Глава 20 (1/2)

Бывают ночи темнее других. Бывают мысли, что дробят сознание на части. Бывает, что сгусток боли на грани взрыва, давит на рёбра, душит изнутри, подступает к горлу и хрипом вырывается в подушку. В скомканный в руках плед. В тягучий одинокий воздух. Молчаливый мир, такой большой, свёртывается до размера комнаты и свистит пустотой над самым ухом. Этот мир, он выдирается из разверзнутой души, пачкается в кровавых потёках. Арт не видит отпечатков, но в груди саднит. Он один в этом выдуманном мире, этот мир — его.Но он совершенно им не управляет. Была одна вещь, которой Арт научился тогда же, когда начал стрелять, — становиться противником собственных теорий. Когда преследуешь, целишьсяи пытаешься просчитать следующий шаг преступника, нет лучшего приёма, чем мыслить как тот, кто избегает пули. А для того, чтобы выстроить жизнеспособную теорию и неопровержимо обвинить, нужно самому бить по доказательствам нещадно. Если в борьбе не выстояло ничего, если остались лишь руины, значит, теория была неверна. Этой ночью, что темнее других, Арт погряз в борьбе. Чего на самом деле он добивался? Раскрытия серийных убийств? Раскрытия тайны Скилла? Или тайны Найса? Или вскрытия самого себя? Завлёкши Найса в близость, как неискушённого мальчишку, Арт не нашёл то, что искал. Но наткнулся на кое-что иное. Найс может лгать себе в угоду, пялясь Арту прямо в лицо. Найс может по-детски огорчаться, когда Арт — его самый близкий друг, инспектор и некогда семпай — всерьёз говорит ему ?нет?. Найс может прикидываться дурачком, юлить и отмахиваться от прошлого, если оно выставит его в неприглядном свете. Ведь может? Да. Но… Может ли Найс остаться отрешённым, если Арт говорит, что знает убийцу? Может ли Найс игнорировать, что убийца — Морал? Закроет ли Найс глаза, что Морал — его бывший профессор? Если бы Арт был Найсом, его ярость заполыхала бы ярче далёких звёзд, испепелила бы всё на своём пути в погоне за этим сумасшедшим. Но Арт — не Найс, да и Найс, кажется, тоже не Найс, раз остался холодным. А может, Найс просто не верит ему, считает безумцем Арта? И всё бы ничего, ведь Арт мечтает превзойти Морала. Но, пожалуйста, только не в этом, хорошо? А может, Найс давно вычислил Морала, но держит карты при себе, водит Арта за нос, да так неумело, так бесчестно, так… грубо, будто не способен по-настоящему ласкать. Как будто предаёт, как будто потакает совсем не Арту и даже не себе, как будто он с Моралом заодно. А может, у Арта никогда не было ни друга, ни брата, ни той реальности, что клочьями морщится, как его простыня, впитавшая пот страданий. Этой ночью, что темнее других, Арт похоронил себя в руинах. Наутро он…

— О боги, нет… Он завыл, свесив ногу с кровати. Удивительно, что утро вообще настало. Мысли ворочались с ненавистью, проклиная хозяина за то, что он пытался ими ворочать. Хозяина тошнило, кружилась голова, а в глазах темнело. И было бы враньём сказать, что он не желал поддаться зыбучей бессознательности. Возможно, это многое бы решило. Возможно, ничего не пришлось бы решать. Этот хозяин владеет лишь набором шизофренических картинок в затравленном мозгу и онемевшей ногой, чёрт бы её побрал. Сев за руль, Арт даже не пристегнулся, несколько минут убил на то, чтобы глубоко подышать и притереться к сиденью. По ощущениям он словно не водил целый год, и это совершенно не пугало. Даже наоборот. Во рту пересохло, но в наказание за то, что опять проснулся очередным фальшивым утром, он бы не отказался пересохнуть везде, внутри и снаружи, скукожиться и стать похожим на жухлый лист. И унестись по ветру. Ещё только конец августа, а отчаянье выводило в нём осеннюю трель.

