Глава 12. Дети богов (2/2)

- Да что с вами такое сегодня, в самом деле? И это одни из храбрейших воинов нашего королевства, так хорошо проявившие себя в битве с варварами! Теперь я понимаю, почему наш дед забеспокоился! Ну же, отвечайте! – но, поймав взгляды братьев, он расхохотался: - в самом деле, вы боитесь этой девчонки? Вы с позором сбежали из чертога, а теперь испортили тренировочный бой – смотрите, сир Кэллом вами недоволен!

- Мы не боимся её, - Альфред распрямил плечи и прямо взглянул в глаза старшему брату. Предположения Этельреда уязвили его. – Но я полагаю, что она может обладать колдовскими способностями, и это мнение разделяет милорд епископ – так он сказал Магнусу. Так что, думаю, нам всем лучше держаться от неё подальше.

- О! – брови старшего принца поползли вверх. – Тогда прошу меня извинить. Думаю, Альфред, тебе не составит труда держаться от неё подальше, тем более что Раннхильд, кажется, совсем тобой не интересуется, - от Этельреда не укрылось, как вспыхнул и невольно посмотрел на Раннхильд его брат. – Но я всё же думаю и осмелюсь предположить, что наш дед разделяет моё мнение, что никакая она не колдунья, а даже если и так – то Господь наш убережёт нас от её ведовства. Здесь её ложные боги бессильны, здесь господствует Бог.

- Ты защищаешь её! – изумился Магнус. – Это просто невероятно! Твой отец… Что бы сказал он, если бы слышал тебя?

Этельред отмахнулся.- Я не защищаю её. Я точно так же, как и вы, не понимаю, зачем его величество сохранил ей жизнь и позволил ей жить вместе с нами. Но я точно знаю, что, что бы он ни делал, у него всегда есть на то причины. И, если она пока не понятна нам, то это значит лишь то, что ещё не время.

- Как угодно! – воскликнул Альфред. – А я не собираюсь притворяться, будто мне нравится, что она смеётся над нами, сидя за нашим столом!

С этими словами он отшвырнул меч и широкими шагами направился в замок. Этельред поспешил за ним, что-то крича ему вдогонку. Магнус же отправился на конюшню, проверить, как поухаживали за его конём после долгой вчерашней охоты. Уже спустя несколько шагов юноша заметил, что за ним неотступно следует тень. Он напрягся, но не обернулся, приняв, как ему казалось, единственно верное решение: игнорировать её. В конюшне он отослал слугу и сам принялся расчёсывать гриву коня. Тень остановилась в дверях, заслоняя и без того не по-весеннему скудное солнце.

- Красивая лошадь. Лошадь, достойная сына конунга.

Он промолчал. Присутствие Раннхильд рядом с ним, когда здесь не было никого из его братьев, нервировало Магнуса больше, чем он ожидал. Тогда девушка подошла на несколько шагов ближе – он не смотрел на неё, но слышал, как шуршит по соломе её платье – и конь юноши любопытно потянулся к ней носом. Раннхильд погладила его по шелковистой шкуре.

- Ты так неприветлив, Магнус Рагнарссон… Другой бы на твоём месте был бы рад, что обрёл после долгих лет одиночества сестру.

На сей раз он не выдержал.

- Я не был одинок! Король Эгберт вырастил меня, как родного, а его внуки стали мне братьями. А ты… - он окинул её презрительным взглядом. – Ты дикарка и язычница, и я не могу даже представить, чтобы ты была моей сестрой.- Но это так, - несмотря на то, что он оскорбил её, северянка и бровью не повела. – В наших жилах течёт одна кровь великого Рагнара Лодброка, как и в жилах моих братьев. И, если ты не веришь мне, ты увидишь это, когда они придут сюда. Ты увидишь, как похож на каждого из них и всех вместе.- Я не похож! – почти закричал он, и конь дёрнулся и заржал, испуганный шумом. Ему пришлось погладить его по шее, шепнуть несколько ласковых слов, чтобы успокоить благородное животное. – Я не похож на вас, - уже спокойнее повторил он, - варваров, которые умеют лишь жечь, грабить и насиловать, и не знают Бога.

