Глава 7 (2/2)

Андрей плюхнулся на кровать, а я в это время наслаждалась ароматом орхидей. Даже в этой некрасивой вазе они смотрелись восхитительно! Как давно мне не дарили букетов... Я уж и забыла, как это приятно.

- Спасибо большое!Андрей как-то вымученно улыбнулся, покручивая кольцо на пальце.- Ты опять мысленно разговариваешь? – в шутку предположила я, хотя в принципе ситуация не была уже такой веселой и безоблачной. За все недолгое время, что мы общались с Андреем, я уже поняла, что ему тяжело скрывать эмоции, и все, что он чувствует, всегда отражается у него на лице. После операции он заходил лишь поздороваться, почти ничего не говорил, да я и не слушала, хотя, пожалуй, единственный человек, который меня не раздражал из всего больничного персонала, был Андрей.

- Ты не дала мне возможности переубедить себя. Вообще ни одной.

Ну, вот и началось.

- В чем переубедить? Не спасать сестру?

- Не поступать так, как будто за твою жизнь некому бороться.- Моя жизнь вне опасности, в отличие от Насти. Но сейчас уже, слава Богу, все хорошо. Пожалуйста, давай не будем...- Ты говоришь, все хорошо, но ты не была там, на операции. Точнее, была, да, но ты не видела и не пережила то, что пережил я, когда хирург сказал, что у тебя сильнейшее кровотечение из-за отслоения плаценты, что нужно скорее восстановить ритм твоего сердца. И что ребенка не спасти...

- И зачем ты сейчас говоришь мне это? Хочешь согнуть меня под тяжестью моей же вины? Так ты не переживай, я уже на коленях!

Он замолчал, опустив голову.

- Других вариантов не было, Андрей, пойми ты, наконец! Нам бы не выделили почку, даже если бы было время! Ты и сам знаешь почему...- Потому что у несостоявшихся самоубийц нет права получить чей-то орган из донорского банка... – бесцветным голосом повторил Андрей.- Я была ее последним шансом.

Андрей крепко сжал мою руку в своих ладонях, отчего я вздрогнула. Я не понимала, что с ним, почему он так ко мне привязался, и сидит сейчас, чуть ли не в слезах. Что-то такое теплое было между нами, но для меня, похолодевшей словно мертвец, это было незначительным. Я не чувствовала в себе сил полюбить кого-то снова. Да что там – любовь? Мне казалось, что я вообще возненавидела людей. Они все слишком счастливые, беззаботные, словно им не страшно просыпаться по утрам, не зная, что принесет новый день. Будет ли это что-то непростительно хорошее, или, как в моем случае, погрузившаяся в молчание тихая скорбь, которая только по ночам просыпается во мне диким криком, криком о помощи. Но никто не способен залатать мои раны. По сравнению с душевными агониями, телесные все же можно залечить, зализать, ампутировать, в конце концов. Душу же не вырвешь, не продашь, не убьешь. И почему-то боль никуда не уходит! Но когда Андрей рядом, мне и правда легче. Он словно понимает меня, разделяет на какие-то жалкие сантиметры с паразитирующей во мне депрессией, но почему?

- Рита...- Не надо больше, ничего не говори, - прошептала я. – Скоро я пойду к Насте, я не имею права ее волновать. Она хочет поговорить со мной о чем-то, и я должна быть готова поддержать ее. Я сломана, но Настя еще может надеяться на нормальную жизнь. И если она почувствует вину, узнав про моего... ребенка, поверь мне, она доведет начатое до конца. Я бы довела. Но я бы это заслужила, а она – нет.- Ты не одна в своем одиночестве, - сказал Андрей, долгим и пронзительным взглядом смотря на меня. Затем он встал и ушел, не оглядываясь, но я почему-то знала, что он будет возвращаться, пока я в этом нуждаюсь. Как бы холодна я с ним не была...

* * *

- Сестренка, наконец-то ты пришла! – воскликнула Настя, вставая с кровати. – Представляешь, заходил Виктор Александрович. Он сказал, что тебя завтра выписывают!

Я погладила Настю по волосам, пропустив несколько прядей светлых кудрей сквозь свои пальцы. Настя сильно похудела за все это время, но сейчас она выглядела намного лучше. Круги под глазами, которые были похожи на жуткие синяки, уже сошли, да и припухлость век, вызванная проблемой жизнедеятельности почек, спала. Мы и не надеялись на такое чудо, но, видимо, все начинает налаживаться. За румянец на ее щеках и лучезарную улыбку я готова все отдать!

- Да, завтра поеду домой, но потом опять придется сюда вернуться, чтобы снять швы.

- Мы пойдем на улицу? – нетерпеливо спросила Настя.- А ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? Доктор говорил, что твой организм все еще слаб и восприимчив к разным вирусам...- Но сейчас лето, какие вирусы? – улыбнулась Настя.

- Да, ты права, - я сдалась. – Папу с мамой не хочешь дождаться? Они должны скоро подъехать.

Настя растерянно посмотрела на меня и, взяв за руку, повела к двери.- Мне с тобой поговорить надо, но здесь не могу – стены давят.

Что же она хочет мне сказать? Хотя, я, наверное, могу предположить, ведь того сложного разговора, касающегося Настиной попытки самоубийства еще не было. Мама с папой решили не настаивать, ведь и так ясно, что она жалеет. Тем более, когда Настя очнулась, она первым делом начала извиняться, но ее состояние было тяжелым, поэтому эту истерику быстро ликвидировали порцией успокоительного. Когда я смогла вставать и пришла к ней в палату, Настя смогла лишь сказать «привет», а потом долго плакала, обняв меня. Это и было ее объяснением. Она знала, какую ошибку сделала. Она этот урок поняла, а это главное.

