Глава 7. Чёрные вести (1/2)

Раннхильд готова была поклясться, что никогда прежде не видела свою мать такой: всё, что бы она ни делала, делала как-то отстранённо, словно разум и сердце её были где-то очень далеко. Чаще, чем когда-либо, королева обращала свой взгляд фьорду, как будто с минуты на минуту ожидала чего-то. И Рагнар, и его сыновья часто ходили в походы, отсутствуя по многу месяцев, возвращаясь то с богатой добычей, а то с поражением, но никогда ещё ожидание это не было столь тягостным. И Раннхильд, и все другие, кто вслед за Аслауг вглядывался в холодный туман, поднимавшийся над спокойной водной гладью, отлично знали, чего ждала королева: вестей. Впрочем, в остальном жизнь текла своим чередом. Аслауг по-прежнему твёрдой рукой правила Каттегатом и другими землями мужа, разрешала споры, принимала гостей и просителей; она оставалась такой же спокойной и рассудительной, как и всегда, и лишь лёгкая тень, время от времени набегавшая на её чело, говорила о том, что на сердце её лежит какая-то тяжесть. Дочь Рагнара, всё ещё обиженная на отца и братьев и терзаемая тревогой о них, всё же находила в себе силы удивляться поведению матери, зная, что любви между её родителями давно нет и в помине, но чувствуя, что мысли Аслауг обращены к одному лишь Рагнару, не к сыновьям.

Хвитсёрк и Ивар теперь неотлучно находились при матери – того потребовала сама Аслауг. Они вместе с нею выслушивали жалобщиков, принимали подати и подарки, выслушивали донесения, и королева желала, чтобы её сыновья были предельно внимательны ко всему, что она делает, учились у неё управлять королевством Рагнара. Когда Раннхильд впервые увидела братьев, восседающих у подножия её кресла рядом с пустым креслом отца, ей невольно вспомнились её собственные слова, сказанные на берегу в день отплытия Рагнара и братьев: стать наследником Рагнара Лодброка, занять его место почётно. Вероятно, её мать считала так же, больше того, она начала готовить к этому Хвитсёрка и Ивара вместе с ним, как будто бы Рагнар и его старшие сыновья были уже мертвы. От этой мысли у девушки то и дело сжималось сердце. Приходило ли что-то подобное в голову её братьям или нет, она не знала, но сложившееся положение вещей, очевидно, было им не по вкусу. И Хвитсёрк, и Ивар привыкли к свободе, к тому, что всеми делами в Каттегате занимается мать с Бьёрном, а они вольны делать лишь то, что им по душе. Наблюдая за братьями, – а в эти дни Раннхильд не могла сносить одиночества, которое тут же заполнялось необъяснимым страхом, и проводила всё время в общем зале большого дома конунга – она видела, до чего же не по нраву Хвитсёрку и Ивару просители и гости, подсчёты и даже пиры. Но, если старший из братьев кое-как скрывал это за вымученной любезностью или отрешённой улыбкой, то Ивару было сложнее. Одиночество было его прибежищем, в котором он прятал ярость, копившуюся в нём каждый день с того момента, когда впервые он осознал своё увечье; теперь же, лишённый такой благодатной возможности выплёскивать переполнявшие его эмоции на какое-нибудь безмолвное дерево, он нередко срывался на рабах или даже на гостях. Однажды дело едва не дошло до драки с парнем из какого-то дальнего селения, и лишь строгий голос королевы помог избежать крупной неприятности.Атмосфера в доме изо дня в день накалялась всё больше, и это пугало Раннхильд. Не раз и не два с момента отплытия Рагнара с сыновьями девушка пробовала подступиться к матери, чтобы узнать, не было ли у неё видения о них. Поведение королевы говорило ей, что она видела что-то, и неутешительное притом, однако в ответ на все вопросы дочери Аслауг лишь мягко улыбалась и, ссылаясь на какие-то нескончаемые дела, оставляла Раннхильд один на один с её неизбывной тревогой. Она и сама время от времени видела что-то, название чему никак не могла подобрать. Видениями эти неясные, неуловимые тени, мелькавшие перед её мысленным взором, назвать было сложно, они не давали никакой надежды, а только наполняли сердце девушки тоской и печалью. В эту ночь ей привиделось не то сизое холодное море, не то сизый ледяной туман, и это не было обычным сном, но чем-то более жутким, цепким, намертво врезавшимся в её разум. Сперва Раннхильд бросило в дрожь, затем в жар, и она проснулась с ощущением липкой испарины на лбу, столь необычной в холодную ночь. В длинном доме царили тишина и покой, ни единый звук не нарушал их. Выбравшись из-под одеяла, девушка накинула на плечи просторный шерстяной плащ и вышла в общую комнату. В очаге, устроенном по центру просторного зала, ещё тлели головешки, давая немного тепла. Поёжившись, она уселась на скамью поближе к очагу, протянула руки к нему, вбирая последние капли тепла. Девушка раздумывала над тем неясным образом, увиденным ею в ночи. Из рассказов отца и Бьёрна Раннхильд знала, что земли Уэссекса часто заволакивало густым непроглядным туманом, который таил в себе немало опасностей, как, впрочем, и море. Но прежде Рагнару и воды, и туманы были нипочём, а что изменилось теперь? Она была уверена, что это Боги пытались говорить с нею. Но что они хотели ей сказать? Было ли это предупреждением или чем-то иным? Раннхильд не знала ответов на эти вопросы, но была уверена, что мать знает все их и даже больше. Она почувствовала острый приступ злости, стоило ей вспомнить, как легко она удовлетворялась ничего не значащими словами Аслауг, которые получала вместо ответов. Что бы там ни было, она имела право знать это, как и её братья, ведь они больше не были детьми, а речь шла об их отце, об их старших братьях. Глядя на умирающие в пепле искры, Раннхильд укрепилась в своей решимости выпытать у матери всё, что только возможно. Ведь в ней жило упрямство Рагнара Лодброка, который первый пересёк море ради далёких неведомых берегов, о которых знал лишь понаслышке. В ней жили его сила, его ярость, его хитрость, в конце концов. И, когда над Каттегатом взошло солнце, Раннхильд знала, что сегодня её мать даст ей ответы на все её вопросы.

