IV (1/1)
Пусти ему кровь.Джон смеется и наклоняется куда-то в сторону так, что я могу разглядеть почти незаметную разницу в его загаре на шее, там, где майка закрывала тело, кожа чуть светлее. Я могу увидеть это потому что сейчас так нужно кому-то, но не мне самому. Я вообще не считаю, что являюсь человеком, просто по какой-то нелепой случайности меня запульнуло в этот мир, к этому долбанутому Джону и всему тому дерьму, что окружает его и окружало настоящего Дэвида Вонга. До его трагической смерти, которую устроил я. Мне, по большому счету, должно быть наплевать на Джона, но вышло так, что я помню наши с ним моменты, которые совсем не относятся ко мне. Это обидно? Немного, но я не так уж и часто вспоминаю о том, что являюсь ненастоящим. Скорее, я редко вспоминаю о собственной фальшивости. Моя жизнь фикция, отличная шутка.Мне видны темные вены у него на шее, пробивающаяся щетина на подбородке, легкий румянец на щеках. Джон доволен и порядочно пьян, про себя сказать такого я не могу. Нет, мы выпили много, даже слишком много, если у наших тел вообще есть эта точка, когда выпивку нельзя влить в себя предварительно не избавившись от выпитого не самым приятным путем. Но вместо двоящихся предметов у себя перед глазами я получаю сигнал в мозг и самое лучшее изображение шеи Джона, которое у меня когда-либо было. Отдает голубизной, знаю, но тут ничего не поделаешь. Я вот уже и не пытаюсь.Сверни шею.Мы хорошие друзья, пусть я и новенький, мне, если считать с дня, когда я убил Дэвида, уже на следующей неделе будет год. У дружбы, которая длилась двадцать с лишним лет, теперь обнулился счетчик. Год — достаточно много для того чтобы я мог во всей красе наблюдать все шизы и заскоки Джона. Почувствовать свою собственную ненормальность. Сверх нормы, серьезно, иногда это дерьмо правда достигало критической отметки и только неубиваемое желание и дальше просирать свою жизни, заставляло меня не свихнуться. Что довольно странно. В психушке мне было бы лучше. А Джону? Нет, конечно. В финале Джон умрет.И я тоже.Вдави ему кадык в трахею.Вспори этому мудаку брюхо.Забей его прикладом дробовика до смерти.Часто ли эти сигналы доходят до меня? Этого лучше никому не рассказывать, боюсь, если Джон узнает, что мое внутренне радио не затыкается и принимает все послания, которые в основном касаются именно убийства Джона, то... Будет очень, очень, охренеть как плохо.
Имел ли настоящий Дэйв склонность к преуменьшению? По крайней мере, я всегда могу помечтать хотя бы о незначительных различиях в наших личностях. В моей личности. Помечтать о раздвоении личности в двух разных вселенных.Разорви ему глотку.— Ты тут еще?В руке у Джона две бутылки пива, и я знаю, что в любой момент он может двинуть мне ими по голове, и даже не поочередно.— Типа того, дай мне мое пиво.— Оно мое.— Ты проспорил, — напоминаю.— Эта фигня просто обязана была разлететься, ты же должен помнить, — глаза у Джона блестят, рот тоже — никак не прекратит кусать губы.— Не играет роли. Пиво? — протягиваю руку.Если это так важно, то сначала вы можете произвести соитие.
Соитие. Серьезно?Джон усмехается чему-то своему, хлопает меня по колену и откидывается на спинку дивана.— Прибавь громкость.Неподалеку от нашего городка какой-то маньяк расстрелял всех учителей в одной школе. Джон обливается пивом в поисках пульта.Ты убьешь его.Я не уверен, что могу показать небу жест из всего одного пальца, и послание дойдет до адресата, но как только голос репортера становится громче, я начинаю чувствовать спокойствие.На какое-то время внутреннее радио отключается.И я уже не слышу приказов, касающихся убийства Джона.Ведь он мой лучший друг, неужели я когда-нибудь действительно смогу лишить себя его?
А вот здесь придется подумать.