Часть 7 (загружена заново) (2/2)
Передо мной стоял уже не глупый задавака, способный лишь на то, чтобы кричать о своей значимости. Я только сейчас осознал: Гокудера Хаято – правая рука будущего Вонголы. Волей не волей, в груди ощущалась гордость за то, как он себя сейчас показал.
Пока Тсуна с Ямамото обсуждали величину здания, я похлопал Хаято по плечу.- Всё правильно.
Он медленно, будто кукла на заржавевших шарнирах, повернул голову и так же медленно, неуверенно кивнул. Похвала в такой ситуации теряет всяческий смысл.
Он действительно справился. Взял на себя ответственность и вместе со мной, Реборном и Хибари несёт этот груз. Ради Вонголы он был на это готов.Учитель бегло объяснил Тсуне, что мы приглашены на званый обед в одно уважаемое итальянское семейство. Конечно, Савада ничего не понял, но поспешно кивнул, опасаясь получить подзатыльник. Я счел эту легенду не слишком правдоподобной и шёпотом добавил, что старички, к которым мы сейчас идём, немного с прибабахом. Раздражать их не рекомендуется, слушать, кстати, тоже. От нас требуется только кивать в такт, временами делая заинтересованный вид. Вот тут Тсуна уже более обрадовано кивнул и, восполнив неисчерпаемые запасы энтузиазма, пошёл вперёд.Внутрь нас пропустили без особых проблем. Думаю, кого-кого, а Реборна даже охранники знали в лицо. Три пролёта широкой, устланной красной ковровой дорожкой, лестницы. Повсюду роскошные канделябры, картины, бюсты и статуи коронованных львов – символов Совета. Обилие мрамора, позолоты, насыщенного шёлка и прозрачной тюли – место было воплощением красоты и величия его обладателей. Однако воздух более подробно отражал их истинную сущность: застоявшийся, пыльный, будто обглоданный молью. Как и те растолстевшие аристократы, что ждали нас в верхней зале.Налёт благородной старины покрывал все горизонтальные поверхности. Однако это вовсе не значило, что в это место так просто попасть: если присмотреться, то чёрные кубики видеокамер отслеживали все наши шаги. Я ощущал себя уверенно под их пристальным присмотром: мне вообще-то беспокоиться нечего.Но напряжение чувствовалось во всех мышцах. Отвращение к этому месту, к этим лестницам, даже к этому запаху, брало верх.Сердечный ритм закипал.Огромные двойные двери. Я знал, что за ними будет длинный стол, разделяющий коллегию Львов и их жертв. Я знал, что каждый их стул будет похож на трон. Я знал, что воздух там будет пахнуть жарой и грязью. Грязью, безобразно скрытой за напыщенными речами. Я всё это знал. И поэтому изнутри хищной змеёй поднимался гнев. Беспричинный, приглушённый неимоверным усилием воли гнев-воспоминание о тех же двойных дверях, захлопывающихся за моей спиной. Будто челюсти на горле сомкнулись.- Дальше я с вами не пойду. У меня, знаешь ли, аллергия на брюзжание этих господ, - как можно веселее пояснил я Ямамото. Тот понимающе улыбнулся. Тсуна рассеянно кивнул.
Гокудера напряжённо гипнотизировал взглядом двери, боясь и ожидая, когда они распахнутся. Ламбо вёл себя достаточно тихо: Реборн обеспечил ему запас леденцов минимум на четыре часа.
Хроме вообще всегда вела себя тихо, и сейчас скромно жалась к стене, лелея мысль, что никто её не заметит.
Двери открылись, поглотили всех Хранителей, и захлопнулись. Я провожал их взглядами, словно предвидел, что пасть Геенны Огненной разверзнется под их ногами, стоит лишь переступить порог.Час. Два. Пятнадцать минут. Сорок секунд. Сорок одна. Сорок две.«Всё начинается со взгляда. С робкого и неуверенного, словно пробующего на вкус, прикосновения глазами. Краткая оценка. Лёгкое удивление от изящного изгиба ресниц, мягких волос, дразнящих желанием натурального прикосновения,от губ, растянутых в улыбке или закушенных в смущении. С пьянящего аромата одежды, со случайного толчка и заигрываний.
Всё всегда начинается одинаково. Очарование моментом, решительное желание проникнуть в чью-то жизнь, стремление завоевать и покорить. Ты всегда сам даёшь толчок новым отношениям. Подходишь и знакомишься, спрашиваешь телефон, шутишь и даришь комплименты. Всегда и для всех. Всё начинается так похоже.А чем заканчивается? Болью, разочарованием, разбитым сердцем? Или колокольным звоном и белым подвенечным платьем? Никто не знает. Но всё равно подходит и знакомится, спрашивает телефон и шутит, дарит комплименты и очаровывается вновь и вновь, словно впервые»…Дверь распахнулась.Секунду, долгую и отчаянную, он смотрел на меня, словно умоляя убить его на месте, словно боясь и надеясь, что я сейчас же одним щелчком прекращу его страдания, словно у него не было больше сил прятать в себе боль. Он показался мне ранимым, открытым, напуганным собственной силой. Совсем не таким, каким я привык его видеть. Я не мог смотреть в эти чистые, больные, яркие глаза. И не смотреть не мог.А потом он отвернулся и кинулся вниз по лестнице. Я слушал, как стихают его шаги, как оглушительно хлопает дверь, но ничего не мог сделать. Ничего!Меня как парализовало. Ноги не двигались, губы не шевелились, а перед глазами стояло то болезненное, отчаянное выражение глаз. Нет, нет, нет! Только не это!
