Глава 10. Чего мы лишились (1/2)

Лагерта выглядела совсем потерянной. Уббе никогда прежде не видел её такой. Признаться, он даже не предполагал, что эта сделанная из стали женщина вообще может выглядеть такой хрупкой, растерянной, прибитой. Ему, потерявшему единственную любимую сестру, захотелось утешить одиноко сгорбившуюся на корме воительницу. Сам он был готов рвать и метать; он бы выпрыгнул за борт, доплыл бы до саксонского берега и один изрубил бы в куски и короля, и принцев… за Раннхильд… если бы только три пары рук не удержали его, когда он понял, что на самом деле произошло. Он горько корил теперь себя за отступление, но ещё горше – за то, что не запер вообще Раннхильд в трюме, как сделал бы их отец, вздумай девчонка при его жизни играться с мечом. Единственным утешением Уббе служила мысль о том, что они отправятся обратно в Уэссекс вызволять Раннхильд – или мстить за неё – как только доберутся до Бьёрна и остальных. Холодный пот прошибал юношу при одной только мысли о том, что и его братьев могла постичь похожая неудача, но он тотчас отбрасывал её. Боги не бывают настолько жестоки и неблагосклонны.

Он всё-таки пошёл к Лагерте. Она горевала по Раннхильд так, словно та была её собственной дочерью, а не дочерью её более удачливой соперницы. Впрочем, Уббе часто замечал, что сестру тянуло к воительнице неудержимо. Раннхильд восхищалась ею, едва не боготворила её. Не могло случиться так, чтобы такая преданность не тронула сердце Лагерты.

- Может быть, она жива, - остановившись над нею, проговорил юноша. Сомнения в его голосе было больше, чем ему бы хотелось.Женщина подняла на него измученный взгляд. Всегда Лагерта казалась ему красавицей, словно время было над нею не властно. Но сейчас он увидел и морщины в уголках её глаз и рта, и расплывшуюся краску на её щеках, и она показалась ему обыкновенной стареющей женщины, в которой не было ничего от бессмертной богини. Таких много, бессчётное количество, и путь у них один, как бы сильны и величественны они ни были. Его мать была моложе Лагерты, и её красота ещё не увяла. Сейчас, когда она была так далеко, все черты Аслауг всплыли в его памяти так ярко, словно она стояла перед ним живьём. Увидит ли он её ещё когда-нибудь?

- Ты знаешь, что наши воины делают с пленными девушками… в запале. Думаешь, саксы поступают по-другому?

Уббе передёрнуло. Он прекрасно понимал, о чём говорит Лагерта. Он прикрыл глаза, сделал глубокий вдох, не давая ярости вырваться наружу. Он побережёт её для саксов.

- Она всё же дочь Рагнара Лодброка, не просто девка.С уст женщины сорвался хриплый горький смешок. Поймав на себе злой взгляд Уббе, она примолкла и покачала головой. Он участвовал в битвах, убивал и сам рисковал своей жизнью, но был ещё так наивен!

- Тем хуже для неё, - мрачно отозвалась она. – Они всех нас ненавидят и боятся – и за это ненавидят ещё больше, а Рагнара пуще всего. Даже мёртвого.

- Тем не менее, даже если ты права… это только означает, что она ещё жива, - а тому, кто посмеет коснуться Раннхильд, он собственноручно оторвёт его мужские признаки.

Лагерта вновь покачала головой.

- Я пообещала твоей матери вернуть Раннхильд в Каттегат живой и невредимой. Как мне вернуться теперь домой, как встретиться с Аслауг, как посмотреть ей в глаза?

Уббе вздохнул, поскрёб бороду.

- Ну, ты ведь не могла всю битву простоять рядом с нею, держа перед ней щит, - вероятно, могла и даже должна была после обещания, данного их матери. Молодой воин понимал, какое горе будет испытывать мать, когда узнает, и сам был зол на Лагерту, но сказал: - Раннхильд знала, куда идёт. А мать знала, куда её отпускает.

О том, что Аслауг вовсе не хотела отпускать дочь в Уэссекс, никто из них не обмолвился. Лагерта молча поднялась, глядя куда-то мимо парня, и он тоже повернулся туда. Он увидел берег, бухту, в которой дремали драккары, и на сердце вмиг стало радостно: несмотря на поражение, на утрату Раннхильд, они всё ещё оставались сильны. А, значит, они сумеют поквитаться со своими обидчиками, да так, что саксы веками этого не забудут.