Вообще-то Арт любил осень, как любил пирожные и сладкий чай. Но этим утром мир, кажется, лишился всего, о чём Арт мог бы вспомнить с теплом и чувством уюта. Мир вытеснил его за рамки. Он, изгой, по-прежнему один. Даже в ленте плывущих машин он — один.

Неясным образом он оказался в пробке, чего не случалось уж очень давно. Часы на телефоне оповещали: без шести десять. Надо же, Арт опаздывал на работу, хотя толком не припоминал, на что потратил время: он ведь даже не завтракал, даже душ не принимал и проспать не мог, безусловно. Сон становится поганым, если у него есть конец. Арт взглянул на водителя такси в соседнем ряду. Кто это? Не Скилл, не Найс, не Морал. Ну тогда какая разница. В других персонажах нет смысла, вместо их лика — размытое пятно. Действительно, кого он там ожидал увидеть? Сбоку что-то зашумело. Водопроводная вода? А, нет, всего лишь радио. А кукольные глаза, уставившиеся на него — его собственные в зеркале заднего вида. Вот чуть и не приснилось, что он опять в ванной чистит зубы, раздирая щёткой десны до крови. Приснилось? Тогда откуда металлический привкус? Арт приподнялся и изучил в отражении губу — трещина. Безобразная алая жидкость, но на светофоре — зелёный свет. Хоть разорвись, внимая сигналам машин сзади и не имея смелости нажать на газ: пересекать красную нить, что свесилась с его губы по подбородку — опасно, страшно и просто не рекомендуется по правилам дорожного движения. К тому же невероятно, неужели из сухой листвы вытекает это? Рука дёрнулась к бардачку, но вместо справочника она достала салфетку и промокнула нижнюю часть лица, смяла и запихнула в карман. Крови нет, а значит, можно ехать дальше. Онемевшая нога не слушалась, но рука упёрлась в колено и… Замечательно, что у автомобиля не немеют колёса. Арт с улыбкой опустил стекло и продемонстрировал удостоверение тому, кто, подъехав на внедорожнике, уже было начал возмущаться, что Арт загромождал дорогу и не соизволил даже аварийки включить. Он так и не понял, мужчина это или женщина, всё из-за того же размытого пятна, а голос звучал как белый шум. Недовольный на внедорожнике убрался, а белый шум — нет. Такой привычный. Арт посмотрел на фотографию в удостоверении. — Здравствуйте, инспектор, и, — швыряя документ на заднее сиденье, — до свиданья. С дежурным Арт поздоровался веселее обычного и даже не стал слушать, о чём тот тщился рассказать. Нетвёрдой походкой направился к лифтам, раскручивая пару ключей на пальце, убеждённый в двух вещах: у него безмерная куча дел и выдержанная бутылка сувенирного красного вина в тумбе под столом. Дверь он запрёт, а бутылку — откупорит на завтрак. И чем суше и терпче это вино, тем сильнее обожжёт оно горло, разбавит душевную боль вполне приземлённым дискомфортом. Тогда у Арта получится взяться за бумаги и, возможно, написать какой-нибудь умопомрачительный отчёт. Коридор пустовал, так как время утренних напитков давно прошло и все расселись по кабинетам имитировать глубокий рабочий процесс. Арт вставил ключ в скважину и впустую провернул. Будто сверло дрели впилось в висок — там открыто. Что, опять? Забыл закрыть или?.. Ещё не переступив порог, он бросил взгляд на диван — жёлтые наушники. Изящные белые цветы на подоконнике, от них сквозняком донёсся сладко-жасминовый аромат. Арт заслышал тихую возню, пришёл в себя и толкнул дверь дальше, заглядывая в кабинет. Окно настежь. Папки на столе настежь. Рубашка под разболтанным красным галстуком — настежь. Он, как в трансе, подполз ладонью к шее и тронул свой воротник. Сегодня он галстук не надевал, в отличие от…

Две гибкие фигуры сплелись в страсти, не расцепляя рук. Одной фигурой был Найс, настойчивый, энергичный, требующий, наверное, так много,впивающийся в чужую шею, словно готов растерзать. Стоя спиной ко входу, в плену между чужих ног, он, кажется, перестал замечать мир вокруг, наслаждался, присасывался, оглох.

