Глава 4. В которой все привычно начинает катиться к какой-то там матери. (1/1)

Как и ожидалось, в кабинете уже никого не было. Ну само собой разумеется, пока я отвезла в подсобку ведро со шваброй и повесила на место униформу уборщицы, прошло достаточно много времени для того, чтобы инженер покинул свое рабочее место. Закрыв глаза, я увидела, какие кнопки он нажимал. Цифр Альма не знала, как, впрочем, и значения той или иной компьютерной кнопки, поэтому продемонстрировала набираемую комбинацию визуально. Машина мигнула, принимая введенный пароль, и открыла мне столь желанный доступ к файлам владельца. Конечно же, маловероятно, что прямо вся нужная нам информация найдется здесь, но лучше уж постараться вытянуть максимум из компьютера, чем шариться по бумагам — это займет времени куда больше, да и высок риск, что кто-нибудь да заметит, что бумажки как-то не так сложены. "Ты не боишься, потому что поешь песню?" — неожиданно спросила меня Альма. "Ты о чем?" — не сообразила я поначалу. Но потом до меня дошло, что именно она имела в виду. И, естественно, я принялась пояснять. Само собой, при этом я умудрялась одновременно копаться в базе данных настольного компьютера и на всякий случай прислушиваться — а не идет ли кто. Нет, по идее, в десять часов вечера тут и быть никого не должно, но хрен их знает, этих техников. У них ведь все не как у людей... "Понимаешь, с песней такой прикол... Ну привязка работает, к определенной ситуации, к определенным ощущениям, естественно... Даже не помня ничего, я могу ее напеть, и поневоле у меня появляются хорошие эмоции. "Я не понимаю". "Ну вот у тебя было что-то хорошее в жизни? Ну то, что приятно вспомнить? Когда страшно — концентрируешься и вспоминаешь. Так и получается, что начинаешь контролировать свои эмоции, ощущения. И еще, конечно же, психологический подход есть — анализ чувств, эмоций и все такое". "Это как?" "Врачей боишься?" "Да". "Нет. Ты не врачей боишься — ты боишься боли. Темноты многие люди бояться, верно?" "Я не боюсь. Мне хорошо видно, когда темно". "А вот если люди говорят, что боятся темноты, то на самом деле им страшно потому, что в темноте может быть черт-те что. Есть и другие страхи, которые вроде бы как бы не обоснованы на первый взгляд". "А как перестать бояться?" "Э... В смысле?" "Ну вот ты ничего не боишься. Я тебя пугала, а ничего не получилось. Почему?" "Хм... Как бы тебе объяснить-то... У каждого свои страхи. Просто мой ты не нашла". "И чего ты боишься?" "Ну уж точно не рек фальшивой крови и неправдоподобных призраков. За себя я вообще не боюсь, если честно. Знаешь, есть такая... кхм... философия, что ли... "Похуизм" называется. Это когда тебя без конца пугают, загоняют в угол, пытаются убить, и ты столько раз оказывалась на волоске от смерти, что по истечении определенного времени у тебя просто отключается инстинкт самосохранения и становится реально похуй. Уже понимаешь, что с твоим стилем жизни все равно рано или поздно сдохнешь, и перестаешь этим заморачиваться вообще. Опять же, если углубиться во всякие восточные философии, то там есть такая штука, которая называется "Бушидо", по-моему. Вся суть сводится к тому, что "вступая в бой, представь, что ты уже умер". "На том конце провода" воцарилась продолжительная тишина. Мда, кажется, сама того не желая, я окончательно загрузила ей мозги. С другой стороны — она первая меня об этом спросила. Пальцы в перчатках стучали по клавиатуре, листая страницы, заставляя машину преобразовывать программный код во вменяемый текст. Закончив с компьютером, я занялась бумагами и папками с чертежами. И тут я обнаружила еще один, ранее незамеченный факт — для того, чтобы любой документ четко отпечатался в моей памяти, мне достаточно было лишь один раз мельком глянуть на него. Это, несомненно, упрощало работу, но и вызывало большое количество дополнительных вопросов из разряда "Кто же я?". Впрочем, пока что для вопросов было не время — размышлять над такими вещами лучше всего на досуге перед сном, а не во время проведения спецоперации во вражеском тылу. О как я завернула, надо же! За изучением документов практически незаметно пролетело еще двадцать минут. Хм, ну вот, если бы Альма не смогла повторно отключить камеры