Она смогла улучить момент, когда Аслауг едва ли не единственный раз за день осталась одна. Её мать расчесывала свои длинные светлые волосы, сидя на краю кровати, одетая в одну лишь простую рубаху. Бросив взгляд на постель, Раннхильд заметила несмятую подушку на другой половине, замысловатых резных драконов вроде тех, которыми увенчивали носы кораблей, скалящихся с углов кровати. Эти звери должны были отгонять дурные сны и невзгоды прочь от супружеского ложа, да только со своим долгом не справились. Увидев дочь, королева улыбнулась. От проницательного взгляда Аслауг не укрылись необычная бледность девушки и тени, залёгшие под глазами, – свидетельства бессонной ночи. А на лице Раннхильд запечатлелось удивительное выражение упрёка и упрямства, мольбы и угрозы. Как часто на лице мужа видела она подобное выражение! И каждый раз ей приходилось вступать в настоящую битву против железной воли Рагнара, а теперь, похоже, ей придётся побороться с дочерью, унаследовавшей свой характер от отца.

- Они погибли, да? – прямо спросила Раннхильд.Рука Аслауг, держащая гребень, замерла, брови поползли вверх. Но ей всё же удалось сохранить спокойствие, изобразив на лице лишь удивление, тогда как сердце в груди билось тяжело и сильно.

- Кто?

- Рагнар… мальчики, - неосознанно она назвала отца по имени, ведь он имел значение не только как её отец, но и как вождь для людей в Каттегате и на многие мили вокруг. Но её братья, даже став прославленными воинами, всё же остались мальчишками, с которыми она играла в детстве.

- Раннхильд, я…- О, только не говори, - девушка поморщилась и выразительно всплеснула руками, - что ты не знаешь! Я знаю, что ты знаешь всё об их судьбе! Иначе ты не стала бы делать из Хвитсёрка конунга, а из Ивара – военачальника.

Аслауг опустила взгляд и вздохнула. Да, упрямства её дочке было не занимать. Раннхильд стояла над ней, скрестив руки на груди, ожидая ответа – правдивого ответа. Аслауг понимала, что сейчас её дочь не удовольствуется её обычными отговорками, но в то же время королева была не вполне уверена, что у Раннхильд хватит сил принять правду.

