V. Звери в клетке (1/1)

Покуда герцог де Пюс, уже не имевший права именоваться таковым, пребывал в тоске и печали, его соучастники думали совсем о другом.Волк с самой первой минуты пребывания в Ньюгейтской тюрьме мечтал только об одном – бежать. Бежать отсюда как можно скорее, вырваться на свободу и отомстить за все… Но сделать это было не так-то просто. Волк хорошо запомнил дорогу, по которой его вели, но запомнил также, что на этой дороге его поджидала пара-тройка крепких тюремщиков. Двух он еще может одолеть, но троих или больше – вряд ли… К тому же несподручно будет бежать одному, надо будет обязательно прихватить с собой Кабана (о двух других заговорщиках герцог не особенно беспокоился), его пробивная сила будет очень кстати и при побеге, и потом, когда придет время мести. Но Волк не знал, в какой именно камере содержится его компаньон. Хорошо еще, если на этой же стороне, а если нет? Если Кабан замурован на противоположной восточной стороне и вдобавок отличился плохим поведением (что вполне в его духе), его могут вообще не выпускать из камеры… Спокойствие, только спокойствие. Паника еще никого до добра не доводила. Зато, когда он выйдет из тюрьмы – вот будет веселье! Они с Кабаном (а, может, прихватят и Змею с Крысой, если те пообещают хорошо себя вести) быстро соберут силы и огромной армией двинутся в атаку прямо на замок Ричарда… Волк питал к королю личную антипатию. Раболепствовать перед ним, как Борегар, он не умел и не собирался, а держаться с ним на равных не получалось. Этому мешало их обоюдное самолюбие. Ричард Львиное Сердце считал себя выше всех остальных и исключал саму мысль о том, что его кто-то может превзойти. Герцог де Вольпе был такого же мнения о себе и считал короля лишь досадным препятствием на пути к собственному царствованию. Он был уверен, что сумеет привести Англию к процветанию. А почему нет? Собственное герцогство в его надежных руках отлично развивалось, Волк был силен не только на поле боя, но и в управлении владениями, так чем он хуже этого жалкого выскочки Львиное Сердце? Посмотреть бы, как он переносил это позорное заключение… Оппозиционные мысли Волка прервал вошедший в камеру тюремщик. В руке у него была миска с какой-то загадочной похлебкой.- Вот, - грубо заявил он, - это тебе на весь вечер. Герцог, все еще лежа на соломе, лишь лениво повернул голову и насмешливо уставился на тюремщика. Тот, не ожидая подобной реакции, заволновался.- Ты… это… миску-то возьми, - пробормотал он. Волк снисходительно улыбнулся и уставился в потолок.- Ты что, глухой? Или немой? Узник не удостоил его ответом.- Так я миску с собой заберу, - пригрозил тюремщик, теряя всякую уверенность в себе. – Нам самим жрать нечего… Волк сладко потянулся, но даже не подумал встать. Развернув голову к вошедшему, он холодно посмотрел на него, будто пытаясь сказать взглядом: «Меня утомляет твое присутствие, жалкое ничтожество». Тюремщик вздрогнул.- Ты… вы… вы не будете говорить? – из последних сил поинтересовался он. Герцог вновь отвернулся.- Ну… как знаете…На всякий случай оставив миску в камере, тюремщик, пятясь, вышел. Волк подождал, пока снаружи шаги его стихнут, медленно встал и подошел к миске. Подняв ее с пола, он недоверчиво принюхался и по одному запаху догадался, что его потчуют редкостной дрянью. Вновь устроившись на соломе, он, однако, съел все, что было в миске – тут не приходилось выбирать. Либо ты питаешься отбросами, либо не питаешься вообще. Волк не собирался умирать от привередливости и, машинально проглотив пищу, отставил миску подальше и разлегся на соломе, снова погрузившись в мысли о побеге. Порядочно провозившись с мешками, Кабан наконец исхитрился сварганить из них некое подобие рясы без рукавов. Натянув на себя этот шедевр портняжного искусства, узник остался вполне доволен. Вот только есть хотелось по-страшному…- Эй!!! – забарабанил он в дверь. – Эй, вы там! Я жрать хочу! Принесите чего-нибудь, да поживее! Никто не отозвался. В XII веке сервис мгновенной помощи еще не существовал. Кабан решил скоротать время до ужина и поковырял в носу. Ужин не настал. Он поковырял еще, но еды не принесли. Отчаявшийся узник дотошно исследовал все глубины своих ноздрей, но тщетно – время ужина так и не подошло. От скуки Кабан плюхнулся на солому и задумался. Он страшно не любил шевелить мозгами, да это обычно и не требовалось, но сейчас обстоятельства были исключительные. Мысль о тюремном заключении не очень пугала Кабана. Ричард мог бы сразу казнить предателей, не мудрствуя лукаво, но он предпочел зачем-то сохранить им жизнь и упрятать в тюрьму. Стены Ньюгейта были крепкими, но нет такой клетки, которая сдержала бы Кабана! Надо улучить момент, когда дверь его камеры будет открыта, передушить всех стражников и сбежать… нет, сперва прихватить с собой Волка, а потом сбежать. Вот только кто бы эту дверь открыл, принеся покушать… Мысли о еде занимали Кабана куда больше, чем побег. В конце концов, свобода никуда не убежит, а помереть с голодухи – это участь не для него… Наконец дверь распахнулась, и вошел тюремщик с миской в руках. Не дав ему вымолвить ни слова, Кабан вырвал миску у него из рук и залпом выпил всю похлебку, а после дочиста вылизал миску. Тюремщик был слегка ошеломлен такой непосредственностью и только недоуменно моргал.