в моем "номере" — нас бы уже хватились. Эх, вот так всегда бывает — не уложишься во время и получишь проблем по самое не балуй. "Лесли! Сюда идут!" "Уточни — к тебе в камеру, в мою комнату или в кабинет инженера", — потребовала я. "Туда, где ты сейчас находишься. Что ты делаешь? Беги!" Я же продолжила спокойно складывать бумаги так, как они лежали. Почувствовав чужую панику, поспешила привести Альму в чувство". "Але, гараж! Тебе-то что с того, что сюда идут? Тебя все равно никто ни в чем не заподозрит. Кто именно сюда идет?" "Одна тетя. Она уже в коридоре, совсем рядом!!!" Чужая паника захлестнула с головой. "Да держи ты себя в руках, блять!" "Я не смогу ее напугать, не смогу, не смогу, не смогу, не смогу..." "Приглючь ей крысу! Большую, примерно с ладонь взрослого мужчины. Только не сейчас, а когда я скажу!" Я спряталась под стол инженера, логично рассудив, что стол напротив принадлежит этой самой "тете", возможно — его помощнице или напарнице. Итак, какой у нас расклад? Если баба вскочит на стол, а она по-любому вскочит на него, то я, пригнувшись, могу спрятаться за шкафом с документами и уже оттуда — пробраться к выходу, который скроет от ее глаз перегородка. "Альма, успокойся, и действуй по моей команде. Тебе все равно бояться нечего". По телепатической связи теперь раздавались самые настоящие всхлипы. С чего она вообще на истерику сорвалась — непонятно. Нет, напряжение, конечно же, сказывается, но как-то не ожидала я от человека, который уже прошел кучу дерьма и довел до самоубийства или просто убил кучу народу, таких вот выходок. "Я просто убью эту тетю". "Это что еще, блять, за разговоры?! Чтобы я больше ничего такого не слышала, а то можешь забыть о том, чтобы действовать вместе со мной. Я ни в чем ни повинных людей не убиваю — это правило". Скрипнула дверь и в помещение зашла женщина. Ее лица, да и вообще верхней половины тела, разглядеть я не смогла, но вот ноги в колготках и лакированных туфлях видны были отчетливо. Ну блять, какие каблуки, какие колготки — октябрь же на дворе, отморозишь нахрен все, что можно, сколько вам повторять, жертвы моды... Женщина прошла мимо меня и встала возле своего стола, перебирая какие-то бумаги. Может быть, она сейчас найдет то, что нужно и просто уйдет? А, нет, ожидания не оправдываются — она села за стол. "А вот теперь давай крыску. Без луж крови, без всякой расчлененки, как ты любишь — просто обычную серенькую жирненькую крыску". Девочка появилась рядом со мной, под столом. Выглянула из-за угла и посмотрела прямо на женщину. Парой секунд спустя та глянула в середину комнаты и завизжала не своим голосом, практически мгновенно вскакивая на стол. Ну, а теперь, была-не была! Перекатом ухожу за шкаф, пригнувшись, на корточках ползу к двери кабинета. Пара секунд — и я в коридоре, на свободе! Ура, пронесло! Собираюсь вызвать лифт, но вижу, что он уже движется, причем едет наверх. "Они сюда идут! Эти!" Перед глазами возникло изображение солдат Армахема в той же униформе, которая была на пулеметчиках, охранявших подходы к зданиям. Вот черт, неужели я задела какую-то скрытую сигнализацию или они что-то заподозрили?! Надеюсь, что это сработает. Да — двери лифтовой шахты поддались и я прыгнула вниз, бесшумно приземляясь на крышу кабины. И осматриваясь по сторонам. Так, что тут у нас. Кабина едет пока что вверх и это не есть хорошо: никаких лестниц тут не предусматривается, а следовательно... Когда лифт останавливается на четвертом этаже и из него выходят бойцы, вооруженные до зубов, я стараюсь прислушаться к их переговорам. Командир приказывает своим людям "рассыпаться и перекрыть тут все", при этом лифт они блокируют на четвертом этаже. Логично, кстати, но никто ведь не рассчитывал на то, что неизвестный нарушитель успеет запрыгнуть на крышу кабины и сейчас смотрит, с какой именно из ее сторон прыгнуть вниз? Интересно, я переломаю себе все кости, или отделаюсь легким испугом? Прыжок, краткий миг падения — и я приземляюсь на две ноги, даже каким-то образом умудрившись погасить инерцию кувырком. Ни ссадины, ни царапины... Неужели на меня снова взглянула благосклонно отвернувшаяся было Удача? Скорей всего, именно так и есть. Шахту никто не охранял, что логично, кстати. Ну ведь ни найдется ни единого психа, который прыгнул бы с высоты четвертого этажа, верно? Вот так всех и застаю врасплох — вытворяю вещи, на которые ни один вменяемый адекватный человек не решится.