Лагерта медленно, словно нехотя покидала свой корабль. Уббе же, следовавший за ней, сгорал от нетерпения и желания поскорее начать действовать. Его братьям, конечно, уже доложили о возвращении кораблей, и они появились на берегу. Зоркий глаз Бьёрна, конечно, ухватил отсутствие сестры на борту, и Уббе даже с такого расстояния увидел, как он нахмурился. Хвитсёрк сказал что-то Сигурду. Тот кивнул, вопросительно взглянув на брата. Старший сын Аслауг забеспокоился: сколько бы он ни готовился, он едва ли сможет сообщить печальную весть братьям. И им понадобится множество верных и сильных рук, чтобы удержать четверых Рагнарссонов от бездумной скорой мести. Но вот драккар Лагерты тихо зашуршал, ткнувшись носом в прибрежный песок. Едва обняв ступившую на сушу мать, Железнобокий спросил:

- Где Раннхильд? – и голос его звучал так, что лгать не имело никакого смысла.

И Лагерта рассказала. Всё от мгновения, когда они начали атаку, до мгновения, когда она в последний раз видела девушку. Пока она говорила, пятеро братьев Рагнарссонов молчали, затаив дыхание. И Уббе тоже, хотя всё это он отлично знал. Закончив, она скрестила руки на груди, словно защищаясь от грядущих нападок и обвинений. И защищаться ей пришлось бы всерьёз: едва она смолкла, Ивар змеёю бросился на неё, а в руке у него мелькнул боевой нож. И не увечье младшего сына Аслауг спасло её, но то, что Сигурд вовремя схватил брата за ремень, останавливая.

- Это всё ты виновата! – зло выплюнул Ивар, безуспешно пытаясь высвободиться из братниного захвата.Лагерта была готова ответить ему, но встрял Уббе.- Я вижу, дела у вас тут идут хорошо, и это значит, что мы можем вернуться и попробовать освободить Раннхильд. Вместо того, чтобы ссориться и пытаться в сердцах прирезать друг друга, Ивар, - он многозначительно посмотрел на брата.Вместо ответа юноша сплюнул ему под ноги, за что получил подзатыльник уже от Хвитсёрка. Голубые глаза Ивара опасно сверкали, но Уббе увидел так же и слёзы, увлажнившие их. Тут подошёл Флоки, прежде занятый одним из требовавших починки кораблей. Он угрюмо выслушал воительницу, с каждым её словом бледнея всё больше. Старый друг их отца души не чаял в Раннхильд, потому что она напоминала ему его погибшую дочку. Когда девочка была маленькой, он возился с нею, качал на коленях, вырезывал ей маленькие лодки, когда она подросла, он украдкой начал учить её сражаться. Услышав скорбные вести, он был готов броситься спасать её прежде всех её братьев. Но тут, опережая всех, разряжая накалившуюся до предела атмосферу, кашлянул Бьёрн. Он теперь был их конунгом, и решать предстояло ему, и его решение должно было стать для каждого из них законом, нравилось оно им или же нет.

- Нам нужно больше людей, - покачал головой он. – Мы вернёмся в Каттегат, соберём людей…

Младшие сыновья Рагнара и подтянувшиеся к берегу воины недовольно зашумели.- Но это займёт не один месяц! – поражённо воскликнул Хвитсёрк. – У Раннхильд в плену нет столько времени!

- Сперва отец, затем Раннхильд. Вы видите, как дорого мы платим за свою опрометчивость и самонадеянность?! – рявкнул старший из братьев. – Кто будет мстить за нас, если мы все погибнем? Кто защитит наши земли, продолжит наш род? Не будет славы в такой глупой гибели, и для Раннхильд не будет никакой пользы! Кого-нибудь мы, конечно, оставим здесь стеречь и расширять завоёванные земли и наводить ужас на саксов, а пока соберём в Каттегате и окрестностях такое войско, какое ещё никому на этом свете и не снилось!

Мало нашлось недовольных таким планом Бьёрна, но и их голоса потонули в одобрительном шуме, поднявшемся, когда конунг замолчал. Но этот шум перекрыл тихий, но твёрдый голос Лагерты.

- Я не могу вернуться в Каттегат без Раннхильд, - проговорила она. Её сын удивлённо уставился на неё. – Не после того, как я не сохранила девочку.

- Ты должна, - заявил Бьёрн. – Тем более если ты поклялась. Аслауг должна узнать об этом от тебя.

- Ты жесток, сын мой.

К изумлению Лагерты, он был непреклонен. Сигурд поддержал его.- Мы ведь воины, нам на роду написано, быть может, пасть в бою. Но не для Раннхильд такая судьба, она не настоящая воительница. И, если мама и была готова к смерти кого-либо из нас, то не к её смерти. Тебе будет тяжело, но ты должна сделать это. Если хочешь сохранить свою честь, - добавил он.