Девушка лишь пожала плечами.- Мы делали то, что велит нам долг, закон и Боги.- Долг и закон велят вам нападать на слабых?- Ты что, в самом деле, ничего не понимаешь?! Я прощу тебе это, ведь ты рос с чужаками, не там, где тебе объяснили бы, что составляет честь сына конунга. Мы пришли сюда не просто так, а чтобы отомстить за нашего отца, подло убитого Эллой – и твоего отца тоже, - она выразительно подняла бровь. – Если бы он был убит в бою, мы бы приняли это. Но не так! Если твой бог позволяет десятку нападать на одинокого ослабшего пусть даже самого великого воина – что тут сказать?! – неподдельное возмущение, изумившее Магнуса, звенело в голосе Раннхильд. Её странный акцент заставлял прислушиваться к ней, и из-за этого злость юноши стала таять. – А Рагнар попался Элле лишь потому, что пришёл за тобой, Магнус, - уже спокойнее добавила она.Сердце юноши поневоле затрепетало при этих словах. Нет, слова Раннхильд ничуть не умалили ненависть его к варварам, пусть даже она и называла их его братьями. Но всё же что-то в том, что чужеземный король лично отправился за ним, чтобы увидеть его, своего сына, привезти в дальнюю страну и ввести в свою семью, подкупало.

- Мне говорили, что я рождён от крови язычника, - он вернулся к гребню, старательно распутывая узелки в гриве коня, - сперва мама, а затем король. Они убедили меня в этом, хотя я и не хотел бы верить. Но то, что ты говоришь мне, Раннхильд, не трогает меня. Совсем. Ты говоришь, что ты мне сестра… если это так, и в нас течёт одна кровь, то всё равно это лишь кровь. Мне противны твои мысли, твои ложные боги… Думать иначе – означало бы проявить чёрную неблагодарность к людям, вырастившим меня.

Он хотел уязвить Раннхильд, заставить её пожалеть о сказанных словах и больше никогда не возвращаться к этой теме, даже не говорить с ним, но у Магнуса ничего не вышло. Она только рассмеялась и покачала головой, словно он сказал какую-то несусветную глупость.- Ты мог бы быть конунгом, Магнус, и мог бы иметь настоящую, - она произнесла это слово таким тоном, что юноша вздрогнул, - семью. Но ни королевства, ни семьи у тебя нет. Так подумай, стоит ли за что-то тебе благодарить конунга Эгберта?

***Хехмунд забавлял и развлекал Ивара. Другие христианские пленники, когоБьёрн, Уббе и Хвитсёрк не забрали в Каттегат, сидели в застенках смирно – страх сковал их не хуже кандалов, сделал послушными, безвольными, слабыми. Но только не этого жреца-воина: он нередко дрался со сторожившими их воинами, пытался бежать, произносил перед своими собратьями пылкие речи, которые, должно быть, могли толкнуть пленников на бунт и побег. Но испуганные рабы оставались глухи к его призывам, северяне же, едва ли понимая хоть половину слов, посмеивались над ним. Возможно, когда-то Хехмунд был славным воином и суровым жрецом, но вождём он точно никогда не был.

Время от времени Ивар требовал, чтобы этот христианин представал перед ним. Сигурд не мешал этому, но лучше Ивара видел, что замысел брата – а он хотел сманить Хехмунда на свою сторону – не удастся. Этот жрец никогда не присоединится к их хирду, а если и присоединится, то лишь затем, чтобы чуть погодя предать и убить их. Но Ивар, случалось, впадал в ярость, когда ему перечили или мешали, поэтому Сигурд не мешал ему наслаждаться своей игрушкой.

