КРУГ ЧЕТВЕРТЫЙ (ЛАМО): Нигилизм (1/1)

—?Эдуардо не хочет выходить на связь.—?После того, что я ему устроил,?— неудивительно.—?Он не отвечает мне. Не отвечает уже неделю.—?Что говорит Дагон?—?Ничего. Какое ему, по-твоему, до Эдуардо дело?—?На Периферии меня научили, что тебе должно быть дело до всего на свете…—?Это ее и губит. Периферия работает как ей вздумается, а здесь мы живем как нормальные люди в обычном мире… ну, почти.—?За исключением того, что меня только что выпотрошили наизнанку и я остался жив?—?Мысли как математик или как физик. Я говорю о законах?— законах термодинамики, энтропии, абсолютном нуле, может быть, о гравитации…—?Ты в этом ничего не смыслишь.—?Марк.—?Что?—?Я тоже был там и…—?Я ничего не слышу, я ничего не слышу, я ничего не слышу…—?Периферия?— умозрительный мир, если там мы захотим, чтобы солнце вращалось вокруг Земли, так и будет; возможно, присутствуют какие-то формы ?скрытой массы?, которые мы не нашли и не обозначили,?— так вот именно они правят бал там, Марк, может, у меня и нет магистерской степени, но пойми, что я хочу сказать…—?Я. Ничего. Не слышу.—?Эдуардо на связи!Голос заспанный и черствый. Незнакомый?— голос шпагоглотателя; кажется, даже прокуренный?— не в меру искаженный; чем здесь занимался Вардо, пока Марк питал кожей серую слизь? С рук пространство облетает: Шон держит телефон у своего уха, Марк наклоняется близко-близко, чтобы сквозь помехи разобрать бесконечный, бьющий ключом поток речи; весенний алмазный ручей расползается по сосудам и в области сердца трещит трещит?— там, далеко, на другой стороне Изнанки солнце не слепит глаза, как в Белой сети?— оно в трубке, достаточно лишь услышать?— а дальше по скрещенным модальностям нейронов от барабанной перепонки?— к таламусу?— вспышка, взрыв! Марк зажимает веки?— Вардо мертвый, как статуя, но живой, словно тень; ощущение поразительное, и Шон ловит незамысловатым движением руки болтающиеся веревки на его толстовке; чистая ткань впивается в тело?—Из всего, что слышит, Марк смекает только: приезжай.К увиденному оказываются неготовы оба. Город Дагона?— маленький, скромный, и только тот, кто хочет спрятаться, всегда найдет себе тайную пещеру?— [твари глубин, как рассказывал Илон, любят лишь тишь, гладь и навь?— и обед в положенное время]?— их дорогой друг живет здесь случайно, его не звали и он не просил; это Шон решил когда-то, какой участи он достоин, а Дагон не стал возражать, ведь учился Эдуардо всегда быстро. Это место куда больше напоминает окраины серой сети, где прятались от чужих глаз Архитектор, его Галатея и известный Ботнет живых душ. Марк видел тот дом?— панельный, серый, дышащий смертью?— лишь в воспоминаниях Сноудена, и этого хватило с головой. Рядом с тем домом стояла церковь?— осколки солнца из Белой сети долетали дотуда и стукались об лики ангелов на куполах, а ангелы молчали, пытаясь не вскрикнуть от боли?—храм Дагона стоит далеко от дома Вардо, а квартира его тонет во тьме наверху гигантской башни. Он не отвечает на звонки, не отвечает на дверной стук. Лестничный пролет освещен тусклыми ультрафиолетовыми лампами, свет их утробен и густ, предназначение важно для общества: они имитируют звездную ночь. По стенам ползают?— так кажется Марку?— ящеры и змеи, их чешуйчатые тела затекают в трубы и в мусоропровод; Древние тихо шепчут по стенам и смотрят из черных зрачков. Их глаза изнутри светятся?— красные камеры; чей-то вкрадчивый голос впархивает Марку под толстовку?— наречие его, точно шуршание ткани, шебечет шипящими. Возбужденно и нервно встречает нового императора этот мир.Вылезает из кармана сладкий войлок восточного кушания: инвазивный дар из прихожей Ньярлатотепа ложится в крохотную ладонь. Марк кладет его под язык. Леденец с сосудами [шафрановых цветов]?