Вторая фигура, сидя на столе и томно вздыхая под горячими губами… Это он сам? Никогда он не догадывался, что они с Найсом могут смотреться так вызывающе, что он, Арт, может быть полураздетым на работе, несдержанным, что он вообще способен издавать столь непристойные звуки. Кто-то с киношным хлюпаньем втягивал язык другого, и Арта начало мутить. Тогда нахальные ярко-фиолетовые глаза вскинулись из-под чёлки, двойник подмигнул, пока Найс увлечённо шарил руками по его голой груди. Рот безмолвно открылся, копируя слоги: ?Ты-о-по-здал?. И впрямь. Арт многое бы отдал, чтобы происходящее обернулось сном. И если даже это случится позже, сейчас он не понарошку достал пистолет. Двойник игриво прятался за телом Найса. — Йо. Найса откинуло невидимой силой, словно минус натолкнулся на минус, он отпрянул, как в детском испуге, оступился, споткнувшись о стул, попятился и с разгону ткнулся в стену. И только потом стыдливо оглянулся на Арта. Пунцовое лицо вытянулось.

— Что за… Арт отвёл глаза и сосредоточился на втором себе, держа его под прицелом. Каждый миллиметр пространства вонял подделкой, даже Найс с расстёгнутым ремнём и тот выглядел нечётко, как набросок бездарной руки.

Под ногами не ощущалось опоры, ему думалось, вот сделает шаг — и свалится в бездну. Повезло, что его переломает от мук совести и сердца, и не придётся вечность куда-то лететь. Бездна, в которую отправляются преданные, действительно без дна. Только Найс украдкой шевельнул кистью, как Арт заорал, перенаправляя пистолет: — Стоять! Выстрел ушёл в пол, в сантиметрах от кроссовок с разноцветными шнурками. Найс зажмурился, оцепенев с растопыренными пальцами, стиснул зубы. В коридоре поднялся шум. — Рискнёшь приблизиться, — молвил Арт, — и, клянусь, я всажу по пуле в каждый твой палец. Двойник оскалился. Всё меньше и меньше он походил на Арта, в развязной позе, будто он — стоп-кадр какого-нибудь порноролика о полицейском участке. Но такой вариант любовника Найсу нравился больше, правда? А может, двойник — куда лучше Арта, подлиннее и круче: без провалов в памяти, уверенный в себе, с минимумом да ещё и не одним! Бывший профессор, гений, спаситель, согласный отдаться прямо здесь.Им двоим тут тесно. Помолчав, Арт свесил руку с оружием, отступил. — В следующий раз закрывайтесь. По ту сторону двери царили паника и сумбур. Может быть, вслед за Артом кто-то бросился, сметая всё на своём пути, желая разбудить, снова вдохнуть рассудительность в него. Но он не слышал. И ручка двери не двинулась. Раздался голос сержантки Накамуры: — Инспектор! — Всё в порядке, — он жестом её остановил, развернулся и побрёл, задевая плечами суетливых людей. Тщетное переставляние ног. Он оторвал взгляд от пола. Смазанные силуэты, спёртый воздух, почти ад. — Арт! Что здесь произошло? — Ноги заплелись. Перед ним вырос некий человек, высокий, крупный в туловище. Судя по тембру, это был комиссар. — Источник стрельбы установлен? Эй, Арт?.. — Простите, — Арт, избегая смотреть в глаза, обогнул его, — я не Арт. Арт у себя. С какой стати ему говорить с тем, кого он даже не в силах узнать? Пускай окликает. Пускай грозит. Уволят не его. Посадят не его. Ему больше ничего не сделают в целом мире. Невозможно наказать того, кого нет. Завернул на лестницу. Вверх или вниз? Без разницы. Вверх. Он не имел понятия, куда идёт. Его делами есть кому заняться, а у него лично нет никаких дел. Но сверху нисходила тишина. Чем выше, тем тише, тем чище. Тем свободней. Нет рабства, когда нечего терять. Страх навсегда там, в его кабинете, свершившийся, уже пережитый им страх. Разрушительный, саркастичный, обхитривший его ужас в обличии того, кого он видел в зеркале всю жизнь. Дверь на крышу не поддавалась, и он без раздумий пальнул в замок. Разве перед свободой есть преграды? Пожалуй, есть. Одна. От плитки отбивалось солнце, слепило, поднимался липкий жар. Он стащил с себя пиджак и отшвырнул. Теперь к свободе чуть ближе, чуть проще дышать. Фальшивым оказался он сам. Только портит сюжет. Деформированная тень влачилась за ним по пятам, жалко извивалась. Он усмехнулся, заметив её. Как точно она отражает то, чем он есть. Смех. Они вдвоём рассмеялись, протягивая друг другу руки. Ему бы обнять её, слиться в одно, прекратить существовать отдельно.