Ивар смотрел на расцвеченное синяками гордое, замкнутое лицо христианского воина. Пальцы его сжимали и разжимали серебряный, украшенный крестами из драгоценных камней кубок, уже наполовину опустевший. Раб-христианин метнулся было подлить ему вина, но Бескостный сделал едва заметное движение пальцами, и юноша замер на месте. Сигурд безучастно скользнул взглядом по мужчине и снова отвернулся – куда больше его занимала юная рабыня, притихшая на его коленях.- Ты всё ещё не хочешь служить в моём войске? Такой воины, как ты, должен носить не рабский ошейник, а дорогие доспехи. Присоединись к нам, Хехмунд, и всё будет именно так.Хехмунд презрительно ухмыльнулся и сплюнул себе под ноги. Это был более чем понятный ответ. Один из воинов, стоявших позади него, несильно ткнул мужчину черенком копья между рёбер. Это нельзя было назвать ударом, но Хехмунд вздрогнул и вздохнул громче обычного – на его теле было достаточно ран и синяков, чтобы даже такая малость причинила боль. Тем не менее, у него достало силы ответить:

- Я не предам свою страну, своего короля и своего Бога.

Теперь настал черёд Ивара усмехаться. Сигурду оставалось только дивиться тому, насколько терпеливым мог быть его обычно вспыльчивый брат, когда это было ему нужно.- Твоя страна в огне, твой король мёртв, твой Бог слаб и не может тебя защитить.

В ответ Хехмунд промолчал. Сигурд Змееглазый отвлёкся от рабыни на коленях и потянул Ивара за рукав.

- Что ты с ним возишься, словно нянька? – спросил он на своём языке. – Если ему нравится быть рабом – так пусть будет.Ивар только зло отмахнулся.- Он хороший солдат, люди любят его и пойдут за ним. Представляешь, сколько людей он может к нам привести?

- Ни один из них не будет достаточно верен нам.

Бескостный несколько минут молчал, кусая губы в задумчивости. Бьёрн велел им поддерживать свои силы и, если это было возможно, расширять границы саксонских владений Рагнарссонов, чтобы создать надёжный тыл, куда они могли бы вернуться во время борьбы с Эгбертом. Легче всего было бы добиться этого, заручившись поддержкой жителей Йорвика и окрестных поселений; они уже достаточно боялись Ивара и Сигурда и их незримых братьев, так что можно было подумать и о перемирии и дани. Но для этого им нужен был кто-то из саксов, кто смог бы стать их человеком среди людей Мёрсии. Жрец и воин, к которому одинаково прислушивались и горожане, и солдаты, идеально подходил бы на эту роль. Но по огню, который полыхал в глазах Хехмунда и некоторых других саксов, Ивар видел, что его старший брат был прав. Отвлёкшись от своих мыслей, младший сын Рагнара проследил взгляд Хехмунда, буквально прилипший к золотому кресту на груди у Сигурда. Молча юноша протянул руку и сдёрнул крест шеи брата. Тот возмущённо вскрикнул, но остался на месте. Ивар, меж тем, бросил крест под ноги Хехмунду. Он тотчас опустился на колени перед украшением, поднял его и трепетно, благоговейно прижался к жёлтому металлу губами. Хирдманны вокруг захохотали. Ивар изобразил разочарование.- Ты не особенный. Тебе нравится золото, как и всем другим, - заключил Ивар, - но, если ты не хочешь получать его из моих рук как воин, я сделаю тебе золотой ошейник и цепь, как настоящему рабу.

- Он преклоняется перед этим крестом, - сказал ему Сигурд, - а ведь христиане распинают на крестах своих врагов. До чего странный!

- Не только врагов. Друзей тоже. Помнишь Ательстана? – Ивар посмотрел на брата. – Говорили, однажды он пожелал остаться со своими братьями-христианами, но они распяли его на кресте за то, что он как будто бы предал их. После этого он вернулся к отцу.

