III (1/1)
Это злая музыка, настолько злая, что я, основательно обдолбавшись, возможно, даже увидел бы, как из старого кассетника вместе с нотами полезли какие-то твари. Но я не принимаю веществ, не знаю, что меня останавливает, ведь даже падать уже некуда.
Итак, музыка злая, головная боль на подходе и я стою один на чердаке. Если до этого в историях упоминались только дерьмо и кишки, то в этот раз все прозаичнее — мои руки по локоть в крови. Какого хрена я делаю на чердаке? Почему эта музыка никак не прекратится, я уверен, что вот-вот должен услышать финальные аккорды и тишину паузы между двумя песнями, но этот невозможный шум продолжается. Я на чужом чердаке, где играет поистине сатанинская музыка и мои руки в крови. Почему это кровь?
За долгие годы я точно научился отличать запах крови от остальных субстанций, и эта, кажется, принадлежит человеку. Почему кажется? Из-за головной боли. И штамп, свидетельствующий о том, что я родом совсем не отсюда чешется как последняя сука.— Джон? — просто проверяю, сомневаюсь, что он действительно где-то поблизости. За окном еще светло. Или уже светло?Плевать, лезу в карман и достаю телефон, тот сразу же покрывается слоем на удивление густой крови, пока я пытаюсь найти необходимый контакт.— Добрался до дома, я уже и не думал, что...— Я не дома, Джон. И я не помню, что делал несколько последних часов.— Опять? — по голосу не скажешь, что он сильно волнуется.Действительно, я ведь не смогу убить еще одного себя настоящего. Только если двойника, каким я и являюсь. Но к этому Джон успел привыкнуть.— Мои руки в крови.— По локоть?— Да, Джон, по локоть, — чувствую, как горло сжимается от подкатывающей тошноты. Это еще что?— Ты знаешь, где находишься?— Нет, понятия не имею. В этом и проблема.— И узнать у тебя нет возможности?Подхожу к окну и пытаюсь разглядеть за слоем пыли хоть что-нибудь. О, я знаю где я. Но выходить отсюда точно не собираюсь, не до того момента, пока у меня не появится прикрытие. И желательно чтобы это прикрытие снова напялило на себя те идиотские очки, в которых девушки и старушки почему-то готовы отдать ему последние деньги.
— У тебя очки с собой?— Что? — устало спрашивает Джон. — Все так плохо?— Лучше перестраховаться. Я пришлю тебе смс с адресом.Джон приезжает спустя полчаса, и он явно не торопился помогать мне. Кровь на руках засохла, и я пытаюсь стереть ее ладонями, хоть немного, кожа чешется, кровь остается на мне. Штаны придется выкинуть, сколько шмоток мне пришлось сжечь или отдать бомжам из-за подобной фигни? Лучше не вспоминать. Слышу дверной звонок и замираю в ожидании чужих шагов, но ничего не происходит. Зато звонит мой сотовый.— Ты в доме один?— Не уверен.— Может, спустишься и откроешь мне?Мне не хочется этого делать. Это не страх, просто ярое нежелание подчиняться Джону или трогать своими кровавыми руками что-то в чужом доме.— Не хочешь зайти через черный ход?Джон только странно посмеивается на это предложения, но я, выглянув в окно, вижу, что он все-таки послушал меня.— Твоя удача, здесь открыто, иначе я бы уже уехал.Он в очках, и когда Джон оказывается на чердаке вместе со мной, очки все еще на нем. Для кого? Ведь для меня он не выглядит в этой хрени очаровательно или мило, это ведь Джон, у него паршивое зрение, но очки бутафорские, и не помогают ему лучше различать предметы перед собой.— Что-то здесь неправильно.Я смотрю на него в ожидании продолжения.— Почему ты не голый?Серьезно, эти шутки меня порядком заебали в последние несколько месяцев, и Джон об этом знает. И для него мое бешенство не является причиной прекратить выдавать подобное дерьмо.— Ладно, давай по порядку, ты уехал от меня во сколько?— В два.— Отлично, сейчас почти пять часов, — он подходит к кассетнику и вырубает музыку. Почему я этого не сделал? Что за дебилизм?— Я знаю.— И твои руки в крови.— И мои руки в крови, ты уверен, что в доме никого нет?— Не знаю, сейчас не время проверять. Нам нужно свалить отсюда.— Так чего мы ждем?— Надо кое-что проверить.Он подходит ко мне и берет за руки, вертит кисти из стороны в сторону в попытке разглядеть какие-то следы. К концу ?обследования? ладони Джона становятся красными.— Ладно, теперь нам нужно серьезно поговорить, но для начала выйдем во двор.Я молюсь только о том, чтобы забор у хозяев дома действительно высокий, иначе нас могут заметить.Все, что я вижу во дворе это труп собаки. Распотрошенный труп собаки. У меня под ногами валяются два уха, три лапы у дворняжки сломаны. Пасть открыта, нет, не открыта, разорвана. Я вижу кишки животного. Меня снова начинает тошнить.— Какого хрена, Дэйв?— Это я сделал?— Что, кровь не похожа на собачью?Приходится снова посмотреть на свои руки, ладно, может и это и собачья кровь.— Посмотри на ее лапу.Посмотри на одну из ее сломанных лап, Дэвид.Теперь я понимаю почему мой знак чесался, у собаки точно такое же клеймо.— Итак, ты убил вражеского шпиона. Похвально, но зачем же так жестоко?Я вспоминаю, как хотел прострелить Джону голову и понимаю, что у меня тогда было достаточно причин для такой херни. И сейчас этих причин стало в несколько сотен раз больше.— Отвези меня домой.Звучит отвратительно. Головная боль дает о себе знать с каждым новым шагом.— Ты закрыл дверь?— Не играет роли, — Джон достает из бардачка упаковку влажных салфеток. Сомневаюсь, что от них будет толк.— Это мимикрия, чувак, ну, ты пытаешься казаться нормальным, убиваешь тварей, пока я пью или сплю. Похвально.— Собака.— Собака, младенец, ты сам знаешь, что им без разницы кого подсовывать.Он выбрал отвратительное слово. Мимикрия. Я не умею менять окраску, все, чего я добился, это возможность заглушать себя настоящего.Мы проезжаем рекламный баннер, и я вижу только: ?КОРРОК ДОСТАНЕТ ТЕБЯ ДНЕМ ИЛИ НОЧЬЮ?.Я точно помню, что там была реклама круглосуточной доставки пиццы.— Ты в порядке? — Джон сидит так, как будто не ведет машину, а играет в приставку у себя дома.Кстати, в итоге мы приезжаем к нему.— Я же просил тебя.— У тебя отключили воду, еще вчера, помнишь?Нет, не помню, но после его слов вспоминаю и морщусь.— Думаю, та псина как следует меня потрепала.— Но ты победил.Джон отпирает входную дверь, и я иду в ванную, стараясь не прикасаться ни к чему светлому лишний раз.Руки Джона все еще в собачьей крови, когда я сажусь к нему на диван.— А ты что делал эти несколько часов?Он пожимает плечами и разглядывает свои уже чистые ладони. У меня нет сил задавать вопросы. В голове стучит отбойным молотком, я закрываю глаза и слышу, как Джон заходит в ванную комнату.Мне снится морда пса, ужасный оскал и зубы в несколько рядов, готовые отхватить обе моих руки.Черт бы побрал все это дерьмо, черт бы его побрал.