В больничном городке, где мы сейчас находились, был парк, маленький и чистый, почти стерильный. Я даже удивилась, что в этом городе еще есть такие чудные места. Жаль только, что для того, чтобы тут очутиться, надо побывать на операционном столе или переболеть какой-нибудь болезнью. Как по мне, то лучше быть здоровым и дышать уличной пылью, чем сидеть здесь в тени ухоженных деревьев, зная, что тебя в палате все еще ждут таблетки и уколы, а еще эта отвратительная больничная еда.

Мы сели на лавочку и, жмурясь от солнца, продолжили разговор.- Рит, я должна тебе кое-что сказать, но мне стыдно...- Глупости какие... Мы же сестры – тебе нечего стыдиться.

- Дело касается нашего переезда... Мне так страшно и совестно перед отцом, но я поняла, что не смогу без мамы, - на одном дыхании выпалила Настя. – Я сделала ужасную вещь с собой. Но когда я ее уже сделала, я поняла, что меньше всего на свете хочу умирать! По крайней мере, не извинившись перед мамой...- Ты не виновата перед ней ни в чем! – воскликнула я, вспоминая свои личные обиды, которые до сих пор держались в голове после обвинений нашей матери тогда в больнице. – Я не собираюсь настраивать тебя против кого-либо, но твоей вины нет. Ты ребенок, а мы, трое взрослых людей, не смогли тебя уберечь и поддержать...- Ты кое-чего не знаешь... – Настя посмотрела на меня взглядом, полным печали.

- О чем? Не молчи, пожалуйста!

- Ты была в университете в тот день. Мама вышла к соседке, а я взяла телефон и набрала номер этого Генриха. Я накричала на него, просила оставить маму и нашу семью в покое, я проклинала его за все, что он сделал. И мама как раз в этот момент зашла домой. Мы поругались. Сильно поругались. И тогда я сказала ей, что ненавижу ее и попросила уехать, как можно скорее... Поэтому она не приезжала так долго из Астаны.

От шока, который я испытала, я разве что не упала с лавочки.- Что?- Видишь, я так виновата... И я рада, что ты спасла меня! Я очень многое переоценила, хоть и путем таких жертв! – Настя всхлипнула. – Мне нет оправдания, я знаю, прости меня, если сможешь за твою почку. И вообще за все! Я уеду с мамой в Германию. Она меня простила, хоть я и не заслуживаю этого...

Значит, мама не возвращалась, потому что Настя требовала этого? Теперь я понимаю мамино состояние, когда я сообщила ей, что случилось. Она ведь, наверняка, думала, что это я настраиваю Настю против нее. Может она пыталась сделать лучше? Уйти, когда гонят, чтобы лишний раз не напоминать о своем выборе... А сестра остыла и испугалась, что обидела маму до глубины души. Нашла таблетки, решив, что это единственно правильное решение – убить себя. Но вместе со своим здоровьем, она забрала и мое, и...- Если ты переживаешь за отца, Насть, то его отношение к тебе не поменяется, с кем бы ты не осталась. Мое тем более, - я сцепила руки в замок и до боли сжала пальцы. Мне захотелось закончить этот разговор, он причинял мне боль, расставляя все на свои места.

Мама вполне справедливо себя вела, если, конечно, смотреть с ее стороны. Я бы тоже психанула, если бы моему будущему мужу наговорили всяких грубостей, а потом меня саму послали куда подальше. Даже если это сделал мой собственный ребенок. Даже если по моей вине. Но с другой стороны, есть такая вещь, как ответственность. Особая, материнская ответственность. Ее нельзя осознать намеренно, прочитать о ней, посмотреть видео урок. Это чувство приходит с первой задержкой, с первым толчком, с первым криком ребенка. И с того момента ты хранительница своего малыша, чуткая, с нерушимой любовью, которой пропитано все твое существо, и каждая клеточка в тебе принадлежит твоему ребенку... Пусть я, ставя в укор матери ее отсутствие, сама являюсь чудовищем, но моя ответственность все равно пришла. И я твердо знаю, что пока мать нужна своему чаду, она не смеет уходить. И я никогда не прощу себя.

- Рита, тебе снова плохо? – всполошилась Настя, заглядывая мне в лицо. Как же мне хотелось убежать. Не видеть никого. Не слышать.

- Да, Настюш, у меня, кажется, давление упало.

- Давай я сбегаю за врачом?- Нет-нет, сиди, - одной рукой я набирала номер отца. Где же они?- Пап! – воскликнула я, услышав в трубке его голос. – Вы где?

- Мы тут! – папа появился со стороны главного входа в больницу, а за ним шла мама, робко поглядывая на меня. Скорее всего, она прекрасно знала, что Настя мне все расскажет. Может, она сама ей посоветовала это сделать, чтобы немного изгладить свою вину передо мной. Но говорить что-то она не будет, тем более слова извинения. Я ее слишком хорошо знаю. Она не решится на откровенный разговор по душам. Это будет слишком тяжело, признать, что ты виновата во всем, что случилось. Но мне и не нужны ничьи извинения. Я просто хочу, чтобы от меня все отстали, я хочу, чтобы эта семейная драма, наконец, закончилась, хочу забыть все. Лишь один вопрос остался для меня нерешенным – хочу ли я теперь уехать? Я окинула взглядом небо, дома, людей - все, что только могла увидеть. Здесь и думать нечего...