- Чтобы встретить там свою смерть, - задумчиво заключил Сигурд. Они были слишком малы тогда, чтобы образ этого друга Рагнара остался для них чем-то более, чем размытой тенью, но о нём много говорили в Каттегате и спустя несколько лет. И ещё больше о его смерти, которая стала причиной раздора между Рагнаром и Флоки. Сигурд поднялся, столкнув девчонку со своих колен, и подошёл к христианину. Он был выше коренастого Хехмунда и смотрел на него сверху вниз. – Учти, христианин, у вас в лесах не хватит деревьев на кресты для всех нас. Увести и заковать! – велел он.

Ивар не возражал. К его великой досаде, снова перевес оказался не на его стороне.

*** Королева Аслауг знала, что её видения – не столько дар, сколько проклятие. Сколько тех, кого Боги одарили возможностью предвидеть будущее, сошли с ума от осознания своей слабости перед лицом неминуемой беды, из-за невозможности переменить грядущее! Даже провидец Каттегата, этот могущественный жрец, обременённый знанием о великих бедах и великих победах, в последнее время слёг и почти не вставал. Аслауг же всегда считала себя достаточно сильной, чтобы перенести все предзнаменования, что Боги пошлют ей, даже зная, что она не в силаз что-либо изменить. Как ни было трудно, а, зная, что её муж не вернётся из его последнего похода в Уэссекс, она всё же отпустила Рагнара и провожала его с сухими глазами, покорная воле Всеотца. Однако, когда дело коснулось Раннхильд, стойкая провидица уступила место страдающей матери; увидев в одном из своих снов, что нога её дочери больше никогда не коснётся земли Каттегата, Аслауг отказалась в это верить. Снова и снова несчастная женщина, раздавленная непомерно тяжёлыми для неё знаниями, повторяла себе, что она могла ошибиться и неверно истолковать то, что видела в своих снах, а, если даже с толкованиями она не ошиблась, быть может, она или её сыновья ещё могли сделать что-то для Раннхильд. Сперва Аслауг хотела поделиться своим видением с Бьёрном и его братьями – они всегда верили её предзнаменованиям и прислушивались к ним. Иименно поэтому она и промолчала: королева испугалась, что её сыновья раздумают возвращаться в Уэссекс в попытке спасти сестру, и своими словами она сама обречёт Раннхильд, быть может, даже на смерть. Единственное, что она сказала сыновьям Рагнара, выйдя этим утром из своих покоев: ?Она жива?.

И вот сейчас она смотрела на Бьёрна, сидящего во главе длинного, уставленного кувшинами с пивом, стола, на Уббе и Хвитсёрка, расположившихся возле брата-конунга, Лагерту, занявшую своё место как ярла напротив Бьёрна, и самых видных хирдманнов Каттегата. За этим столом решалась судьба её дочери, и женщина слушала, затаив дыхание.

- Мы должны не просто вызволить нашу сестру, - пророкотал Железнобокий, коротко взглянув на свою мачеху. – И не просто вырезать несколько деревень в память о Рагнаре Лодброке, - при упоминании имени великого воина, собрание застучало своими кружками по столу и оглушительно заулюлюкало. – Я хочу растоптать конунга Эгберта со всеми его родичами и друзьями! Уничтожить! Я сровняю их храмы с землёй, а кресты, которые они так любят, переплавлю в кольца для наших жён и подруг! – от восторженного крика, которым были встречены эти слова, должно быть, крыша подпрыгнула на стропилах. – Сигурд и Ивар сохраняют те земли, что мы завоевали, и по возможности добудут нам новые деревни, укреплённые города и рабов. Но и этого может быть мало. Моя мать, воительница Лагерта, любезно согласилась присоединиться к нашему войску. Но я хочу собрать такое войско, какого ещё не видела бы земля, чтобы при одном упоминании о нас и через сотню лет люди содрогались от страха!Аслауг вздрогнула от того вопля, которые испустили воины Бьёрна. Еси бы её пасынок произнёс эти слова на рыночной площади Каттегата, восторженный клич его людей достиг бы, должно быть, и самого Асгарда*. Когда Бьёрн объявил, что его мать собирается идти на Уэссекс вместе с её сыновьями, королева повернулась к своей давней сопернице и благодарно улыбнулась. Все размолвки между этими женщинами были забыты в тот миг, когда одна согласилась, быть может, отдать свою жизнь, чтобы защитить дитя другой. Лагерта ведь совсем не обязана была делать что-то подобное. Но она делала.