По пути мне не встретилось ни единого солдата. Верней, присутствовали те, что находились на входе в здание и на контрольно-пропускных пунктах, ну да здесь проблем нет вообще — на "моем" корпусе тоже была "техническая дверка", которую никто окружить не додумался. По пути на восьмой этаж оборвалась связь с Альмой. Причем, "сигнал" исчез неожиданно и не на какие мои позывные сообщить, что с ней хотя бы все в порядке, она не реагировала. Это дерьмово. В лучшем случае — она просто испугалась и решила отказаться от идеи бежать. А в худшем... Я передернулась. Добравшись без приключений к родной комнате, я принялась было раздеваться на ходу, но заметила, что на моей кровати сидит, как ни в чем ни бывало, Саэн. — Тебе лучше раздеться и залезть ко мне под одеяло. С минуты на минуту сюда ворвутся охранники и лучше будет, если мы признаемся в том, что занимались тут кое-чем не очень хорошим, пользуясь отсутствием наблюдения. В противном случае у них возникнет вопрос — где гуляла одна подопытная крыска и не имеет ли она отношения к какому-нибудь переполоху? — Откуда ты знаешь про переполох? — произнесла я, на ходу стягивая с себя все шмотье и разбрасывая его в художественном беспорядке вокруг кровати. Выбирать особо не из чего было: либо оказаться голой под одеялом с мужиком, либо придумывать отмазку своему взмыленному виду. — Ты исчезаешь из своей комнаты, камеры отключаются очень и очень надолго, а после этого ты появляешься с таким видом, как будто за тобой гнались две сотни волков — это о многом говорит. Подробности расскажешь потом, — руки мужчины опустились на мои плечи, а сам он прильнул к моей шее, изображая бурные и страстные засосы. В общем, глазам охранников, которые ворвались в мою комнату, едва не выломав при этом дверь, открылась весьма и весьма... пикантная картинка. — Какого х... — Эдгар отпрянул от меня, вскакивая и обматывая вокруг бедер простынь. Я же, подобно блудной жене, застуканной с любовником, натянула одеяло до самой шеи и завизжала, как ненормальная. — Что вам здесь нужно?! К чести последних, отошли они от небольшого шока довольно быстро — старший из троих сухо предложил нам одеться и следовать за ним, после чего кивком приказал своим коллегам покинуть помещение и вышел сам. — Спасибо, — едва слышно пробормотала я Эдгару, наклоняясь, чтобы подобрать с пола трусы. Парень деликатно отвернулся, после чего чуть заметно кивнул. На то, чтобы быстро одеться у нас ушло примерно две минуты, за это время мы успели даже поговорить друг с другом о том, как именно начинался "акт", чтобы не путаться в показаниях, если нас разведут по разным кабинетам... Девочка не отвечала. Это все очень, очень дерьмово. Ладно, если просто перепугалась, а если что-то случилось? А я сейчас ей ничем не смогу помочь, увы. Может, это вообще дерьмовая идея была с побегом? А, ладно, была не была... Дважды не умирать. Лифт поехал на девятый этаж. Так, это уже интересно... Никак, нас ведут на допрос к большому боссу. Ну посмотрим, получится ли у нас выкрутится на сей раз. *** В маленькой камере невозможно было даже встать, поэтому большую часть времени приходилось сидеть. Обычно ребенок пытался хотя бы повиснуть на решетке, чтобы увидеть мир за пределами клетки, или развлекался тем, что ловил ртом капли воды, стекающие с потолка через ту самую решётку. Но сейчас Альме было совсем не до этого — она сидела в дальнем углу камеры и плакала навзрыд, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом. Темные волосы девочки в беспорядке лежали на спине, платье давно промокло от все тех же капель воды, сочащихся с потолка, но ей на это было абсолютно наплевать. Ей было страшно. И от осознания того, что этот страх какой-то другой — не такой, как обычно, ей становилось еще страшней. Странная тетя говорила все правильно — ей, Альме, ничего не будет, если эту тетю поймают и убьют. Но почему же стало так страшно, когда она сначала поняла, что в ту комнату, где сидит эта тетя, идет другая тетя, а потом — злые дяди с оружием? Альма