— сейчас… приторный отпечаток на стенках щеки?— после. Марк расслабляется здесь, толком не зная, что происходит?— голоса глубоководных вылизывают его веснушчатую спину, а Вардо молчит. Он не хочет, чтобы его нашли.Шон кладет к двери ухо?— полотно Ван Гога (во плоти) и после?— поясняет:—?Тишина.Марк тишины не слышит?— разгадка находится рядом, думает он, не решаясь раскрыть рот, чтобы сказать,?— ящеры и змеи давно выдали ему все тайны городского зиккурата.—?Нам нужно вызвать скорую помощь?—?О нет, нет… Если бы с ним было не все в порядке, разве его чудесные часы не рассказали бы тебе об этом?Шон лишается дара речи.Шафран колет рот, язык обносит грани кристалла одна за одной, внутрь горла втягивая сладость?— горло болит, обтертое недавними грубыми методами…—?Откуда ты знаешь? —?не своим голосом произносит Шон. —?Те часы, которые он с собою принес с Периферии?—?Нет. Умные часы, считающие пульс.Зубы клацают по леденцу.—?Он носил их с моей подачи. С тех пор, как пропал,?— бросил. А может быть, с тех пор, как притащил ту странную хрень с Уиджетом…—?Боже…Язык работает исправно. Сосуды лопаются?— вылезают наружу из сахарных стен; кровь стекает по подбородку, Марк виновато утирает ее рукавом толстовки. Шон дергает на себя.?Смотри на меня, смотри?.Из свежей крови рождаются новые жители.В свету их чешуя мигом окрашивается в бордовый.—?Ты знаешь, что это может быть?Шон спрашивает, утирая Марку лицо.?Мы?— в утробе всего сущего; а значит, можем позволить себе быть младенцами?.Марк отводит его руку.?Не сейчас?.Дом монолитно спокоен. Не трясутся стены и не растворяются на части, словно сахар в слюне [те панельные блоки?— в Маркнете]; ступеньки не складываются [карточный домик?— от дуновения ветра] все подозрительно хорошо: глубинные твари умеют строить, закладывая в остов свои прочные кости, монолитные здания, что живут еще тысячи лет…—?Я точно не знаю, Шон.Змеиные наречия. Двоится язык.Может, бьется колокол вдали, туго ворочая тело, бьется колокол в церкви?— в церкви имени Адриана; пока они стоят на пороге. Им?—им нужен хранитель ключей.Бесконечная лестница вниз. Окон нет, как нет дневного света. Шон трезвонит?— трезвонит в замок. Марк не сомневается, что рано или поздно Эдуардо сдвинет свои кости нечеловеческим усилием воли и отдерет от постели тело?— от простыней, впитавших в себя трупный сок. Дернет ручку двери и расслабится; руки его упадут вдоль ширинки; сам он улыбнется растерянно и его глаза-жуки виновато посмотрят на всех; но сначала это усилие воли нужно совершить; и для этого…Долго-долго звонить, долго-долго.Долго-долго звонить, долго-долго.Долго-долго звонить, долго-долго.Долго-долго звонить, долго-долго.Долго-долго звонить, долго-долго.Марк раскачивается туда-сюда. Он скоро… он скоро кончит, он обещает себе, он… присаживается на ступени, черный холод от них бежит к почкам, заставляя их бить тревогу,?— он скоро… черт возьми… кончит от холодных щупалец Древних, пока Шон разбирается с замком: [нужен хакер? —?услужливо подсказывает мозг, пока] их присоски и перепонки оставляют порезы, оставляют желтые подвздошные круги?— кожа у Марка нежная, хрупкая; жаль, что Изнанка жестока: ха! жестока по собственной глупости. Не стоило кушать перед выходом транквилизаторы, особенно столько, особенно?— без рецепта врача… Марк блаженно прикрывает глаза. Клацает замок! Лучшие взломщики всегда на стороне добра, плохих ребят быстро забывают, а хорошие могут сделать себе тягучую, словно деготь, карьеру на стороне правды и закона, как делает это Шон.Пахнет действительно дегтем.Внутри Вардо один, но липкие следы на полу подразумевают, что здесь был… кто-то. Здесь ползло… что-то. Задевая липким брюхом пол?