- Думаю, мы можем пригласить в поход и конунга Вестфольда** Харальда Косматого, - заметил Уббе. – Говорят, у него великолепное войско, всегда жадное до разорения новых земель…- Прекрасноволосого, - вставил Хвитсёрк.- Что?! – старший сын Аслауг, не терпевший, когда его перебивали, сдвинул брови, став помолодевшим отражением покойного отца.- Я говорю, что конунг Харальд добился-таки любви Гиды, дочери Эйрика из Хордаланна***, и снова зовётся Прекрасноволосым! – засмеялся его брат.

- А, плевать, - раздражённо передёрнул плечами Уббе. – Косматый или Прекрасноволосый, он отличный воин и ведёт за собой таких же свирепых хирдманнов! Разве мы желаем, чтобы Уэссекс достался нам одним? Он достаточно большой, мы можем и поделиться ради спасения нашей сестры, - и он выразительно уставился на старшего брата.Бьёрн почесал в бороде. Перспектива делиться трофеями с кем-либо, кроме братьев, не слишком радовала его, а, кроме того, он полагал, что слухи о желании Харальда собрать под свою руку земли многих и многих конунгов вовсе не беспочвенны. Глупо было полагать, что столь горделивый и самонадеянный конунг, получив одну девчонку, пусть даже принцессу, в свою постель, отложит в сторону боевой топор и удовольствуется тёплым креслом у очага. Бьёрну не хотелось нарушать тот хрупкий баланс, установившийся у него в отношениях с этим конунгом: позвать его с собой в поход – почти означало назвать своим другом, прикрываться одним щитом, ночевать у одного костра и есть из одного котла. А всем известно, сколь короток путь от такой дружбы к вражде и войне. И зачем ему способствовать могуществу того, что однажды, быть может, захочет обратить это могущество против него и его людей? С другой стороны, Бьёрн Железнобокий мечтал, чтобы саксы дрожали при одном лишь упоминании его имени и имён его братьев, как когда-то франки дрожали при звуке имён Рагнара и Ролло. Его войска и бойцов верных ему хёвдингов**** было вполне достаточно для успешного похода, но для настоящего триумфа, когда лицемерные христиане, уничтожающие безоружных поселян и жестоко расправляющиеся с одинокими воинами и бесконечно твердящие о милосердии, будут посрамлены, уничтожены, обращены в бегство с собственных земель, нужна была большая, грандиозная и жестокая сила. Мужчина обвёл взглядом братьев, собравшихся за столом, и своих вернейших ярлов и хёвдингов; подумал и о двух младших братьях в далёком Уэссексе. Он принесёт Богам богатую жертву, такую, какой они не видели ещё никогда со времён сотворения мира, и они не обойдут его своей милостью. Ни в Уэссексе, ни после, когда он вернётся домой.Бьёрн откашлялся, и вдруг в длинном доме наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в очаге. Его люди поняли, что конунг собирается говорить, и притихли.- Мы пошлём гонцов к конунгу Харальду.

_________________*Асгард – небесный город, обитель богов-асов.**Вестфольд – ныне провинция Норвегии, расположенная в Восточной Норвегии.

*** …Гиды, дочери Эйрика из Хордаланна - полулегендарная норвежская королева, жена Харальда I Прекрасноволосого, ради которой Харальд завоевал земли всей Норвегии.****Хёвдинг -племенной вождь у германских и скандинавских народов.