Женщина удивлённо оглядела юношей. От Бьёрна до Ивара они были истинными сыновьями своего отца – и такими же безжалостными, как и Рагнар. Она хорошо помнила, как рвалось её сердце, когда она потеряла Гиту, и сообщить матери о смерти ребёнка, единственной дочери – всё равно что нанести ей смертельную рану. Она знала об этом не понаслышке. Но эти глупые мальчишки, все до одного, хотят, чтобы она повинилась перед Аслауг! И даже её собственный сын! Лагерта весьма сомневалась, что это принесёт облегчение хоть кому-нибудь из них, но, коль скоро все дети Рагнара настаивали на этом, она не собиралась унижаться перед ними, умоляя освободить её от этого унизительного поступка. Она сделает это и примет даже то, что разъярённая и обезумевшая от горя Аслауг попробует убить её. У неё есть на то все права.Прежде чем отбыть в Каттегат, Бьёрн хотел утвердиться на этих землях. Слава о жестоких северных воителях бежала далеко впереди них по саксонским землям, но одних слухов было мало для того, чтобы иметь на них реальную власть. Её можно было взять лишь силой оружия, и Боги были на стороне Рагнарссонов. Постепенно, деревня за деревней, городок за городком сдавались под натиском дикой силы северян, и вот уже города побольше в страхе раскрывали перед ними свои окованные железом ворота. Ивар нечасто ходил с братьями в далёкие походы, но в этот он напросился вместе с Бьёрном и Хвитсёрком. Он не знал, что Бьёрн увидел в его лице, когда он пришёл к брату с просьбой взять его в набег, но конунг согласился без единого возражения. И вот он уже нахлёстывал вожжами белоснежного жеребца, запряжённого в крепкую колесницу, а в другой руке сжимал меч, готовясь рубить им саксов без разбору.

Известие о потере сестры ввергло его в глубокое горе, которое он мог утопить лишь в огромном количестве саксонской крови. Он любил Раннхильд, как ему казалось, больше, чем остальные их братья. Быть может, всё дело было в том, что они с Раннхильд всегда были как бы в стороне от других – Ивар из-за своего недуга, она – потому что была девушкой. И они всегда были друг другу ближе, чем старшим братьям. Раннхильд была его второй половиной, хоть они и не были близнецами, и, что было для Ивара важнее всего, его сестра была единственной, за кого он мог заступиться просто по праву старшего брата. А теперь её не было, и юноше казалось, что он лишился части себя, такой же важной, как его ноги, как способность ходить. Но, если к невозможности нормально двигаться он привык за долгие мучительные годы, эта потеря была неожиданной, а потому слишком болезненной. Несмотря на все бодрые уверения Уббе в том, что их сестра всё ещё жива и доживёт до того, как они смогут вызволить её из плена конунга саксов, Ивар был уверен в том, что Раннхильд уже воссоединилась в Вальхалле с их отцом. Он так же знал, что, когда перед битвой ему явятся валькирии, у одной из них будет так хорошо знакомое лицо его сестры.

Этот небольшой городок смог выставить против них слишком мало защитников и пал слишком быстро – Ивар даже не смог дать выход всей своей ярости. Его братья собрали своих воинов, сосчитали немногочисленных убитых и раненых и принялись подсчитывать добычу, а под кожей у Ивара Бескостного ещё клокотала ненависть к саксам, в жилах бурлила кипящая от ярости кровь. Он жаждал лишь одного: мести за Раннхильд. Пусть не было перед ним ни конунга Эгберта, ни его сына, ни внуков – каждый сакс олицетворял их. Его не могла удовлетворить ни богатая церковная утварь, ни звонкие монеты, ни золотые и серебряные украшения – только саксонская кровь могла служить достойной уплатой за жизнь его единственной сестры. Ивар дивился на своих братьев, но в сущности ему было наплевать. Если они не мстят за Раннхильд, отомстит он.

Спустившись с колесницы, Ивар пополз по земле между павшими саксами. Почва под ним была мягкой и скользкой от недавних дождей и пролитой крови. То и дело до уха юноши долетали стоны и тихие мольбы о помощи. И, заслышав саксонское бормотание, Ивар тотчас змеёй бросался к раненому, чтобы вонзить свой небольшой острый нож в шею или сердце поверженного врага. Он двигался бесшумно, неся смерть. Он был самой смертью. И в эти мгновения он полагал, что ему бы больше подошло змеиное прозвище, чем Сигурду. Но его брат получил своё прозвище ещё когда Ивар лежал в колыбели, и его родители ещё надеялись на то, что он сможет ходить. Ивар был быстрым, как вода в ручье, и таким же бесшумным и смертоносным, как зловонные удушливые туманы, что текли над некоторыми из здешних болот.