Прекратить.

Существовать. — Скилл, — он крепко ухватился за сетчатый забор, словно боялся упасть, и задрал голову. Редкие облака монументом нависли над ним. Ему бы их смять, но они пусты так же, как и он. — Ты знаешь, всего этого с нами не было. Ни с тобой, ни со мной. Скилл. Эта штука в небе — точка отсчёта, как её ни назови. Но если её на самом деле нет, то и времени нет. Нас с тобой нет. Тебя по-настоящему, а меня… лишь слегка. Отвратительный актёр, скучный, не годный ни на что. Он в который раз снял пистолет с предохранителя и неудобно приставил к левой стороне. Этого Морал хотел? Щебетание птиц обрамляло умиротворённую речь. — Скилл. Позволь безымянному брату высказаться в последний раз. Боюсь, позже у меня может не быть рта. А у тебя, возможно, нет ушей. Слушай сердцем. Ты всё, что есть у меня. Память о тебе — моё сокровище, которое я теряю по крупицам каждый день. Я устал, я хочу к тебе. Я хочу знать твои секреты, пообещай мне рассказать. Я отдал своё место сегодня, я лишился всего… ещё тогда. Прости меня, я снова опоздал. В напряжении палец надавил на спусковой крючок. Нет. Сердцебиение бешено отдавало в ствол, всё внутри тряслось. Он сжал веки, ощутив, как накатили слёзы. Одна преграда свободы. Положи ей конец. Этого хотел Морал? Кто он такой? Его больше нет. А если, то…

Пошёл он. Он вздел руку, упёр дуло в висок и закрыл глаза. Щебет прервался. Чёрной волной взметнулись птицы с крон. Они суетились, вооружившись, бежали к лестнице, когда преступник поправлял на себе костюм и улыбался в затылок Найсу. Найс вслушался и едва не застонал от того, с какими помехами улавливал Арта. А потом вдруг перестал. Злость сменилась тревогой. Очередной выстрел оглушил так, словно пронёсся над его головой. И он бросился вперёд. Сбивая кого-то с дороги, он добрался до той лестницы, на которой за день до этого повздорил с Артом. Она пустовала, как и вчера. Только девчонка увязалась: — Эй, подождите! Это может быть опасно! Стойте! ?Отвали?. Наконец никто не видит. Пальцы враз соприкоснулись, щелчок растаял эхом. Найс преодолел несколько этажей раньше, чем успел вздохнуть. Куда теперь?