- Дино! – из зала появился сначала Реборн. Следом за ним шёл Хаято. Его сильно колотило, а плотно сжатые зубы за тонкими губами чуть не скрипели. Но он проходил это уже во второй раз, так что признаков помешательства не выказывал и взорвать здание не пытался.- Как? – это было единственное, что я мог спросить. Реборн покачал головой. Следом за ними вышел Тсуна. Я со страхом следил за тем, как менялось его лицо. Савада поморщился и вдруг зевнул. Сердце пропустило удар.Какого….?- Да, это было действительно скучно, - он почесал затылок, - я ни слова не понял из этой длинной речи.
Ямамото засмеялся и кивнул.- Я тоже. Так и не понял: салат они мне предложили или станцевать.Сердце упало в пятки. Тсуна же совершенно не знает итальянского! Как он мог хоть что-то понять!
Я нервно засмеялся и прямо-таки почувствовал, как спадает груз вины и страха. Пока Тсуна этот груз не утроил.- А куда так быстро ушёл Хибари-сан?Твою мать!Оставив Реборна разбираться с Хранителями, я бросился прочь из здания. Куда? Ну куда он мог пойти? Что собирается делать? Как поступит?Сумерки наползали на город. Горящее солнце всё ещё сопротивлялось, но с каждой новой минутой всё больше проигрывало наступающей ночи. Темнота профессионально отвоёвывала положенные территории, и пылающий закат затухал где-то за стройными силуэтами домов.
Ветер трепал кроны деревьев, и листва сыпала с верхушек, устилая плотным слоем тротуары. Толпа редела, люди, кто поодиночке, кто парами спешно покидали площадь, растворяясь в тенях и накатывающей мгле. Первая звезда озорно мигнула с шёлка небосвода.
Время уходило. Три минуты. Пять. Если я не найду его за четверть часа, он точно скроется в подворотнях квартала. А дальше, кто знает, что ему взбредёт в голову.Время словно в кошки-мышки со мной играет. Только кажется, что я почти догнал эти несносные минуты, как они вырываются и, смеясь, бегут прочь. Забирая с собой Хибари. Из головы не выходил его безумный взгляд. И как я сразу не понял, что ему будет больнее всех! Нет, после разговора у меня из головы вышибло любое беспокойство. Я отдал часть своей ноши ему, и словно забыл о том, что он совсем не такой хладнокровный, каким кажется. И правда обрушится на него тонной меди и стали. Она раздавит его.
Лучше бы он ни слова не знал на моём – на их – языке. Это спасло бы его от стольких проблем.
Он в городе, который не знает. Он в бешенстве. Он не может выплеснуть раздражение. Куда он пойдёт?Чёрт, машины остались у рынка.Я рванул по пешеходной улице. Никого уже не было. Только свет фонарей мелко дрожал от крыльев ночных бабочек.Взгляд цеплялся за мелочи, дыхание безнадёжно сбилось, сердце выбивало бешеную дробь. Чёрт, Кёя, если я найду тебя, то убью собственными руками. Обещаю! А если не найду… то завтра прикончу точно. Ну уж нет, котик, ты от меня так просто не денешься!Я не должен был испытывать беспокойство. Как и тогда, когда они остановились в моём доме, просто не должен был. Это ненормально для меня.Для меня всегда всё было очень-очень просто. Предательство и смерть не причиняли мне боли. На сомнения и сожаления времени не было. Я шёл по жизни легко, не боясь разрывать нити и завязывать новые. Наготове всегда держал ножницы, которые с лёгкостью обрезали ненужные связи.Что же теперь изменилось? Почему я не могу просто оборвать беспокойство? Почему эти нити проникают так глубоко в меня и режут, режут решительность в кровь? Неужели мне так важно быть рядом с ними, с глупыми детьми, ввязавшимися в игры, из которых не выходят живыми?Я менялся. Моя постоянная величина вдруг стала переменной. Поменял полюса, как и этот безумный мир вокруг. Может быть, это всё потому, что кто-то идёт по той же дороге, что и я? И однажды я обернусь и увижу прохожего, так похожего на меня. Может быть, мы улыбнёмся друг другу, я попрошу телефон. Я очаруюсь, как очаровываются всегда. Словно падая с разбега в озеро. Ведь всё начинается одинаково?