Когда он приподнялся над очередным саксом, словно вырос из-под земли, глаза бедолаги невозможно расширились от изумления и страха. Ивар и не представлял, как страшен был в эти мгновения: загорелое обветренное лицо забрызгано кровью, голубые глаза горят бешенством и яростью, рот кривится в жестокой усмешке. Раненый замычал что-то не то испуганно, не то умоляюще – у него не осталось сил, чтобы говорить, но пальцы правой руки его отчаянно заскребли по земле в поисках оружия. Переведя взгляд на его руку, всю в корке запёкшейся крови, Ивар увидел лежащий в футе от мужчины меч. Нож юноши медленно поднялся и опустился точно там, где фаланги четырёх пальцев соединялись с ладонью. Ивар даже почувствовал, как под идеально отточенным лезвием трещат кости и рвутся сухожилия. Саксонский воин испустил полузадушенный, исполненный гнева, страха и боли стон. Следующим движением Рагнарссон перерезал ему глотку, с удовлетворением чувствуя, как теплая кровь врага заливает его пальцы, ладонь, стекает на землю.

- Ивар! – требовательный рёв разнёсся над притихшим полем битвы.

Бьёрн. Ивар стремительно нырнул вниз, прижимаясь к земле, не желая прерывать своё кровавое развлечение. Но сын Лагерты был не один: его сопровождал Хвитсёрк и ещё дюжина воинов. И все они внимательно вглядывались в распростёртые неподвижные тела и, не находя чего-то, быстро двигались дальше. Ивар понял, что они ищут его. Но из своего укрытия он также разглядел обеспокоенное выражение на лицах старших братьев и понял, что они ищут его не для того, чтобы отчитать за излишнюю жестокость. Тогда он выполз на тропу перед ними, готовый, впрочем, дать отпор даже им. К немалому удивлению Ивара, на лицах всех мужчин отразилось явное облегчение.- Милосердные Боги! – выдохнул Бьёрн. – Так ты жив!- А ты ожидал чего-то другого? – огрызнулся Бескостный.

Его конунг только улыбнулся и снисходительно покачал головой. Похоже, он был слишком доволен, так что даже не стал отчитывать младшего брата за неподобающее отношение.

- Мы увидели твою колесницу пустующей, а лошадь – мирно щиплющей травку, и подумали, что ты отправился в Вальхаллу к Рагнару.

- И вы сильно огорчились? – прищурился Ивар.Хвитсёрк рассмеялся. Впрочем, взгляд его глаз оставался серьёзным.- Я, может быть, и не очень, - с напускным равнодушием произнёс он, - но вот мама бы не вынесла ещё и твоей гибели.

- Что это ты тут поделывал? – Бьёрн вгляделся в перепачканное кровью лицо брата.- Разве это так важно?

Железнобокий обвёл взглядом поляну, и этого взгляда ему вполне хватило, чтобы понять, чем занимался Ивар в их отсутствие. Но он промолчал.Лагерта сидела около костра. Плечо и бедро её касались плеча и бедра Бьёрна, она чувствовала его тепло даже сквозь их одежду, и оно было ей милее любого огня. Она провожала сына в бесчисленные битвы, но каждый раз казался ей самым страшным. И пусть она была ещё уязвлена требованием Бьёрна явиться в Каттегат вместе с ним, она была рада возможности вот так посидеть рядом с ним, живым, сильным, таким красивым.

- Я принял решение.Она вопросительно взглянула на него.

- Завтра мы отплываем домой.

- Кого ты оставишь здесь вместо себя?

- Сигурда и Ивара, - спокойно ответил мужчина, тем не менее скосив глаз, чтобы видеть реакцию матери.- Что?! – Лагерта, как он и ожидал, была поражена. – Но ведь они самые младшие и самые горячие… - о некоторых выходках Ивара Бескостного и говорить не стоило без содрогания.- Да, но люди любят их и идут за ними и из-за этой горячности в том числе. Ивар в битве самый настоящий берсерк, несмотря на свой недуг.

- Это так, но ты не хуже меня знаешь, что для удачного правления нужно не только это. Если ты, конечно, не хочешь по возвращении увидеть выжженную землю здесь, - сухо заявила она.