видела, какие страшные дырки оставляет автомат и поэтому очень сильно пугалась, когда ей в спину тыкали этим оружием. Но почему-то еще страшней стало, когда она представила, что этим оружием будут тыкать тетю. Тетя была странной. Очень странной. До этого Альме никогда не доводилось встречать таких непохожих ни на кого другого людей. Она привыкла, что люди одинаковые. Все взрослые ее очень боятся. Даже когда бьют, стараются не прикасаться к ней руками, а уж когда разговаривают — ни за что не подойдут ближе, чем на три шага. Они всегда говорили ей, что они хорошие, но делали ей больно. Она должна была разговаривать с ними, отвечать на их вопросы и делать то, что они скажут, иначе ее били. Как-то она не захотела больше играть в их игры. Она просила у папы, чтобы он забрал ее домой. Дома было не так страшно — даже кошмары практически не пугали. Ну конечно же, они были очень страшными, но проснувшись, Альма видела, что находится дома, что на полке стоит музыкальная шкатулка с мелодией, которая, как ей говорили, осталась ей от мамы, а рядом на подушке лежит любимый плюшевый мишка. Она очень просила папу и других дяденек, чтобы они оставили ее в покое, но они, по-прежнему уверяя, что "действуют ради ее же блага", продолжали издеваться над ней. Они плохие. И они должны умереть, чтобы она могла жить спокойно. Все должны умереть. Так она считала до того момента, пока не познакомилась поближе с той тетей. Тетю звали Лесли. Имя было ненастоящим — это Альма знала точно. Ее просто назвали так злые дяди для того, чтобы было, как называть. Между собой они называли ее "объект одиннадцать", или "одиннадцатая" — именно под таким номером она числилась в группе подопытных, которых регулярно ставили под двери лаборатории, чтобы проверить, как быстро она, Альма, может убить человека, ну или заставить его убить себя. И Альма пугала их. Никогда не жалела, потому что несмотря на то, что эти люди были "подопытными", они относились к ней также, как и остальные: боялись, ненавидели и презирали. Все, кроме тети — та не боялась, даже все время пыталась заговорить с ней, или отпускала какие-то язвительные шуточки относительно умений Альмы. Когда та кидала в нее предметы, тетя легко уворачивалась, потом показывала фантому язык и обзывала мазилой, а еще говорила без конца, чтобы Альма учила "матчасть", "физику" и другие странные слова. Тетя подозревала, что эти ученые ей в чем-то врут и все свободное время думала о том, кто она на самом деле. Ответа не находилось, и она откладывала свои вопросы "на будущее", после чего сидела часами у компьютера или телевизора. Из остальных "подопытных" она немного общалась только с Эдгаром, но даже ему не доверяла. С одним она поссорилась. Тот ехал вместе с ней в лифте и сказал, что "ты классная дырка, я бы тебя выебал", после чего попытался залезть руками под куртку. Сама тетя называла то, что она сделала, ударом "сногипоебалу". Дяде потом вправляли челюсть ученые, а тетю отругали и посадили в карцер на три дня. Карцер был похож на камеру Альмы — в нем было также тесно, страшно и одиноко. Кому угодно, но не тете — та просто развалилась на загаженном полу и уснула. Конечно же, ей ведь не приходилось все время жить в такой страшной комнате, вот она и не боится! Но тетя не боялась ни на следующий день, ни еще через один. А потом, когда тетю выпустили, она снова сломала тому дяде челюсть "за стукачество" и снова отправилась в карцер. Кажется, он ей чем-то понравился. В смысле, карцер, а не дядя. Лесли в этот раз очень долго ходила по комнатке, осматривая стены. Сейчас-то Альма понимала, что мысли о побеге отсюда занимали ту уже тогда и надолго задерживаться в роли подопытной свинки Армахема она не собиралась. Несмотря на то, что тетя была интересной, она должна была умереть вместе с остальными охранниками там, у двери. Тогда бы Альму оставили в покое, пока набирали бы следующую группу подопытных. К сожалению — пока она отвлеклась на устройство пожара в лаборатории, тетя успела отправить Эдгара за кофе, а сама отошла на большое расстояние от двери. Альма видела, что она даже пыталась предупредить других, в том числе и того, кто ее обижал. Зачем она это сделала? Этого девочка понять не могла. Как бы то ни было, тетя