- А чего так мало? – недовольно хрюкнул Кабан.- Это на весь день дается, - пробормотал стражник.- На весь день?! Вот эта крошечная миска?! Да тут есть нечего!- Это Ньюгейтская тюрьма, а не трактир, - равнодушно пожал плечами тюремщик, забрал миску, вышел из камеры и запер за собой дверь. Из-за нее доносились яростные ругательства и угрозы содрать живьем шкуру с бедолаги, но никакого действия они не возымели. Кабан в сердцах плюнул, лег на солому и продолжил страдать от голода. Змея был в бешенстве. Пускай заговор раскрыт, пускай он и его сообщники стали предателями в глазах короля, пускай даже навсегда… но отобрать титул! Земли! Сокровища! Посадить в эту промозглую камеру! Определенно, у Ричарда нет совести. Попробовал бы он посидеть в этих апартаментах… Пристроившись на самом клочке соломы, герцог с омерзением рассматривал свою камеру. Холодный серый камень, казалось, давил с четырех сторон. Один из углов, правда, был незатейливо украшен плесенью, но привлекательности казематам это не добавляло. Полусгнившая солома, брошенная на пол неизвестно когда, была ужасной на вид и вдобавок мокрой, поэтому Борегар и старался не садиться на нее. Воздух в камере был сырым, затхлым и вызывающим невероятное отвращение. В общем, недовольство герцога было вполне объяснимо. Еще бы, ведь он всю жизнь провел в роскошных замках и, в отличие от каких-нибудь там Крысы или Кабана, был дворянином до мозга костей и потому весьма болезненно воспринимал новую обстановку. Внезапно дверь камеры распахнулась – тюремщик принес миску с похлебкой. Змея, несмотря на одолевающую его ненависть, мгновенно перестроился и вежливо спросил:- О, я полагаю, это мой ужин?- Да, сэр, - отозвался тюремщик, подкупленный его приветливостью. – И я… я не советую вам съедать все сразу, больше сегодня еды не будет.- О, я понимаю, - кивнул герцог, поняв, что избрал верную тактику. – Благодарю вас.- Ну что вы. Это моя работа…- Нелегко вам, должно быть, перевоспитывать таких негодяев, как мы? – лукаво улыбнулся Борегар. Тюремщик стушевался:- Что вы! Разве можно так… про себя…- Ну, в тюрьму ведь просто так не попадают. А впрочем… Знаете, я ничуть не жалею о том, что попал сюда. Здесь довольно приятно. Я устал от придворной шумихи, а тут так хорошо и тихо. И вдобавок здесь работают хорошие люди…- Вы так думаете, сэр? – с надеждой посмотрел на него тюремщик.- Конечно! – с упоением врал Змея. – Вы мне сразу понравились. Я всегда восхищался ответственными людьми. Даже жалко, что вы прозябаете на такой жалкой работе…- О… благодарю вас, сэр! – зарделся от смущения тюремщик.- Право, не стоит.- Я… пойду… Счастливый стражник попятился к выходу, но герцог окликнул его:- Скажите, друг мой, не мог бы я попросить вас об одном одолжении?- О каком?- Вы можете принести мне перо и бумагу?- Зачем? – насторожился тюремщик.- О… знаете ли, иногда хочется излить свои мысли на бумаге. Я уверяю вас, я не стану писать никаких писем. Просто… мысли иногда захлестывают с головой, а выразить их хорошо можно только на бумаге. Вы не откажете мне в этой маленькой просьбе? Несмотря на указание ничего не предоставлять королевским узникам, стражник был достаточно обработан Змеей, чтобы пробормотать:- Хорошо, сэр. Подождите немного. И вышел. Герцог тем временем взял в руки миску, понюхал и едва удержался от того, чтобы не выплеснуть похлебку на пол. Неизвестно, из чего она была приготовлена, но все ее ингредиенты, похоже, давно сгнили и протухли. Есть это Борегар никогда бы не решился, если бы не страшный голод. Он зачерпнул ложкой непонятную смесь и попробовал. Похлебка была несъедобной и, кажется, несвежей, годной разве что на корм свиньям. Змея отставил ее в сторону, думая, как бы заставить себя съесть это, и тут вернулся тюремщик. Он протянул узнику перо, чернильницу и лист бумаги.- О, благодарю вас! – как можно искреннее восхитился узник и благоговейно сложил все это на пол. – Вы не представляете себе, какую услугу вы мне оказали!- Рад стараться, сэр, - неуверенно промолвил тюремщик и протянул герцогу кусок относительно свежего хлеба с сыром. – Это… на всякий случай, сэр. Борегар посмотрел на него с благодарностью.- Вы замечательный человек, друг мой! – проникновенно сказал он, учтиво кивнув головой. – За вашу доброту вам воздастся сторицей! Счастливый тюремщик пробормотал что-то неразборчивое и вышел. Змея принялся за трапезу. В компании бутерброда похлебка казалась чуть менее омерзительной, но все же впечатления от нее остались самые неприятные. Не спеша отужинав, герцог отставил миску в сторону, поудобнее разлегся на полу и принялся быстро что-то писать. Лицо его озарила злорадная улыбка.