Глава 8. Победы и поражения. Часть 1 (2/2)
- Бьёрн будет спорить с тобой, - заметила Раннхильд, прикладываясь к фляге с прохладной водой.
Женщина улыбнулась, щурясь на яркое солнце, поднимавшееся из-за горизонта.
- Пускай. Даже несмотря на то, что он теперь конунг, он всё ещё мой сын.Шесть кораблей с шорохом вползли на песчаный берег несколько часов спустя, и в селении сразу же стало тесно. Дым развеялся, но тяжёлый запах гари всё ещё витал над обуглившимися останками домов. Хмуря брови, Бьёрн Железнобокий обвёл взглядом открывшуюся ему картину. Ивару в эти минуты его старший брат больше всего напоминал белого медведя: огромный, широкоплечий, с косматой светлой бородой и светлой косицей. Ещё большее сходство Бьёрну с могучим и страшным зверем придавал белоснежный мех на широком воротнике его плаща. Быть может, этот мех даже принадлежал тому самому медведю, которого Бьёрн много лет назад собственноручно убил. Юноша переглянулся с сестрой и по улыбке, притаившейся во взгляде и чуть приподнятых уголках губ Раннхильд, понял, что и ей пришло на ум то же сравнение.
- Дым виден издалека, - он поднял глаза к голубому небу над головой. – И, конечно, вы дали уйти кому-то из жителей этой деревни.
Сигурд и Ивар переглянулись. Старший из братьев пожал плечами.- Неужели ты хотел, чтобы мы преследовали каждого крестьянина? Их жизни ничего не стоят, - презрительно бросил он.Бьёрн строго посмотрел на братьев. Мальчишки, они ещё многого не понимали в искусстве войны, им ещё многому предстояло научиться, но эти жизненные уроки всегда были сопряжены с опасностью. От них, конечно, можно было ожидать промахов и ошибок, когда осознание собственной силы заставляло их забывать о хитрости и необходимой осторожности. Но Лагерта! Железнобокий удивлённо посмотрел на свою мать. Великолепная воительница, она почти не знала поражений, но это она возглавила этот набег и допустила эти ошибки. Неужели жажда мести за Рагнара настолько застила ей глаза, что она забыла, что это только начало, а главная битва ждёт их впереди?
- Мы пришли сюда, чтобы отомстить за отца, а не для того, чтобы жечь и грабить деревни, - напомнил он.- Но разве одно другому мешает? – подала голос Раннхильд.- Да! – воскликнули оба брата.- Мешает! – рявкнул Бьёрн, намеренно не глядя на Лагерту. Он начинал выходить из себя. Он-то думал, что его братья уже взрослые мужчины, воины, а на поверку они оказались детьми, окончательно поглупевшими, как только земля саксов показалась на горизонте. Оставалось только надеяться, что Уббе и Сигурд не таковы, и на них можно положиться. – Вы, может быть, думаете, что эти разбежавшиеся крестьяне попрятались в лесу, но, уверяю вас, они побежали прямиком к королю Эгберту, и уже завтра он будет знать о нашем прибытии и выставит против нас всю армию Уэссекса!
Глаза Ивара зажглись каким-то странным огнём. Изумление в его взгляде, направленном на брата, соседствовало с необъяснимой радостью и даже облегчением.- Ты что, боишься?!
Вообще-то он всегда был с Иваром мягче, чем с остальными, неосознанно жалея его, и ему доставалось от Бьёрна меньше подзатыльников и тумаков, чем остальным братьям, но теперь Бьёрн с трудом подавил в себе желание сграбастать Бескостного за шкирку и встряхнуть как следует, как котёнка.Даром, что Ивар научился сражаться, несмотря на своё увечье, и ему даже удалось убить нескольких врагов, ума у него не прибавилось. Ему, должно быть, казалось, что каждая битва теперь будет подобна сегодняшней, но шутливое сражение с перепуганными крестьянами не шло ни в какое сравнение с битвой с хорошо обученным и как следует вооружённым воинством. Только его несчастный младший брат этого не понимал.- Я не боюсь, но я хочу уйти отсюда с победой, а не болтаться на виселице, как некоторые из наших людей! Полагаю, как и ты! Как и вы все! – он обвёл взглядом братьев и сестру, и остальных воинов, которые уже пришли с кораблей, чтобы послушать своего вождя. Кто-то ухмылялся в бороды, кто-то одобрительно кивал. Ивар теперь выглядел пристыжённым и даже немого испуганным, вся его бравада вмиг слетела с юноши. – То-то же.