— нет… оно не дышит кожей, оно ранено, оно свернулось в углу квартиры, оно жалобно, низко гудит?— Шон пробегается ладонью по его холке, оно благодарно льнет?— трясутся пальцы у Марка от отвращения и скрипит на зубах леденец; первым он идти к Вардо не решается. Его ботинки вязнут в мелано холе, он расшнуровывает их и вылезает. Холодный пол гладит ступни сквозь ткань носков. Паркер, склонившись, общается?— на своем, на человечьем?— с раненой дрянью и подкармливает ее с рук; по всему телу ее?— глаза, немигающие, пустые, с козьими зрачами?— и все они повернуты на Марка. Кое в чем дрянь права, он?— единственная в комнате угроза?—?нет прощенья мне нет прощенья?.В комнате Вардо темно. Шон процессом руководит?——?Черт, замотано.—?Что?—?Включатель замотан.—?Зачем?—?Липкой лентой для мух. Посвети мне.На кровати что-то шевелится?——?Вардо?—?Черт возьми, дайте воды…—?Эдуардо, ты как?—?Помнишь, Шон, о чем ты меня предупреждал? Лучше бы я послушал тебя тогда. Марк… лучше скажи мне, как ты. Я не хочу, чтобы вы меня видели. Просто дайте воды. Уходите.—?Это похоже на притон для…—?Это и есть, черт возьми.—?Они с Периферии?—?Нет. Черт возьми, дайте…Шон нащупывает в темноте губы и прижимает к ним устье стакана.—?Спасибо Богу за тебя, Шон. За то, что ты сначала действуешь, а потом задаешь вопросы, в отличие от…Сумятица?— темнота.Марк избавляет себя от необходимости ловить недовольные взгляды.—?Зак, открой окно.—?Я вас понял.—?Кстати, спасибо Богу?— это тавтология, знаешь, Эдуардо?—?О боже, догадываюсь.—?Не упоминай имя Господа всуе. Исход,?— одними губами бормочет Марк.К окну он проходит почти беспроблемно, двигая ногами стопки упаковок дисков и кассет. С тех пор, как случилось все это, Саверин стал большим любителем ретро. Марк открывает окно?— стекло отъезжает в сторону, как дверь на навороченных машинах, воздух снаружи свежий и холодый: [Дагон предупреждал, что нужно экономить кислород, зато он] не пахнет ни шоссе, ни заводными испарениями; и все-таки что-то в нем есть радикально неверное и искусственное. Марк вздымает к небу глаза?— черный, черный прочный купол наверху, что укроет человечество?— его остатки?— от страданий, от войн и от бед?— славься, славься, отец Дагон!Не сотвори себе кумира, шепчет Марк.Он не знает, что лучше,?— небо Периферии, впитавшее боль своих граждан, [ведь мы в ответе за тех, кого прируч]или древняя вечная тьма. Вардо стонет сзади, низко и гулко, уподобляясь твари в коридоре. Каждой твари?— по паре. Ступай, Вардо, на Ноев ковчег?— когда прорвется купол, ты сможешь спастись от потопа, продолжив свой род обманщиков, предателей и лицемеров. У твоих детей будет много глаз?— от трех до миллиона?— у твоих детей будет черная, черная кровь, у твоих детей будут ломкие кости. У твоих детей…Шон поднимает голову и, кажется, смотрит на Марка.Тот ловит себя?— а Шон ловит его?— на мысли, что по пояс высунулся из окна. Кто бы стал собирать его кости и склеивать их теплым клеем, застывшим связками, мышцами?— нет…Это раньше у него был Вардо.Теперь у него лишь Элизабет, Шон и Дагон?—кто стал бы…—?Птиц у нас нет. Можешь даже не пробовать притвориться.—?Как Вардо?—?Не говорите так, будто меня здесь нет.—?Эдуардо, это Зак, он всегда такой вежливый.—?Я знаю. Но либо вы говорите со мной, либо без меня. Я не могу ходить, вы можете отправиться на кухню и обсудить меня там. А потом вернуться с вашего чудесного симпозиума и рассказать мне, что же вы там надумали.—?Вардо, ты не похож на человека, который пару минут назад пытался умереть.—?Я и не пытался, Марк. Давай я?——?Расскажи нам, верно.—?Расскажу.Они сидят на кухне.Светом залито все. Марк щурится и жмурится, сладость коптит его рот, хочется пить, хочется есть?