?Арт, только не говори, что…? Он ударил в дверь с ноги, прикрывшись от настырного света, огляделся, когда привык. Завидев у забора лежащее тело, сглотнул. Пульс стучал одиноко, как если бы резал вакуум, боролся с ним, чтобы позвать на помощь. Сердце на последнем издыхании пробивало бессознательный мрак, твёрдый и холодный, как могильный гранит.Арт, умоляю, не говори… Врезаясь коленями в раскалённую плитку, Найс осел у неподвижного друга, выудил телефон. — Док… Пожалуйста, скорую… — одышка рвала фразу, Найс потрогал горло, силясь совладать. — В полицию… — Что стряслось? Ты ранен? — Арт… Стрелял… — В себя?.. — Да. Из бордового крестообразного отверстия в виске ручейком просочилась и засохла кровь, венчая бледный лоб. Чёлка слиплась, окрасилась в грязно-рыжий цвет. Ресницы блестели в палящих лучах, мраморная кожа переливалась, как перламутр.

Арт, умоляю, Найс раздвинул края рубашки. В груди было покойно, ничто не могло её всколыхнуть. Безмятежность на бескровных искусанных губах улыбалась вместо Арта. — Нет, — взмолился он, наклоняясь, поворачивая тяжёлую голову и не выпуская из рук, — ты жив. Я слышу тебя, инспектор Красавчик. Давай, открывай глаза, врежь мне… Ревнуй, мсти — я стерплю! Арт! Не прикидывайся, я чувствую тебя! Одна прозрачная капля упала на острую скулу, под родинкой. Найс моргнул, и вторая упала на подбородок, испаряясь. Он уткнулся в складки одежды, втягивая запах. Даже сейчас Арт пах чистотой, какой-то новой, не своей. Найс вонзил пальцы в безвольные плечи и лежал. ?Потерпи, Арт, ещё чуть-чуть?. Незримо на крышу явился он, избавившись от личины Арта. Цокнул языком, размеренно подошёл, с наигранным сочувствием оглядел сцену. Найс, протерев запястьем лицо, выпрямился. — Лучше бы тебе исчезнуть, пока цел. — Мы на ?ты?? — Морал театрально откинул локон с лица, позволив ветру мешаться в волосах. — Что ж, справедливо. Беспокоишься, что меня арестуют? Как сентиментально, Найс. — Контролируй свою рожу, — рыкнул Найс. Выражение Морала тут же исказилось, перестало быть таким извращённым. — Катись отсюда, пока случайно с крыши не сиганул. — Найс, он мёртв, оставь его в покое, — елейно изрёк Морал и прислонился спиной к сетке. — Гипнозом не оживишь. Посмотри на меня. — Он сильный, справится. — Он мёртв. — Заткнись! — Найс едва не вскочил, но разрывать контакт с Артом не хотелось. Он страшился потерять его навсегда, если прекратит касаться. — Закрой свой рот. Я не оглох. — Сильный? — усмешка переросла в хохот. Не получив реакцию, Морал успокоился. — У меня есть тайна: я был каждым из вас. Я знаю, в чем ваша разница, милый. Быть им — паршиво, быть им — вынужденный ход. Всё ради сегодняшнего дня, ради того, чтобы наконец подойти к тебе, испробовать силу твоего влечения. Но, однажды будучи тобой, я не сдержался: в твоём теле столько энергии и огня, что грешным делом я чуть не сжёг этого мальчика. — По-моему, ты ищешь смерти, тварь. Не беси. — Мне понравилось быть тобой, — продолжал Морал, — и понравился Арт, стоило взглянуть на него твоими глазами, попробовать твоим ртом. И знаешь, почему он ускользнул? Ты не успел его присвоить как следует. Его всего лишь нужно было брать внезапно, не давать выбора тебе отказать. Он мечтал об этом, ты знал? А теперь посмотри, что с него ты возьмёшь? А я ведь говорил тебе, глупыш, — обратился он к Арту, покачав головой. Оскал всё не сходил с его физиономии. — Стрелять нужно в сердце. Найс, сделаешь это за него? Морал достал золотой пистолет, положил на пол и шаркнул туфлей так, что оружие проехалось по плитке. Найс посмотрел на это с недоверием и опять покосился на профессора, кривя рот. — Я сказал, он жив, — процедил. — Я слышу его как и прежде. Веры в собственные слова всё меньше, но тлеющая жизнь тихонько мерцала на знакомой частоте, хоть Найс и не мог определить, откуда исходил этот звук. — Ты слышишь сердце, которое в тебе. — Это звучание Арта, я же знаю! Отвали! — Только Арта? Его одного? Найс зашипел, желая снести этому уроду башку. Ну где же док, где все? Сколько можно ждать! Ещё немного, и он прикончит это чучело. Что за ерунду он порет вообще? Сердце Арта уникально, его мелодию Найс не спутает ни с чем. Такое бывало лишь однажды, очень давно. Когда Скилл был жив. Когда… В солнечном сплетении кольнуло, ёкнуло, напряглось. Жуткие фантазии Арта восстали перед взором, Найс припомнил канун. Неужели… — Не может быть… — он часто задышал и приложил дрожащую ладонь к щеке Арта.