Немного позже, когда они пересчитали добычу и уселись у костров, он остался наедине с матерью. Лагерта то и дело прикасалась к руке Бьёрна, ненавязчиво и мягко, словно удостоверяясь в том, что он всё ещё здесь.- Что ты думаешь делать дальше? – спросила она сына.- Наш путь лежит в Нортумбрию. Король Элла, будь он проклят, должен ответить за то, что сделал с нашим отцом. Я заставлю его пожалеть о том дне, когда он поклялся извести Рагнара Лодброка.
Какое-то время Лагерта молчала, глядя в танцующее пламя костра.- Тогда здесь наши с тобой пути снова расходятся, - с отчётливыми нотками грусти в голосе сказала женщина.Бьёрн не сумел сдержать удивлённого восклицания.- Что это значит?
- Твой путь лежит в Нортумбрию, а мой – в Уэссекс. Там ждёт меня ещё один неоплаченный долг, мой и Рагнара. Ему будет спокойнее в Вальхалле, когда я его уплачу.При этих словах молодой конунг немого расслабился.- А, ты о тех поселянах…
- Да, я о них, - слова её звучали резче, чем ей хотелось бы. – Это были наши люди, мы несли за них ответственность, мы привели их к гибели и забыли о них. И половины этого хватит, чтобы они прокляли нас, а Боги отвернулись от нас. Тот, кто нарушил свою клятву, заслуживает смерти!
- Да, ты права, - подумав немного, заключил Бьёрн. – Когда мы будем плыть домой…- Нет, я сделаю это сейчас, - твёрдо заявила воительница, - иначе я не смогу спокойно спать. Ты возьмёшь пять кораблей – армия Нортумбрии всегда была сильнее. Мне останутся три драккара: мой собственный, Уббе и Олафа Виглафссона.
- Ты уверена, что справишься? Эгберт, вероятно, уже предупреждён.Лагерта улыбнулась самой холодной, самой жуткой своей улыбкой.- Это его не спасёт.Саксы ждали их на песчаном берегу, вдали от стен города. Раннхильд скрипнула зубами от досады: слова Бьёрна, показавшиеся ей едва ли не трусливыми, оказались самым разумным из всего, что ей пришлось слышать за весь их поход. Они были окрылены лёгкой победой и предвкушением таких же славных побед, и поддались ложному великодушию и жалости. Раннхильд сама опустила меч перед заплаканной девушкой примерно одного с нею возраста, держащей на руках младенца. Она, дочь человека, опустошившего христианский монастырь, человека, в гробу вошедшем в Париж и заставившего короля франков склониться перед ним, держа меч у горла его дочери! Рагнар Лодброк не знал жалости к своим врагам, и, вероятно, смеялся над дочерью, глядя на неё из Вальхаллы! Вполне возможно, что эта девчонка, которую она пощадила, прибежала к королю Эгберту, чтобы предупредить его о плывущей по воде угрозе. Девушка до боли закусила губу, чтобы не всхлипнуть от осознания собственной глупости и унизительного страха, растекающегося по её телу. Сердце стучало где-то в горле, меч и щит, которые она держала в руках, вероятно, значительно прибавили в весе.Сквозь маленькую щёлку в стене щитов девушка видела своих врагов, готовых к бою. Лагерта была рядом с нею, плечом к плечу, Уббе был в двух шагах от неё, а рядом с ним – Гутрум. Раннхильд была не одна, но это слабо утешало её. Она больше не маленькая девочка, которая может спрятаться за спину брата, она воительница, валькирия… Права была мама: ей не следовало быть здесь. Нет! Вдруг возникший перед её взором образ отца обжёг её, как огнём, а сердце исполнилось злости и ненависти к саксам.Она крепче сжала рукоять меча и побежала, когда побежали остальные. Стальные наконечники стрел глухо застучали по раскрашенному дереву щитов, некотором даже удалось проскользнуть в щели и сбить с ног нескольких воинов, но бегущих северян эти незначительные потери не остановили. Тот, кто был ещё жив, поднимется и станет сражаться, тот, кто погиб, отправится в Вальхаллу и будет пировать там с Богами, валькириями и героями. Разве можно придумать лучшую судьбу для мужа, воина?Саксонские воины, казалось, не дрогнули перед их воинственным кличем и, лишь немного помедлив, двинулись им навстречу. Стена щитов рассыпалась, и Раннхильд пришлось пригнуться, когда очередная стрела просвистела прямо у неё над головой. Прикрывшись щитом, она неслась прямо в гущу саксов, не обращая внимания на звон металла о металл, крики и проклятия, стоны первых раненых. Это сражение не шло ни в какое сравнение с набегом на деревню; там они развлекались, а здесь им приходилось попотеть, чтобы сохранить свою жизнь и отнять чужую.