кого-то; грызла зубами одеяло, которое Хэнк отдал ей ко всеобщему недовольству, и, мысленно проклиная Хэнка, решила……она отравит его.Потому что помаду он нес той другой, а не ей.И хозяйкой колонии Люсии никогда не стать.