- Я и вправду не знаю, что происходит сейчас с твоими братьями, и от этого мне не легче, чем тебе, - отрезала она. – Но у меня было видение о Рагнаре – давно, ещё до его возвращения. Я знаю, что этот поход для Рагнара опаснее, чем все предыдущие. И он знал, - поспешно добавила она,видя скользнувшую по лицу девушки готовность обвинить её, - когда всходил на корабль, - ещё не хватало, чтобы Раннхильд подумала, что она пожелала избавиться от мужа и скрыла от него своё предчувствие.

Некоторое время девушка молчала. По её виду Аслауг поняла, что Раннхильд вовсе не это готовилась услышать. Несколько раз она открывала рот, чтобы что-то сказать, но всё не решалась. Аслауг терпеливо ждала.

- Я… у меня было видение, - наконец выдавила она. – Оно было неясным, но всё же это было больше, чем предчувствие или сон. Я просто знаю, что случилось что-то дурное. Но твои видения, - Раннхильд тряхнула головой, и светлые волосы рассыпались по плечам, а в голубых глазах засверкал вызов, - всегда чёткие и правдивые. Ведь так?

Королева печально покачала головой. Она всегда надеялась, что её дочь не унаследует её тяжкий дар – возможность видеть будущее и не иметь возможности изменить его. До некоторого времени ей казалось, что Боги услышали её молитвы и избавили Раннхильд от этого бремени. Но она ошибалась. Пусть видения Раннхильд пока ещё были нечёткими, размытыми, непонятными, однажды они превратятся в тягостные картины, от которых будет невозможно избавиться никакими способами. Всё, что могла теперь сделать для неё Аслауг, так это научить дочь жить с этим. Однако она была не уверена, что Раннхильд когда-нибудь смирится с этой изнуряющей беспомощностью, которую влечёт за собой дар прорицания.

- Я вижу чёткие картины, Раннхильд, - женщина поднялась и зашагала по комнате, не обращая внимания на обжигающий холод, идущий от пола, - но это не помогает. Хуже всего то, что я не могу изменить будущее. Никогда. И то, что я вижу, всегда сбывается, каким бы ужасным это ни было. Вот и сейчас… Твой отец не пожелал меня слушать, а ведь я сказала ему, что из этого похода ему не вернуться, - прямо, безжалостно сказала она.

Раннхильд пробрала дрожь. Неосознанно она стиснула руки, пытаясь этой болью вытеснить жгучую боль, зажёгшуюся в сердце. Она не должна плакать, во всяком случае, до тех пор, пока не убедится в том, что это правда. Ведь все ошибаются. Даже её мать.- Может быть, ты ошибаешься, - упрямо проговорила она.Скорбная улыбка тронула губы королевы.- Я никогда не ошибаюсь, дитя моё.

***Они появились неожиданно и бесшумно, словно призраки, выткавшись из сизой дымки, стелющейся над водами фьорда, после многих дней ожидания. Три корабля шли медленно и тяжело, как бывает, когда на вёслах сидит едва ли половина гребцов – Раннхильд случалось видеть такое и прежде, когда братьям в их странствиях случалось захватить чужой корабль. Но сейчас, с замиранием сердца следя за приближением драккаров, она понимала, что хвастаться её братьям в этот раз нечем. Бьёрн первым ступил на родную землю; запросто перемахнув через борт корабля, он широким шагом подошёл к замершей в ожидании мачехе и крепко обнял её. Аслауг, несмотря на свой высокий рост, едва доставала до плеча мужчины. Раннхильд с ужасом отметила, что сын Лагерты словно бы на несколько лет постарел с того дня, когда они прощались на этом причале; на лицах Уббе и Сигурда лежала печать глубокой скорби. Но, вместе с тем, на их лицах, как и на лицах остальных воинов Рагнара, потихоньку перебиравшихся с кораблей на сушу, отчётливо была видна готовность мстить до последней капли крови. Но страшнее всех выглядел Флоки: казалось, он совсем обезумел, прежняя лукавая улыбка превратилась в оскал, под глазами залегли такие тёмные круги, что угольная краска, которой корабел имел привычку подкрашивать веки, теперь была ему не нужна. Рядом с девушкой Хвитсёрк, поддерживающий младшего брата,пробормотал несколько проклятий; Ивар так крепко стиснул челюсти, что скулы его побледнели, а в голубых глазах его сверкали злые слёзы. Сколько бы ни вглядывалась Раннхильд в мужчин, передвигающихся по палубам кораблей, того единственного, которого она ждала больше всех, увидеть ей было больше не суждено.

