Часть 3 (2/2)
Глупо было полагать, что с изгнанием Врага исчезнут разом все противоречия. Да и Намо-Мандос, как ни в чем не бывало, сидел на своем троне в Круге Судеб — а те, что прежде любили друг друга, ныне смотрели — и не узнавали друг друга… просто теперь об этом стало не принято говорить. Валар сочли, что их подданные должны ликовать и радоваться — и проявить недовольство, без разницы, чем, стало считаться чуть ли не оскорблением Воли Эру.
В один из веселых праздничных дней она встретила Артафиндэ — растерянного, с мутными, неузнающими глазами. Он вернулся из Мандоса в счастливый Валинор — но разумом, похоже, остался в той яме, и отовсюду ему мерещился волчий оскал. Они все же поговорили — разочаровавшийся и в любви и Свете родственник собирался отправиться в Лориэн, чтобы уснуть там навсегда, как Мириэль.
— Ты думаешь, тебе это поможет? — спросила Даэнэль с ее саму удивившей злобой — вспомнились насмешливые слова Валы Ирмо. И пусть Стихии, скорее всего, было все равно на ее злость и на еще одного эльда, желавшего добровольно уйти в забвение, но захотелось вырвать из ласковых туманных объятий хоть кого-нибудь… — Размолвка с невестой — не повод умирать. Да, Мириэль умерла в Лориэне, а не уснула — к чему называть красивым словом неприглядную истину?
Она ушла, оставив растерянного брата. А вечером следующего дня к ней подошел неприметный майя с серыми глазами и волосами, и спросил, что она имеет против Владыки Ирмо, и почему хотела помешать исцелению страдающей фэа. Старательно воображая себя деревом, она с трудом отболталась опасением, что такая дивная пара, как Прекрасная Амариэ и Инголдо Финдарато окажутся разлучены — майя отстал, а она поняла окончательно, что из Валинора пора бежать.
Но как тут сбежишь, когда корабли телери ходят только до Эленны и обратно?
Леса Оромэ за последние пару столетий стали некоей нейтральной территорией, где можно было — только осторожно — поговорить обо всем. На охоту в глухих чащобах — почти как в Эндорэ! — ходили многие, и многое разбалтывали под фляжку яблочного вина у ночного костра. Прежде она сказала бы, что эльдар без толку пугают других и себя — но Финдарато все же пошел в Лориэн, и вернулся спокойным и счастливым. Другим. Выслушивая разные истории о том, как кому-то после неуместного вопроса посоветовали сходить к Ирмо и он после этого вернулся ?другим?, она старательно запоминала имена рассказчиков — а после обходила их дома, беседуя с соседями. И — в девяти случаях из десяти где-то поблизости и впрямь обнаруживался эльда с мутно-безмятежными глазами, сладковатым запахом лориэнских трав в волосах и странным следом в разуме — будто мокрой кисточкой по белому шелку провели. Есть след, или нет — так и не скажешь…
И поневоле задумаешься — не затем ли Ирмо некогда посылал ее в Ильмарин, чтоб оттуда ее послали к нему? Ведь говорили — чтоб стереть память и переделать разум, нужно веление Короля Мира.
Зачем — вопрос отдельный. Говорили — ищут некую невнятную крамолу. Говорили — у Врага остались сочувствующие… на этом хотелось взяться за голову и возопить, точно на сцене новомодного увлечения — театра: доколе! Даэнэль мрачно размышляла о правоте Феанаро — Валар будто играли их жизнями в какую-то странную игру, где можно оказаться виноватым без вины, запутавшись в не имеющих смысла правилах. Так, например, леса Оромэ считались безопасными для болтовни, поскольку Великий Охотник хоть и был ярым врагом Искажения, однако по слухам — считал, что эльдар должны знать о Враге и его слугах, дабы сохранять бдительность, а не тонуть в невежественном довольстве. К тому же — говорили, что из-за этих самых слуг Оромэ поссорился с Ирмо, и, хоть и исполнял веление Короля насчет всеобщего ликования, но и о тревожном поговорить не мешал.
Только, чтоб никто не слышал.
Страх расползался по Благословенным Землям, словно лориэнский туман. И однажды, сопровождая бабушку на какое-то празднество в Валимаре, она почти столкнулась с тем, о ком часто думала в последнее время — легкая высокая фигура, укутанная в туманный плащ, проскользила в паре шагов, вала повернул голову, глянув снисходительно, как на какое-то мелкое животное, улыбнулся…
Ветки дерева в ее мыслях мирно шелестели под ветром. А она, таясь у корней, свиваясь змеиными кольцами в приступе невыразимого бешенства, осознавала — так больше нельзя. Она больше не может жить на одной земле с этими существами, считающими себя вправе распоряжаться разумом и волей ее семьи. Ее народа.
Почему-то именно сейчас, в эту минуту, она поняла, что так больше нельзя. Что слишком много в глазах эльдар стало звериной опасливой настороженности. Страх превращал ее народ в зверей, страх заставлял молчать, отказываясь от дара речи и мысли, а инструмент причинения страха ходил и снисходительно поглядывал на нее — и правда. Кем она была? Муравей под сапогом. Она не могла сражаться со Стихиями – только попробовать убежать…
А корабли в Лебединой Гавани все чаще отплывали к берегам Эленны, и вернувшиеся рассказывали о том, что жизнь на Острове Людей стала так удивительно похожа на жизнь эльдар, и в то же время так дивно различна! И как прекрасны стали младшие Дети Эру, как умны и возвышенны духом, и сколько дивного они создают, и как умеют веселиться — будто бы жизнь в Андор стала подобна бесконечному празднику… как и в Амане, впрочем.
Но говорили еще и о том, что скоро люди собираются в поход к берегам Эндорэ — разведать, как идут дела на покинутой земле…
Ей не было дела до людей. Но оставаться в Валиноре она больше не могла — и ровно тридцать дней спустя сошла на землю Нуменора в гавани Эльдалондэ. Она хотела задержаться здесь, набившись людям в попутчики в их походе к Сирым Землям, а после уйти, затеряться в чужих лесах. Она была хорошим охотником — Вала Оромэ заметил однажды, что справилась бы и в одиночку. Она умела ставить простенькие жилища, снимать шкуры и делать одежду, знала, как выживать в мороз — охотники бывали и в Арамане…
Планы ее, конечно, были другими. Она смутно надеялась отыскать тех самых ?слуг Врага?, не ради войны с Валар — хотя бы ради того, чтоб свободно поговорить о том, что лежало на сердце. И случись все так, как должно было случиться, она бы стала одной их тех, кто канул в сумраке времен, не оставив следа, не достигнув цели, как камень, брошенный в воду…
Но судьба ее уже ждала у сходен — маленькая женщина с глазами цвета пепла.