Это я качусь. В пропасть.Надоело. Я устал. Всё это время он правда был мёртв?

— Да ладно, это невозможно, Арт… Я…Ты изнасиловал меня. — Ты что, реально?.. Эй, Арт, прошу…Не упоминай любовь. — Да это же… Погоди, это я должен был умереть!Меня будто не существовало для тебя. — Пять лет назад! Эй, Арт!Проблемы с головой.Завистливый, слабый, теряющий волю к жизни. — Да что ты выдумал себе, сумасшедший, а… Боль, сожаление, ненависть захлестнули, перелились за края. Арт мёртв. Такова реальность, что полоснула по сердцу. По чужому сердцу.Помоги мне, Найс. Как он мог допустить?Почему ты уходишь? Как он мог, существуя эти годы благодаря Скиллу, не уберечь его брата, как? Дав обещание заботиться о нём, любя его так бескорыстно, безумно, без… оглядки на весь мир, как он в этот день ослеп и нечаянно растоптал самое дорогое? — Нет-нет-нет, Арт, пожалуйста, прости меня, — Найс начал нервно пристраивать голову Арта у себя на коленях, убирать растрёпанные волосы, осторожно поглаживать ранение в виске, будто это могло излечить. — Это из-за меня, это я виноват, что же мне делать… — Стреляй, — тон Морала стал странно участливым. Он наблюдал, как Найс подхватил Арта под плечи и убаюкивал, таращась на него во все глаза, шепча извинения и попрекая себя во всех бедах. — Не глупи, малыш, этим ты не поможешь. Просто выстрели ему в сердце. Найс, поверь мне хотя бы сейчас. — Как же ты меня бесишь! — Найс сгрёб пистолет с плитки и навёл на Морала. — Единственный, в кого я выстрелю, это ты! Дверь на крышу лязгнула, оттуда сыпануло дюжиной полицейских. Они все, как и Найс, целились в Морала. Последним возник Гаске, опираясь на трость. — Найс, брось пистолет. Хватит этого цирка. Найс разжал пальцы, выронил пистолет. Ну, вот и всё. Сейчас Морала повяжут, а Найс так и будет сидеть тут, обнимая труп, пока тот не сгниёт. Или пока сам Найс не скончается от голода или перегрева. Он никуда не уйдёт, никому не отдаст Арта. Он… как будто опять восьмилетний, заплаканный ребёнок, пытающийся разбудить старшего друга, чтобы тот защитил от кошмаров. Защитил так, как Найсу не удалось. — Ну и что? Задержите меня? — Морал вернулся в амплуа идиота и прыгал из стороны в сторону. — Что же я нарушил? Ладно-ладно, что-то, пожалуй, нарушил, но всё это — из-за неразделённой любви! Я и так страдаю, неужели вы хотите покарать меня ещё больше? Разве я и так не самый несчастный на земле? Найс закатил глаза, перебирая медные пряди, наматывая на пальцы, осязая их, как шёлк. Пистолет справа, в руке Арта, пистолет слева, на плитке у его ног. Как ни крути, мысли об одном.*** Рай существует? И что же это выходит, в храмах не врали, пророча после смерти жизнь? Переродился ли? Или вовсе не умирал? Может, приснилось? Если это окажется сном, то интересно, в какую временную точку отбросит. Когда, кем, каким он проснётся теперь? Будет ли свет за окном таким же фальшивым? Проводки сковали, присоски на локтевых сгибах, на шее и висках. Рот и нос зажаты кислородной маской. Где-то сбоку — монотонный писк. Пелена с глаз развеялась, и палата смутно напомнила те, в которых приходилось бывать, когда жертвой становилась богатенькая элита Йокогамы. Что ж, если раскошелился департамент полиции, придётся возмещать. Бессмысленные траты. Коль он выжил после того, что сотворил, то подобная чепуха ни к чему. Только раздражает.Ребёнок увидел взволнованный мир.