Отстранившись от пасынка, Аслауг слегка улыбнулась, и Бьёрн ответил ей полуулыбкой. Сигурд и Уббе вместе обняли мать. Беглый взгляд сказал королеве, что старший сын Рагнара, как и его единокровные братья, цел, и, несмотря на потерю мужа, она могла ещё радоваться. Сбоку от неё раздался сдавленный звук и торопливый удаляющийся звук. Ей не нужно было смотреть, чтобы понять, что это Раннхильд сбежала, чтобы вдоволь поплакать об отце. Волна нежности затопила сердце Аслауг, но она заставила себя остаться на месте, не последовать за дочкой, чтобы прижать её мокрое от слёз лицо к своей груди и убаюкать в своих объятиях. Раннхильд храбрилась столько дней, и теперь, когда всё закончилось, ей это было нужно. Если не считать конунговой дочки, почти никто из высыпавших навстречу кораблям людей не плакал. На их лицах скорбь соседствовала с обещанием мести, но слёз не было, ведь они знали, что их мужья, отцы, любимые погибли достойно и ныне пируют в Вальхалле.

- Нужно послать гонца к Лагерте, - бросила Аслауг Хвитсёрку, шедшему слева от неё.

Юноша кивнул и, обернувшись, передал приказание матери кому-то ещё. Он отпустил младшего брата, тяжёлую ношу, и теперь Ивар привычно полз по дощатому настилу причала, тем не менее, не сводя взгляда с единокровного брата и весь обратившись в слух. Королева снова повернулась к пасынку.- Как это случилось? – она знала, что история гибели Рагнара Лодброка ещё до рассвета завтрашнего дня будет пересказана не один раз, но ждать она была не намерена.

Бьёрн выглядел совершенно спокойным. Если он и горевал по отцу, то внешне ничем этого не выдавал. Впрочем, у него было предостаточно времени, чтобы смириться с потерей.

- Всё из-за этих проклятых туманов. Мы сбились с курса и, вместо того, чтобы приплыть в Уэссекс, оказались у берегов Мёрсии. А затем снова наполз туман, и драккар Рагнара сел на мель… Когда мы снова обрели возможность что-нибудь видеть, корабль был уже пуст, берег усыпан телами павших, а Рагнар и те из его людей, кто выжил, исчезли.

- А дальше? – сглотнув ком в горле, поторопил брата Хвитсёрк.

Сын Лагерты принял из рук какой-то рабыни рог с элем. Гулкие доски пристани под его ногами сменились мягким песком.- Дашь ты мне хоть горло промочить? – проворчал он.- Не дам!

- Хвитсёрк, - осадила его мать, - сейчас не время препираться!

Юноша нахмурился, но перечить матери не стал.

- Тех, кого смогли, мы предали огню, чтобы всё было по чести. Потом, - добавил Бьёрн, снова принимаясь за свой рассказ. – Мы с Уббе отправились на поиски отца, - впервые за время, что он находился на берегу, мужчина назвал так Рагнара, и слово это оставило горький осадок на его языке.

- Только вдвоём?! – ужаснулась Аслауг, неосознанно оглядываясь на старшего сына, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. – Но ведь вас могли узнать и убить!

- Я то же сказал им, - донёсся сзади знакомый голос.Печальная улыбка тронула губы королевы, когда она узнала в говорившем Флоки: старый друг Рагнара постарел на много лет. Рядом с ним, вцепившись в его локоть, шла Хельга, ставшая тенью мужа.- Но они меня не послушали, конечно, - уголки губ корабела дёрнулись вверх, но и только.

- Конечно, - эхом отозвалась женщина. Своё упрямство все до единого дети Рагнара Лодброка в полной мере унаследовали от отца.

- Мы прибыли слишком поздно: и Рагнар, и все его люди были уже мертвы. Король Элла, - спокойная улыбка Бьёрна на миг превратилась в страшный оскал, - слишком боялся их и торопился от них избавиться, - мужчина с презрением сплюнул себе под ноги. – Но люди потом долго передавали из уст в уста его последние слова: ?Как захрюкали бы мои родные поросята, знай они, каково теперь мне, старому кабану?.