— Шон копается в ящиках и выискивает съестное. Вардо сидит в углу и мастерски прячет глаза. Он зарывает их в шерстяной плед, затвердевший от черной слизи, и таращит в пустую чашку. Шон заваривает старый чай. Он стоит здесь неизвестно сколько, и из чайничного носика вылезает плесень.—?Черт.—?Я и так выпил бы.—?Эдуардо, теперь нет нужды.—?Отнеси эту чашку Малькольму.—?Ты дал имя этой дряни у двери?Марк морщит нос.Вардо поднимает голову, ловит выражение лица и улыбается.Отчаянно, настойчиво, как только он и умеет.Вардо?— плохой игрок в покер.—?Это не дрянь. Ему просто не повезло, все мы можем попасть в такую ситуацию.—?Тебе нужно прекратить прикармливать наркоманов.Вардо косится на Шона, они медленно и синхронно перемещают на Марка глаза.?Кто бы говорил?,?— считает Вардо.?Смотря что считать наркотиком?,?— поясняюще вторит Шон.—?Эдуардо, расскажи нам.—?Про Уиджет, верно?—?В том числе и про него. Ты прекрасно знаешь, что тащить вещи с Периферии запрещено. Что Дагон за такое по голове не погладит. Что тебе придется предстать перед судом, если на то пошло… что судить тебя будем мы, Эдуардо. Ты знаешь, что я на твоей стороне.Шон садится рядом с Савериным и придвигает к нему чашку.Потом?— легко касается пальцами коленки?—ошибка! Ожог. Саверин вжимается в угол.Шон удивительно наивен в обращении с ним.Так думает Марк?— он долго здесь не был.Он не может знать наверняка.—?Ты знаешь, что это я попросил тебя здесь оставить. Дагон справедлив, и он не изгонит меня мучиться в Чистилище до конца моих дней, ничего такого, на мою совесть не ляжет печать вины, но… —?Шон переходит на вкрадчивый полушепот. —?Вардо, мы в ответе за тех, кого приручили. Мне просто будет плохо, если с тобой что-нибудь случится. Я говорю это при Марке, потому что таким вещам нужен свидетель, ты понимаешь это?Саверин кивает.Марк кивает вслед.—?Я не хочу вступать ни в какие кулуарные договора против Дагона. Я не посвящал свою жизнь служению ему, не подписывал никаких контрактов кровью?— мы все здесь по доброй воле, даже Элизабет Холмс и ты, Зак. Однако я хочу быть честен с ним, потому что он достойный человек?— и потому что вся система падет прахом, если мы нарушим его благосостояние. Кто бы чего из нас не хотел?— а я не сомневаюсь, Зак, если честно, что тебе плевать, какой Карфаген рушить.Вардо вновь согласно кивает.Шон держит рукой его колено.Они сидят, склонившись натрое за столом.Марку не нравится эта власть.—?Я не сомневаюсь, что тебе плевать, но придержи это до поры и до времени. Для достижения любых целей есть несколько путей?— только психопаты вроде Макиавелли могут предпочесть страх, а не любовь. Понимаешь, Зак?—?Наигрался в кино?Мягко спрашивает Саверин.Незнакомое, неумолимое и новое мелькает в его теплом взгляде.—?Действительно, Шон, наигрался?Теперь.Теперь Марк в действительности заинтересован происходящим.—?Пожалуй. Эдуардо…—?Мне нужно подумать обо всем этом.Они синхронно поднимают чашки и пьют. Марк обжигается. У Вардо неловко стекает по подбородку. Шон оттопыривает мизинец?— ему досталась кофейная чашечка, и он сжимает ее ручку двумя пальцами. Остальные девать решительно некуда?—тварь в коридоре голодно рычит.—?У тебя на раздумие,?— Паркер вскидывает руку с массивными часами, слишком тяжелыми для его силуэта,?— тридцать минут.—?По часовому поясу Шона Паркера? —?Саверин вежливо улыбается.—?Нет. Теперь немецкая пунктуальность Дагона не дает мне просыпать работу.Несколько тягостных минут они молчат.Свет яркий, обличающий,?— он испепеляет все, до чего дотягивается. Он не любит правду?— он не оставляет правде место жить. Вардо нервно стучит пальцами по столу. Шон отмывает заварочный чайник?— на деготь наслаивается запах моющего средства. Марк затягивает вокруг своей шеи толстовку.Первый?— смелый.—?То, что я хочу вам рассказать, началось вовсе не с Уиджета…