снова потеряла память, а когда вернулась — взялась за старое с удвоенной силой. И тогда Альма решила ее напугать. Чтобы раз и навсегда показать той ее место, чтобы она больше никогда не обзывала и не обижала Альму. Чтобы боялась. А то какое право она имеет не бояться, когда сама Альма все время дрожит от страха? Закрывая глаза, Альма часто видела лица людей. Их истинную сущность — искаженные, страшные, порой просто покрытые черным слоем слизи. В этот раз непонятно почему она захотела посмотреть также на тетю и увидела яркий свет, который обволакивал душу, дарил забытое ощущение тепла, покоя и безопасности. Защиты. А потом была эта песня, которая словно прогоняла все плохие чувства не только от самой Лесли, но и от находящейся рядом Альмы. Девочка часто развлекалась тем, что "глючила", как выражалась Лесли, другим людям собственную клетку. Они сразу же начинали орать, бояться и даже сходили с ума всего лишь за пару часов. А она, Альма, в этой клетке уже два года. Лесли не боялась. У нее были совсем другие мысли — ей было жалко ее, Альму. И она хотела помочь. Ее помощь не ограничилась простыми словами: узнав, что девочке подмешивают в еду что-то плохое, она передала ей вкусное печенье и шоколадки. Последний раз Альма ела такие два года назад, когда еще вела себя очень хорошо и ученые изредка приносили ей подачки. Но то, что дала Лесли, на подачку не было похоже. Что больше всего поразило Альму — она в который раз постаралась найти более приемлемые для самой Альмы объяснения своим поступкам. Но забыла она лишь об одном — девочка могла читать мысли и видела там, в первую очередь, именно желание помочь. Она знала, что даже если не будет помогать Лесли искать путь на свободу, та обязательно возьмет ее с собой, если найдет в одиночку. Почему? Это та самая "доброта", которой все прикрывались, но которой никто из окружения Альмы не обладал? Сейчас, когда Альма сидела и плакала от страха, в голове снова начали всплывать те слова, что Лесли ей говорила. Про страх. И про необходимость анализировать собственные эмоции. А еще почему-то крутились слова той хорошей песни и мелодия из той самой шкатулки. И одновременно с этим девочка могла слышать мысли Лесли. Судя по всему, ее вели в кабинет Харлана Уэйда. Это было странно — она слышала все, о чем говорят Лесли и другие люди, при этом саму тетю, кажется, нисколько этот факт не пугал. Даже более того — та без конца норовила использовать телепатическую связь для того, чтобы сообщить что-то по делу или просто поболтать. Словно для нее это было чем-то естественным. Она знала, что Альма читает ее мысли и не пыталась скрыть их. И говорила всегда именно то, что думает, а не врала, как остальные. Допрос занял всего лишь пятнадцать минут. У молодых людей спрашивали, были ли они все время вместе, не замечали ли ничего подозрительного. Спрашивал все это у них сам Харлан Уэйд, перед этим подключив какой-то "детектор лжи". Что это такое, Альма не знала, но подозревала, что ничего хорошего. В мыслях Лесли мелькнуло, что обмануть такой детектор ей — как обписать два пальца. Судя по всему, для Саэна это тоже труда не составило, поскольку его вскоре отправили обратно в комнату. А вот Лесли Харлан Уэйд попросил задержаться и заговорил теперь в куда более дружелюбном тоне. В таком же он всегда говорил с Альмой, когда ему что-то от нее было нужно. — Мисс О`Коннал, к сожалению, мне придется освежить вашу память, поскольку времени у нас в обрез, — мягким, вкрадчивым голосом начинает отец. У Альмы появляется ощущение, что он — словно паук, плетущий паутину вокруг других людей. "Хм, с учетом того, что ты наверняка мне память и стер, по крайней мере, во второй раз точно — довольно прикольное заявление". — Продолжайте, вы меня заинтересовали, — произносит она. Оказывается, Лесли тоже умеет врать. Верней, говорить не то, что думает. Альма продолжает вслушиваться в диалог, сама не замечая, что прекращает плакать. — Думаю, это все объяснит куда лучше, чем простые слова. "Эй, Альма, кажется, меня тут хотят за лоха подержать. Надо же, документ, подписанный именем некой Лесли О`Коннал, хотя мы уже давно выяснили, что я кто угодно, но не эта самая О`Коннал. Ого, вот эта инфушка, интересно-интересно..." "Что