Первым противником Раннхильд стал юноша едва старше её. Узкая стальная стрела рассекала его бледное лицо, прикрывая нос, под полукружьями шлема сверкали возбуждением светлые глаза. Он был выше девушки, но она была проворнее; её меч ударил как раз под стрелку, в незащищённую часть его лица, вгрызаясь в кожу, плоть, кости. Он замер, ошеломлённый ударом, кровь его брызнула на лицо дочери Рагнара, и юноша упал, как подкошенный. Раннхильд шумно выдохнула сквозь зубы. Выжить в этой битве ей будет труднее, чем думалось. Воспользовавшись краткой передышкой, девушка поискала взглядом Лагерту или Уббе, но не нашла. Долго раздумывать над тем, живы ли они или уже нет, у Раннхильд не было времени: высокий плотный мужчина занёс меч над её головой. Она звонко вскрикнула, и воин, кажется, угадал в ней девушку. Это ошеломило его, рука его дрогнула, и этого юной воительнице было достаточно: она проворно метнулась в сторону и изо всех сил вогнала свой меч в бок врага.
- За Рагнара, - шептала она, не стараясь даже перекрыть шум битвы. Это была её собственная молитва, предназначенная лишь ей и отцу. – За Рагнара Лодброка.Этельред рубил направо и налево, не особенно-то разбирая, куда наносит удары. Достаточно было и того, что он был ещё жив, а варвары, встретившиеся с его мечом, отправлялись в преисподнюю. Сперва принцу казалось, что врагов на песчаном пляже было без счёта, и вслед за убитыми из-под земли вырастали новые, но через некоторое время он стал замечать, что перевес оказался на их стороне. Заметили это и северяне. Этельред не мог назвать мгновения, когда в этой битве наступил перелом, и потрёпанные викинги потихоньку стали отступать к своим хорошо охраняемым длинным кораблям. Если бы только удалось добраться до них и поджечь деревянные суда… Но это было лишь мечтой. Драккары были жизнью северян, их спасением и последней надеждой, и они положили бы столько своих людей – а, значит, и людей Этельреда – сколько бы потребовалось, чтобы отбить корабли. Пусть плывут, подумал молодой человек, отправив к их поганым богам очередного язычника. Отступление врага было великолепным зрелищем и на миг отвлекло его от битвы. Этого хватило, чтобы на него бросился какой-то молодой воин. Мальчишка младше Альфреда, худой и невысокий. Первый или второй бой, прикинул Этельред, и храбрости больше, чем умения и сил. Должно быть, отправился в поход с отцом или старшим братом. Его противник был, безусловно, ловок, но не стоил внимания. И всё же очистить мир от каждого безбожника, до которого он сможет дотянуться, было святым долгом любого христианского воина. Силы с каждой минутой оставляли юного северянина – меч уже был слишком тяжёл для его руки, викинг неловко выворачивал запястья, отбивая удары Этельреда. Принц продолжал наступать, с удовлетворением ощущая своё безусловное превосходство. Конечно, в такой победе не было немного чести, но каждый мёртвый язычник был угоден Богу и его деду.
Мальчишка отступал под натиском Этельреда и наконец запнулся о какой-то камень и повалился на землю. Меч выскользнул из его руки, ремешок под подбородком лопнул, и шлем упал на окровавленный песок. Молодой принц онемел от удивления: перед ним была девчонка. Удлинённое скуластое лицо побледнело, отчего краска, нанесённая на щёки, казалась неестественно яркой, светлые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. В нерешительности Этельред замер: он никогда прежде не видел дев-воительниц, и теперь его рука не могла так точно нанести последний удар. Женщины его мира были мягкими, слабыми и беззащитными: их единственным оружием были доброта, благочестие и вера. Этельред опустил меч, но вовремя заметил, что худая ручка девушки незаметно подбирается к потерянному клинку, тогда как сама девушка не сводила с него голубых глаз. Миг – и отточенное до бритвенной остроты лезвие его меча опустилось точно между пальцами северянки и рукоятью её меча. Этельред предостерегающе покачал головой: ему не хотелось убивать женщину, но и отдавать ей свою жизнь он не собирался.