?И кто этот клоун? А может быть, я??Корабль несётся, а небо таит

Двуличье забытого сна. Стянул с себя маску, и в нос ударил запах антисептика и спирта. Ощупал под больничной одеждой и избавился от всех проводов. Аппарат пустил непрерывный сигнал, от которого хотелось заткнуть уши. На подоконнике расположился Найс и вполголоса напевал, но в это мгновение обернулся и больше не проронил ни звука. Цикады по-своему поймали мотив. Арт попытался сесть, держась за поручни по бокам кровати, тело отозвалось болью в каждой мышце, как если бы он дичайше перетрудился. В голове же, напротив, было непередаваемо ясно и легко, чем чёрт не шутит, впервые в жизни. Он тоже посмотрел на друга.

Тот замер в ореоле пастельного сияния и глазел. Черты лица поблёкли, лишь взгляд синел пытливой глубиной. Арт за этим скучал. Неважно, сколько часов, дней или лет прошло с тех пор. Скучал, даже если забыл, как нуждается, чтобы Найс смотрел на него именно так. Скучал, даже если не имел на это права. Скучал и потому улыбнулся. — Привет. Найс заикнулся, но их прервала медсестра. Убедившись, что Арт поднялся по своей воле и всё ещё дышит, совсем как живой, она на радостях умчалась передать известие лечащему врачу. Найс заикнулся дважды и вздохнул, будто с первого раза выразиться не мог. Улыбка Арта дёрнулась, он с оттенком тревоги окинул друга взором с ног до головы, выискивая намёк на неладное. Вовсе не похоже на Найса — робеть и терять слова. — Я тут это, принёс тебе кое-что, — наконец собрался с мыслями Найс и юркнул к столу с горой пакетов, деловито зашуршал ими, как и голубыми бахилами на ногах. Это выглядело забавно. — Сладости док запретил. Потому выбирай: белые персики, виноград или мускусная дыня? — Что это за цветы? Арт с меланхоличной нежностью глядел на миниатюрный букет, который, как ему думалось, в прошлом предназначался не ему. Не тому ему, каким он был тогда. Найс помолчал, любуясь Артом на расстоянии. Весь в белом, почти ангел, абсолютно воскресший, до безумия парадоксальный, потрясающий, самый невероятный человек во всём мире. Чего он хочет? Узнать название цветов? Теперь Найс будет делать всё, что пожелает Арт. Теперь он не проигнорирует, не обманет, не упустит ни единого удара его могущественного сердца. — Гардении. — Красивые, — ответил Арт с ожиданием в тоне. Невтерпёж было услышать от Найса что-нибудь ещё. Что угодно. Тоска, опутавшая изнутри, норовила выплеснуться бесконтрольным посягательством на друга, на всё его внимание, участие, тепло. Он скучал.