там?" "На, сама прочитай", — перед глазами появилась было картинка, но девочка ее сморгнула. "Я не умею читать". "Ох, блять, точно. Короче, если верить этой бумажке, то я — боец отряда специального назначения. Экспериментального отряда, уточним, если что. Называется "Федеральная Единица Агрессивного Реагирования". Вроде как для борьбы с паранормальными угрозами создан и, главное — спонсирует его все тот же Армахем Технолоджи, будь он неладен. А сюда меня, значитца, отправили для сдерживания какого-то первого объекта и возможной этого самого объекта ликвидации. И вроде бы как подпись моя тут стоит, что типа, я согласилась". "Первый объект — это я". "Отлично. То есть я таки не лабораторная крыса, а элитный сотрудник, в среду подопытных крыс внедренный. Этот мудак Харлан подтасовывает факты прямо по ходу дела, вот только что ему нужно на этот раз от меня, хотелось бы знать..." — Это... вроде знакомо, но точно я не уверена, — судя по всему, Лесли крутит в руках бумажку, тем же самым временем поясняя Альме. "Чернила явно свежие, для того, чтобы придать им вид более старых, на бумагу на какое-то время насыпали песка. Это первая ошибка. Подпись сделана той же ручкой, что и написан документ — вторая ошибка". "Почему это ошибка?" "Так, ну проведем краткий ликбез по составлению важных документов, контрактов и всего такого прочего. Видишь ли, когда тебя нанимают на какую-то работу, где требуется заключение определенных договоров, эти самые договора составляют загодя. Естественно, что ставишь подпись ты позднее, чем написан основной документ и, мало того, не всегда делаешь это той же самой ручкой, которой этот самый документ писался. Опять же, поясню почему — составлением договоров занимается один отдел фирмы или предприятия, а заключается он уже в другом, а следовательно — ручки будут разные. Кроме того, документ подписывал тот же человек, что и составлял его. Подпись слишком ровная — моя не такая, я всегда пишу, как курица лапой, причем курица неграмотная, хромая и пьяная, а уж ровно даже линию провести не могу, не то что слово написать без линейки на бумаге. Либо вниз либо вверх конец подписи бы уходил обязательно. Кроме того — Харлан крутит в руке карандаш, а как правило люди делают это исключительно "со психу". Вопрос — почему он психует?" Пока Лесли перечитывает контракт, Альма слушает ее рассуждения и одновременно с этим слышит и то, что говорит Лесли Харлан Уэйд. От сказанного Альме снова становится страшно и если бы не слова песни, которые почему-то по прежнему громко звучат в голове голосом тети, она бы точно начала кричать. Все было просто. Еще в первый промежуток пребывания О`Коннал в группе подопытных ученые смогли понять, что она каким-то способом справляется с теми кошмарами и иллюзиями, что насылает на людей Альма. Именно поэтому ее решили приставить к девочке в качестве надзирателя, и сейчас Харлан делал все возможное для того, чтобы убедить ту, какое она, Альма, опасное чудовище. "Пизди-пизди, мне голос твой приятен", — скептически мелькало в мыслях Лесли, а также появлялись совсем уж нецензурные высказывания и фразы. Тем не менее, Харлан Уэйд никаких сомнений на лице "подчиненной" не заметил — она, как уже не раз замечала Альма, отлично владела собой. Он говорил о том, что ее сила растет, а значит — в дальнейшем она будет еще опасней и единственный возможный выход: перевезти девочку в специально оборудованное место, где она не сможет пробить защитное поле для того, чтобы вредить людям. И для этого им нужна была помощь Лесли. Нет, они бы и без нее справились, но Харлан заметил удобную возможность и не преминул ей воспользоваться. — Сегодня мы засекли ее импульс в соседнем здании, а значит — то, чего я так боялся, началось. Мы не можем держать ее здесь, а значит — требуется ваша помощь в транспортировке объекта. После того, как мы закроем подопытную в объект под Оберном, вы вольны будете идти, куда угодно. — А что мой напарник, Эдгар Саэн? — Не мне обсуждать личные отношения сотрудников специальных отделов, но я должен вас предупредить, что вся группа подопытных, кроме вас, была набрана из насильников, педофилов, серийных убийц и прочей мерзости. Ваше сегодняшнее... влечение к нему обусловлено лишь длительным нахождением в замкнутом пространстве и, вдобавок, амнезией. Уверен, что эта проблема решится, как только вы покинете комплекс Армахем и окажетесь среди своих напарников. — Ладно, в таком случае мне хотелось бы разобраться с этим делом поскорей. Уверена, для меня найдутся более интересные дела, чем присмотр за паранормальным ублюдком и просиживании задницы у телика. — Я рад, что ваши профессиональные навыки остались на месте. "Ага, ага... Рано радуешься, мрази кусок. Свалим отсюда и дадим тебе прикурить так, что не прочихаешься. И да, Альма, за "паранормального ублюдка" прости — я должна была выдать ту реакцию, которую он от меня ожидал, чтобы узнать все остальное". Девочка чуть усмехнулась. Она все понимала. И чем дальше — тем больше ей нравились методы О`Коннал. Управлять людьми так, чтобы они даже об этом не догадывались — это намного интересней, чем просто пугать. — Подопытную перевозят четырнадцатого октября, и я рекомендую вам сохранять предельную осторожность — несмотря на то, что вы устойчивы к ее воздействию, она способна на многое. Я бы переселил вас в другое место, но боюсь, что это вызовет у нее подозрения и усилит агрессию, а значит — справиться будет сложней. Кроме того, пока она концентрирует все внимание на том, чтобы сломать вас, остальные сотрудники получают передышку. — Я все понимаю. Работа есть работа. Могу идти, сэр? — судя по всему, Лесли нахмурилась. — Извините... — Ничего страшного — у вас военная выучка и порой это проскальзывает даже в общении с гражданскими вроде меня. Дальнейшие инструкции вы получите непосредственно перед поездкой. Надеюсь на вас. — Я не подведу. Если надо защитить ни в чем не повинных людей от этой паранормальной сволочи, я сделаю все возможное, — заверила его девушка. После этого Харлан Уэйд разрешил Лесли вернуться в свою комнату. "А теперь, мелкая — надо действовать очень быстро, четко и слаженно. Конечно, времени у нас не остается вообще, но план побега у меня есть, и все, что потребуется — пробраться в кабинет начальника охраны, который находится в нашем же здании. И еще, запомни на будущее: когда ты создаешь свой полноценный фантом, Армахем получает возможность тебя отслеживать. Видимо, у них есть или спутник с какой-то мощной сигналкой на все паранормальное, либо еще что-то не менее крутое, так что когда выберемся — придется обходиться без этих фокусов". "Они пришли за тобой из-за меня, да? Тогда, в кабинете этого инженера?" "Можно и так сказать. У них есть оборудование, которое реагирует на психокинез и ментокинез соответственно. То есть, если ты что-то внушаешь, а не просто читаешь мысли, или я нейтрализую твое воздействие — они это сразу видят". "Как от этого избавиться?" — Альма поймала себя на том, что начала думать и рассуждать также, как эта женщина. Интересоваться в первую очередь способом решения проблемы и отбрасывать в сторону эмоции, когда требуется. "Никак. Это же не кнопка в кабинете, спутники так просто не уничтожишь — для этого знаешь сколько заморочек надо... нам это сейчас не по силам. А вот сбежать можно и нужно. И как можно скорей. Харлан сказал, что завтра тебя придет допрашивать некая доктор Грин... Ты сможешь вести себя так, как я скажу?" "Да", — твердо отвечает Альма. Странно, но ей больше не страшно. То ли передалась частица уверенности Лесли, то ли возникло то самое ощущение "похуй", как выражалась все та же Лесли. "Хорошо. Тогда давай подтягивайся ко мне в комнату. Посвятим в дело Саэна и будем быстро думать". "А почему быстро? Раньше ты так не торопилась". "Альма, сегодня уже одиннадцатое и этот день прошел. У нас осталось только два дня и две ночи, чтобы сбежать, а это вовсе не так много". "Я все поняла. Приду, когда ты позовешь. Конец связи". Сквозь решетку в камеру попадал тусклый свет лампы, которая все время горела в лаборатории непонятно для чего. В полумраке мрачной тесной клетки прямо на полу, обхватив колени руками, сидела девочка. Она больше не плакала, не кричала и не висла на решетке. Просто сидела, но возможно, сторонний наблюдатель, непонятно каким образом оказавшийся в этой лаборатории, услышал бы ее едва слышный шепот: — Небо за спиной, ветер над землей, сердце с темнотой бьется...